– Ты мне очень дорога. И я хочу всегда держать твою руку, – шепнул ей, и ее губы тронула улыбка.
Марьяна коснулась пальцами моей щеки.
– Мне так хорошо с тобой, – тихо промолвила она, и меня до краев затопила нежность.
Я потянулся к ней, желая получить долгий поцелуй, но нас прервал звонок кристаллофона. Звонила Эмилия. В сердце вновь всколыхнулось дурное предчувствие. Марьяна приняла сигнал.
– Мари… – голос Эми дрогнул. – Мне позвонил Мариус из госпиталя. Латиары больше нет. Она только что умерла.
Марьяна
Тяжелый гулкий звук траурных колоколов растекался по округе. Бом-бом-бом…
Для торжественных служб в храме Луны и Солнца пели колокола звонкие, как первая капель, переливчатые. А этот, расположенный в небольшой часовне у кладбища, монотонный и глухой, забирался под кожу, проникая до мозга костей, до дна души.
Бом! И по моей щеке в который раз катится слеза.
Бом! Тяжелый сладковато-землистый запах благовоний для заупокойных служб раздражает обоняние и угнетает.
Бом! Делайл, шедший в похоронной процессии позади меня с Эриком и Мариусом, погладил меня по плечу, стараясь ободрить.
Бом! Я сжала локоть Герды и судорожно вздохнула.
Бом! Рука Эмилии, державшая мой локоть с другой стороны, дрогнула.
Вечернее небо наливалось кровью багрового заката. Верный предвестник того, что скоро испортится погода. Ноябрь в Южной империи традиционно был месяцем дождей, и сейчас багряное небо словно напоминало об этом. Успеть бы похоронить Латиару до того, как хлынет дождь. Тяжелым ударам колокола вторил маленький глухой в руках верховного жреца, идущего впереди похоронной колонны.
По бокам от него шли ученики с лампадками на длинной веревке, источавшими густой дым, что стелился по дороге.
– Маленький колокол служит для души путеводителем, и она идет на его звук, – пояснил тихонько Мариус для Эмилии. – А дым от цветов – это дорога для души.
– Если наши души уходят в Небесный мир, то зачем душе покойного идти на кладбище? – недоуменно спросила Эмилия.
– Чтобы проститься со своим нынешним воплощением и отправиться на перерождение, – тихонько пояснила ей Герда.
Похороны – редкое явление для Эсфира. И поэтому, когда оно все-таки случалось, весь город погружался в траур. Смерть Латиары была овеяна ореолом страха, тревожной неизвестностью и ожиданием. Никто не понимал, отчего она умерла, ведь даже обследование, проведенное в госпитале под неусыпным контролем Мариуса, не дало никаких ответов. Появилось лишь больше вопросов. В крови девушки был обнаружен неизвестный микроорганизм, замешенный на магии, что-то вроде вируса, но совершенно неизвестного науке Эсфира. А это значит, что недуг ее поразил непростой, и причина болезни, которая привела Латиару к безумству и смерти, оставалась по-прежнему неизвестной. Хуже всего, что к вечеру того же дня, когда Латиары не стало, профессор Мариланни и магистр Лийсарран, еще находясь в больнице, почувствовали себя плохо. К тому времени они восстановились от ран, полученных от укусов Латиары, но Мариус, подозревая неладное, оставил их в госпитале под наблюдением. И не зря. Это и спасло город от новых укушенных жертв.
Все началось с головокружения и слабости, затем спутанность сознания, потеря ориентации в пространстве, боязнь яркого света и громких звуков. Больные никого не узнавали и ничего не могли о себе сказать, находясь в бреду. Лечение не помогало. И сегодня, в день похорон, мы не раз слышали вопрос как себя чувствуют лорд Лийсарран и леди Мариланни, да только ответ оставался по-прежнему один – все так же, без изменений. Не лучше и не хуже. Дурное предчувствие нависло над всеми, столица словно притихла в эти дни, оглушенная этими событиями. Неужели скоро улицы Альтарры вновь огласит траурный колокол? Нет, нет, нет, не думать об этом, не думать! Они должны выкарабкаться из этой болезни, должны!
От усадьбы семьи Дэнвер до городского кладбища нас привезли экипажи, потому что этот путь для пешей процессии был неблизкий, и сейчас после заупокойной службы в часовне мы шли к месту захоронения Латиары рядом с общей могилой ее родителей. По приказу Мариуса, как главврача госпиталя, тело Латиары после смерти было предано огню. Поводом для такого решения стала неизвестная болезнь. Хмурое небо пенилось сизыми дождевыми облаками, что висели так низко, будто желали зацепить крыши каменных усыпальниц. Остывший осенний воздух полнился запахом опавшей листвы, и это обостряло ощущение безысходности.
Все мои чувства притупились. Осталось лишь горе и до конца неосознанное чувство потери. И страх перед неизведанной болезнью, поразившей Латиару. Процессия подошла к месту погребения, и всеобщий фон, сплетенный из дрожащих вздохов и всхлипываний, стал громче. По моим щекам снова покатились слезы. Прощальные слова самых близких, заупокойные монотонные молитвенные напевы и слово главного жреца – о хрупкости жизни и счастья, о необратимости смерти и новой жизни, о том, как важно ценить каждый миг, дарованный нам Вселенной. Я громко всхлипнула, когда первые комья земли упали на крышку ящика с погребальной урной. Пальцы Делайла легонько сжали мои плечи – он стоял позади меня, словно боялся, что я сейчас упаду или оступлюсь.
