– Посмотри, Марьяна! Посмотри сюда! – тихо прошелестел чей-то голос рядом со мной.
Я встрепенулась, прогоняя тяжкие мысли, и оглянулась в поисках источника звука. Я все еще была у озера. Лодка, где сидели мои однокурсники, причалила на противоположном берегу, а этот берег, где стояла я, сейчас пустовал. Пятница, как-никак, многие адепты разъехались по домам до воскресного вечера или утра понедельника.
– Марьяна, загляни в прошлое! Оно ждет тебя! – снова прошептал голос, и на этот раз я смогла определить, что звук идет со стороны озера.
«Что-то в последнее время эти голоса становятся постоянными гостями в моей жизни» – тихо проворчала я и подошла к кромке воды. Села на большой валун и посмотрела на свое отражение.
– Смотри, Марьяна, смотри. Ты должна знать, – прошептал таинственный голос у воды.
Мое отражение подернулось рябью, исказив зеркальную реальность, и вместо себя я увидела беспроглядную тьму, словно гладь воды превратилась в ночное безлунное небо, что стремительно окружало меня. На миг я потеряла ориентиры, ничего не видя, но через несколько секунд тьма рассеялась, и я увидела речку, петлявшую через опушку леса, и вековые сосны, пронзающие верхушками пасмурное небо.
– Да уж, вот так полет выдался в этот раз! Еле отбились, благодаря твоему дару! – услышала я рядом с собой чей-то голос, явно принадлежащий молодой девушке и будто смутно знакомый.
Обернулась и забыла, как дышать. Горло сдавило спазмом, а сердце ухнуло куда-то вниз, словно в пропасть.
– Мама, – сорвался шепот с моих губ.
Без сомнений, передо мной сейчас была она вместе с Элоизой – мамой Делайла. Они выглядели непривычно для меня – с короткими стрижками и в советской, изрядно потрепанной и даже кое-где подпаленной военной форме. Широкие штаны, пошитые явно для мужчины, держались на тонких талиях за счет туго затянутых ремней. Такими я видела их на старых земных снимках, и чаще всего рядом в кадре были самолеты. Но за те годы, что отмеряла мне жизнь под материнским крылом, я запомнила их с подругой совсем другими – длинноволосыми и в платьях по моде Эсфира. Я, на миг позабыв, что это лишь видение, подбежала к маме, но мои руки прошли сквозь нее, ощутив бесплотную пустоту.
Слезы упали на щеки, и я ощутила, как горько заныло где-то в области сердца – там, где потери навсегда оставили неизбывные шрамы и незаживающую тоску. Сдавленное спазмом горло мешало сделать полноценный вдох, но я напомнила себе, что нахожусь здесь неспроста и нужно взять себя в руки. Но как же сложно оказалось видеть живыми тех, кого уже не было с нами целые годы! Сердце полнилось печалью по безвозвратному, и эта печаль все бежала и бежала влажными дорожками по щекам, а я наблюдала, как мама с Элоизой умывались водой из реки, опасливо озираясь. Мама настороженно прислушивалась, так знакомо наклонив голову. Я тоже прислушалась и уловила голоса где-то в нескольких километрах.
– Слышишь что-нибудь? – тихо спросила у нее Элоиза.
Мама в ответ кивнула.
– Вон оттуда, к северу, слышны выкрики. – Она показала рукой направление.
– Немцы или наши? – решила уточнить Элла.
– Немцы, чтоб им пусто было, – злобно рыкнула мама. – Самолеты нам угробили, сволочи!
– Хорошо хоть, сами живы остались! Главное, теперь бы до своих добраться, – с жаром промолвила Элоиза.
– В том-то и вся загвоздка, что если идти напрямик, то фрицы как раз на нашем пути, – посетовала мама. – Придется сильно отклониться к востоку, чтобы не столкнуться с ними. Если бы точно знать, что среди них нет Одаренных. Но мы не можем этого знать, а потому придется быть осторожней. А ради этого мы вынуждены пойти более длинным путем.
Мамина подруга шумно выдохнула, устало покачав головой.
– Как же я устала, Боги, как устала!
– Что, прям невмоготу уже идти? – забеспокоилась мама. – Прости, я со своей лисьей выносливостью подзабыла, что у тебя-то ее нет. Давай тогда тут в овражке схоронимся под ветками да отдохнем пару часов. А как завечереет, снова выдвинемся в путь.
– Да я в общем говорила. О войне этой проклятой, – пояснила ей Элоиза. – Такое тягостное чувство порой, что ни конца ни края этому не видать.
– Когда-нибудь и у этой войны наступит край, – философски рассудила мама. – И мы доживем до этого дня, точно доживем! Главное – верить в это. Вера огромную силу имеет.
– Дойти бы до самого Берлина. До самой цитадели зла! – с мечтательной улыбкой промолвила Элоиза.
– Непременно! – с жаром поддержала мама подругу. – Мы с тобой еще увидим поверженный Рейхстаг, я тебе точно говорю!
