– Ваше величество, когда, по словам оракулов, нам ждать появления «цветка небес»? – поинтересовался у нашего императора Мариус. – На сегодняшний день прогнозы весьма размыты, а данное событие, сами понимаете, отнюдь не рядовое.
– Предварительно, это произойдет на исходе февраля, в Лайоль – неделю борьбы дождя и солнца, – поведал всем нам Алмариан Второй.
– Значит, самая последняя неделя, – задумчиво промолвил Мариус и кивнул.
Обычно в период Лайоля все империи Эсфира, кроме Северной, жили в ожидании скорой весны, и в театрах проходили постановки с этой темой – борьба тепла и холода, в которой тепло в конце концов одерживает верх. Древняя многовековая традиция, дошедшая до наших дней. Когда-то эсфиряне считали, что таким образом они поскорее разбудят силы природы от зимнего сна. В Северной империи Лайоль проходил в конце марта.
– Приказ об усилении всех силовых структур в период приближения цветка небес уже составлен и подписан во всех империях, – сообщила всем императрица запада. – Мы, конечно, живем и дышим надеждой, что появление огненного цветка в небе сулит нам перемены в лучшую сторону, но… стоит быть готовыми к любым сценариям развития событий. Даже отнюдь не радужным.
С ней нельзя было не согласиться. На меня накатило удушающее чувство ожидания чего-то неизвестного и эпохального. Оно наполняло нутро свинцовой тяжестью, мешая сделать полноценный вдох. Как будто должно случиться что-то очень значимое и настолько великое, что перед ним мы, бессмертные, – лишь беспомощные песчинки на ветру среди вековых барханов.
Совет императоров завершился, и мы сели в один большой экипаж. Я не ложилась спать две ночи подряд, и сейчас остро ощущала усталость и желание лечь в постель и зарыться в большое одеяло, хотя время было еще совсем детское – восемь вечера. И никаких празднеств. Никаких.
– Устала, да? – спросил у меня Делайл, ласково погладив по руке и внимательно заглядывая в глаза.
Я молча кивнула, разглядывая носки своих туфель.
– Ничего, сейчас дома у Лиаль с Джордано откроем портал в Дэльтарру, если хочешь домой к брату. Выспишься и завтра свой день встретишь отдохнувшей и с новыми силами. Ты ведь так и не дала отмашку всем, что будешь праздновать?
– Не дала. И не буду! Я не хочу отмечать завтрашний день, – сдавленно произнесла я. – Нет ни желания, ни настроения. Я отменяю празднование.
– Вот так пассаж, Мари! – удивился Делайл и все присутствующие. – Как так? Почему?
– Потому что не хочу, – отрезала я, отняв свою руку у него. – В империи творится невесть что, а я тут день рождения справлять собралась. В конце концов, мне не впервой не отмечать этот день.
Делайл вздохнул и сокрушенно покачал головой.
– Марьяна, мы с тобой прекрасно знаем, в какой период жизни это было. Очень горький и скорбный для нас период, и лично мне не хочется повторять что-то из того времени.
Я ничего не ответила на это. Уставилась на свои руки, лежащие на коленях, в надежде, что опущенная вуаль шляпки скроет те моря, что уже бушевали в моих глазах и грозились пролиться солеными потоками по щекам.
– Марьяна? – позвали в один голос меня подруги.
За эти три года, с тех самых пор, как мы стали Триумвиратом, мы будто сплавились воедино. Конечно, мы не одинаковы по внутренним качествам, и характер у каждой свой, но мы настолько выучили все особенности друг друга, словно были знакомы уже сотню лет, что с большой вероятностью могли предсказать настроение, поступки и поведение друг друга. И вот это самое чутье шептало мне, что сейчас мои подруги и соратницы в таком же унынии и растерянности, как и я.
А я как будто оказалась один на один с суровой и устрашающей данностью – мне надлежит убить настоящее жестокое чудовище, истинное порождение зла. Адаил, Адаэль, Ада-ал, Адаиллис – лишь несколько его имен из сотен, и все они – имена демона войны. Он бесконечно возрождается и каждый раз неизменно несет разрушения и смерть. На протяжении веков… А мы должны его убить. Убить того, кто убил миллиарды. И смертельно ранил Иллинторна – эльфа-нефилера, ставшего еще при жизни легендой. Должны. Но как же страшно думать об этом дне! Не так давно мне казалось, что до этой роковой встречи сотни лет моей жизни, а теперь… как будто этот день наступит завтра. Внутри меня разлился холод, мертвенный и колкий.
Соленые моря все же пролились из моих глаз, и я всхлипнула.
– Мне страшно, – все, что я смогла пролепетать сквозь всхлипывания и судорожные глотки дыхания.
Я уткнулась в плечо Делайлу, услышав вторящие моим всхлипывания подруг.
– Мне тоже очень страшно!
– И мне!
Вот мы и расклеились. Будто наш общий элементаль надежды и веры потерял свою силу и погас. Наши мужчины обомлели. Что-что, а отчаянно плачущими вместе в три голоса навзрыд они нас еще не видели. Делайл усадил меня к себе на колени и принялся мягко гладить по рукам и спине в попытках унять потоки слез. Он говорил со мной тихим, баюкающим голосом, будто пытался заговорить мое отчаяние, прогнать его.