– Ты будешь землю кидать? – тихо спросил он у меня.
– Конечно, – тихо ответила я и подняла горсть стылого чернозема.
Причитания и плач слились в одно многоголосье, и меня затопила безбрежная скорбь. По мановению руки двух гробовщиков бугор земли сдвинулся в сторону разрытой небольшой могилы, засыпая ее навечно. Следом с тихим шорохом на земляную насыпь легла мраморная надгробная плита. Подруги Латиары, среди которых была и Элинн, плакали навзрыд. Мне стало казаться, что этот бесконечный и пасмурный день, утонувший в хмуром небе и скорби, не закончится никогда. Ни-ког-да.
Настала очередь возложения цветов. Ярко-красные, пурпурно-черные и молочно-белые бутоны цветов легли на холодный светлый мрамор. Их цвет имел особый смысл и напоминал нам о вечном цикле бесконечных перерождений души. Красный – цвет жизни, пурпурно-черный – цвет смерти и белый – символ следующей жизни после перерождения.
– Вознесем же молитвы об ушедшей душе Латиары, мир ей и покой в чертогах Небесного мира. Да будет ее следующая жизнь длинней и счастливей, чем та, что завершилась. Воистину! – провозгласил жрец.
– Воистину! – повторили за ним сотни голосов, и отец Мавиар вместе с учениками нараспев затянул заупокойную молитву, к ним присоединился хор голосов.
Я вдруг осознала, как много здесь тех, кто пожелал прийти и проститься с Латиарой. Даже в часовне при кладбище не все поместились, хотя она не была маленькой. Добродушная, улыбчивая, словно несущая в себе солнечный свет – такой Латиара запомнилась всем. Ну почему в сложные времена всегда уходят самые лучшие?
Мы покидали кладбище, как вдруг гул голосов внезапно стих, и все, кто нас окружал, замерли, даже наши мужчины.
– Так, опять что-то происходит? – буркнула я и активировала огненные сферы в ладонях. Так, на всякий случай.
– Почему все замерли? – в один голос промолвили Герда и Эмилия и по моему примеру активировали атакующее заклинание с родными стихиями.
Тишина давила, а замершие, как статуи, участники похоронной церемонии заставляли ощущать иррациональный страх. Дуновение ветра принесло колючий холод, и в воздухе мелькнул крошечный кристаллик снежинки. Меня тут же охватило дежавю пятилетней давности.
– Эрик, ты слышишь меня? – Герда попыталась растормошить своего мужа, но он оставался неподвижен.
– Кажется, это снова знамение, – предположила Эмилия, и мы с ней согласились.
Левее от нас между двумя усыпальницами маленький пруд стремительно сковывало тонкой корочкой льда, и я уже знала, к чему это все. Нас ждало новое послание. Сердце дрогнуло, и холод сковал пальцы. Мы подошли к пруду. На наших глазах он полностью замерз за считаные секунды и покрылся тонким слоем инея, на котором уже проявлялись буквы. Теперь я их прекрасно понимала, потому, что знала язык Древних.
«Скорбные дни открывают скорбные времена», – гласила надпись.
Чувство страха вновь всколыхнулось в груди и холодом расползлось под кожей.
– О-о-о не-е-ет, только не это! – взвыла я, поняв смысл послания.
– Этого я и боялась, – призналась Эмилия и шумно выдохнула.
Миг – и лед растаял, словно и не было никаких надписей. Воздух снова стал теплее. В следующую секунду Делайл и Мариус позвали нас, удивившись тому, что мы ушли в сторону.
– Что вы там забыли?! – крикнул нам Эрик.
– Дни спокойные забыли, видимо, – проворчала Герда, и мы направились к нашим мужчинам.
– Что происходит, девушки? – спросил у нас Мариус, окинув нашу троицу внимательным взглядом.
– Как окажемся в экипаже, расскажем, – сказала Эмилия, и мы поспешили к воротам кладбища.
Вечером из госпиталя пришло известие о смерти Иденхарда Лийсаррана. На следующий день умерла профессор Мариланни.
Помилуйте нас Боги, что происходит?
Глава 14. Равнодушие
Поминальный обед, устроенный в таверне родственниками покойного Иденхарда, прошел в каком-то тумане. Мне до сих пор трудно говорить о нашем замечательном ректоре в прошедшем времени. Неужели его в самом деле больше нет? Сидя за столом, я мучила маленький кусочек поминального пирога с рыбой, не ощущая вкуса еды, да и толком есть ничего не хотелось.
Академия на три дня приостановила лекции. На следующий день после смерти Иденхарда вышел приказ императора: все взрослые жители империи должны сдать кровь на анализ. Повторения случаев заражения теперь боялись все. После посещения госпиталя мы с Гердой и Эмилией решили пройтись по книжным павильонам, чтобы хоть как-то развеяться от гнета последних событий. Нам очень нравилось атмосферное местечко «Кофе и книги», соединившее в себе книжный павильон и кофейню. В павильоне пахло новыми книгами, корицей и кофейными зернами. Мы побродили между полок, выискивая что-нибудь интересное, расплатились за купленные книги на кассе и прошли к одному из столиков кофейни, расположенному пока что еще на улице. Совсем скоро, может быть, даже завтра, летние площадки таверн, кофеен и закусочных закроются. Последние теплые деньки в столице еще создавали иллюзию, что сезон дождей и последующий за ним декабрь никогда не наступят, но вечерняя ощутимая прохлада давала понять, что не за горами холода.