– А потом начнется мирная жизнь без войны, – все так же мечтательно промолвила Элоиза. – И, милостью Богов, мы с тобой еще наденем подвенечные платья. Молочно-белые, как лепестки цветов адьяны, что распускаются на склонах гор в княжестве Ривэрейн. С нежным кружевом и жемчугом, легкие и воздушные, как утренние облака над озерами. Будет много гостей, храмовые колокола на закате будут звонить на всю округу…
– А фата у эсфирских невест есть? – полюбопытствовала мама.
– Конечно, есть! – воскликнула ее подруга. – В храм Солнца и Луны невеста в день свадьбы должна войти с покрытой головой.
– Тогда я хочу фату длиной до самых пят! – с восторгом провозгласила мама. – И чтобы тонкое кружево по кантику…
Вдруг девичьи мечтания прервал резкий звук пулеметной очереди, раздавшийся там, откуда доносились обрывки фраз на немецком. Девушки испуганно притихли, и нечаянное волшебство момента оказалось разрушенным.
– Так, что-то размечтались мы с тобой не к месту, – сказала мама, понизив голос. – Давай-ка мы пока повременим с привалом и отойдем еще подальше.
– В деревню, думаю, все же лучше не заходить, – рассудила Элоиза.
– Да, лучше так же по лесу идти, – согласилась мама и, снова зачерпнув ладонями речную воду, плеснула себе в лицо.
Потом резко вскинулась, повела носом из стороны в сторону, словно учуяла что-то.
– Человек где-то совсем близко. Пожилой, – сообщила она тихо.
Я оглянулась и заметила старенькую бабушку, идущую к нам. Я затруднялась определить ее возраст, потому как на Эсфире, где жители не были знакомы со старением, все бабушки выглядели, как молодые девушки, которым максимум двадцать пять лет.
Пожилая женщина подошла к нам, но раз уж я была здесь гостьей, в этом отрезке прошлого, которое мне решили свыше показать, бабушка смотрела сквозь меня.
– Девчата! Солдаты, что ль? Красноармейцы? – спросила удивленно она, подслеповато щурясь и разглядывая девушек.
Мама с Элоизой закивали.
– Да вот, подбили нас фрицы со своих «Мессершмиттов», – пояснила старушке мама. – Как воронье окружили нас. Думали, что все уже, прикончат. Но обошлось. Только вот боевые наши птички сгорели уже на земле.
– А вам удалось выбраться? – пораженно выдохнула старушка и всплеснула руками.
– Еле удалось, если уж быть честными, – ответила хмурая Элоиза. – Но спасибо, что сами живы остались.
– Вот это и самое главное, – веско заметила женщина. – Что живы остались и руки-ноги целы. Мы всей деревней наблюдали, как кружили эти изверги над вами. Смотрели, смотрели, и аж сердце у всех замирало! Потом два столба дыма увидели и подумали, что все-таки достали вас немцы. Как же вам теперь к своим попасть?
– Да вот так и попасть – ножками, – усмехнулась Элоиза. – Мы уже сутки по лесу идем.
– Да мои ж вы ласточки! Поди, совсем из сил выбились! – снова всплеснула старушка руками. – Идемте, я вас молочком напою, да картошка у меня с хлебом. И даже сала немного имеется. Невестка моя еще солила, перед тем как на фронт уйти. А нынче и свиней нет, немцы в деревню как зашли, так всех себе и забрали, чтоб им подавиться. Идемте!
– Нам неудобно объедать вас, – попыталась вежливо отказать мама.
– Идемте! – с нажимом промолвила старушка. – Как раз и поговорим. Я не просто так сюда шла. Знала, что вас встречу.
И, развернувшись, бабушка поманила Элоизу с мамой за собой. Те удивленно переглянулись и пошли следом. Я шла рядом, разглядывая женщину. Пестрое летнее с запа́хом платье простого покроя, седые волосы убраны под светлый платок, лицо покрыто морщинами, светло-голубые глаза смотрят внимательно и остро. Стоило мне взглянуть магическим зрением на пожилую незнакомку, как сразу стало ясно, что перед нами Одаренная – та, что рождена человеком, но имеет сильный магический дар. Судя по тому, как удивленно распахнулись глаза мамы и Элоизы, они тоже это увидели.
– Вон хата моя, самая крайняя у леса, – сказала старушка и показала на видневшийся неподалеку маленький дом – деревянный сруб, огороженный таким же деревянным частоколом.
Пока мы шли к дому старушки, девушки успели познакомиться с ней. Она сказала, что ее можно звать просто бабушкой Зоей. Ничего толком так и не поняв, я вместе со всеми вошла в дом, пропахший квашней и сухими травами. Хозяйка дома сразу усадила маму с Элоизой за накрытый стол, где их ждал чугунок с отварным картофелем в мундире, тушеные лесные грибы, свежий хлеб и несколько кусочков сала с мясной прослойкой. По глазам девушек было заметно, как они голодны.
– Ой, спасибо вам за такой царский обед! – воскликнула мама.
– Всех вам благ, бабушка Зоя, – тепло улыбнулась Элоиза.
А хозяйка дома тем временем поставила на стол три глиняных пузатых кружки, от которых шел аромат травяного чая и поднимался пар.