– Мари, я прошу тебя, не плачь. Ты не одинока, я же говорил об этом не раз, ну что же ты! И я навсегда с тобой, навеки рядом! Ничего не бойся, я – твоя защита. Ну что мне сделать, чтобы ты перестала плакать?
– Ты просто устала, голодна и напугана. Хочешь, я сейчас дома приготовлю для тебя твои любимые равиоли с грибами и сыром? И тебе сразу станет лучше! – Я услышала, как Мариус воркует с Эмилией.
Эрик, решив, что Мариус идет верной дорогой, тут же пообещал Герде выполнить все, что она пожелает.
– А еще у нас остались песочные корзиночки, и в холодильнике есть все, что нужно для твоих любимых тарталеток с креветками. Я тебе сделаю их так, как ты любишь. Или рис с морепродуктами. Выбирай! Чего тебе хочется больше? А может, и то, и другое?
Делайл все еще пытался меня успокоить.
– У меня дома в Дэльтарре лежит замечательный, отменный кусок мяса. Я сделаю вкусный маринад, а потом запеку его на огне, как ты любишь. Только не плачь, хорошо?
В экипаже воцарилась тишина, которую нарушали наши судорожные вздохи. Но плакать мы перестали. Да и как можно плакать, когда любимые мужчины осыпают такими интересными гастрономическими предложениями? Я вдруг посмотрела на происходящее со стороны, и мне даже стало забавно – растерянные от женских рыданий, они пытаются остановить слезы обещаниями вкусно накормить. Да не абы чем, а едой, приготовленной ими собственноручно!
– Что, мальчики, решили сразу с козырей зайти, да? – со слабой улыбкой произнесла Эмилия.
– А что еще нам остается? – задался вопросом Эрик, все еще гладя ладони Герды. – Моя супруга всегда успокаивается, когда вкусно поест. И настроение у нее улучшается. Да, снежинка?
Герда вздохнула в ответ, кивнула и прижалась щекой к щеке мужа.
– Вот и отлично! По домам, и готовить вкусности! – усмехнулся мой нитар. – Выдохните, переведите дух после этих путешествий в тяжкое прошлое. Вам нужна пауза, передышка. И вы имеете на нее право.
– Боюсь, что не имеем, – возразила я.
– Имеете, – с нажимом в один голос произнесли наши мужчины, и это вызвало у нас с подругами слабый смех.
– Мари, так а что насчет дня рождения? Ты в самом деле намерена отменить праздник? – решила уточнить Эмилия.
– Да, – отрезала я без каких-либо сожалений. – Это мое окончательное решение.
– Очень жаль, – промолвила Герда.
– Не жалей, подруга. Шумно и с помпой отметим в следующем году, – заверила я.
Мне и самой хотелось верить, что это будет так.
Босые ступни утопают в пышном ковре из лепестков роз, источающих пьянящий сладкий аромат. Море лепестков простирается вдаль, и я иду по этому благоухающему морю. Розы здесь везде, и каких только нет – вьющиеся и кустовые, нежно-пастельные и насыщенно-яркие, с мелкими бутонами и крупными. Они растут повсюду – на клумбах, вдоль бордюров, вдоль каменных серых стен, и вьются по ним, оплетают арку, что виднеется впереди. Я с упоением вдохнула ароматный воздух, пропитанный розовой сладостью, и прислушалась к мерному жужжанию пчел, летающих над ароматными бутонами. По цвету неба, чистому от облаков, невозможно было понять, какое сейчас время суток – утро или вечер. Солнце то ли скрылось за горизонтом, то ли еще не выбралось на небосвод. Рассеянный свет проливался сверху, приглушенный и необыкновенный, как и цвет неба – сиренево-розовый, подсвеченный теплым золотым светом. Теплый воздух, наполненный ароматом цветов и жужжанием, подсказывал – я вижу май или самое начало июня.
«Всегда бы такие сны, – сказала я вслух. – И красиво, и приятно, и никаких тебе жутких знамений». Стоило мне только это произнести, как с небесной вышины обрушился оглушительный раскат грома такой силы, что я невольно вскрикнула. «Рано ты обрадовалась, Марьяна, рано», – сказала сама себе и оглянулась вокруг. Налетел холодный пронизывающий ветер, и стало стремительно темнеть. Вспышка молнии расколола небо яркими ломаными полосами. Ее ослепительный свет поразил меня. И тут…
Свет. Яркий, повсюду. Да что же это такое! Меня в самом деле ослепить хотят? Кроме света ведь ничего не видно! А потом пришло понимание, что вот прям сейчас на лицо мне падает солнечный луч. Он пробирается даже сквозь опущенные веки, будит меня, настойчиво возвращая из мира снов в реальность. Я проснулась на своей огромной кровати, глядя в потолок, на светлом дереве которого золотились длинные мазки утреннего света. Вот и настал этот день.
С двадцать первым днем рождения, Марьяна! Даже природа постаралась, и сегодня пасмурное небо наконец-то, впервые за две недели, озарил солнечный свет, превратив его в бездонный лазоревый купол, по которому путешествует солнце. В душе всколыхнулось нечто светлое и отрадное, и я мысленно порадовалась, что тревога и уныние отступили хотя бы сегодня. Вспомнила свой сон, мысленно перебрав все увиденные детали, и поняла, что в нем ничего знакового не было. Самый обычный сон, который мог привидеться кому угодно. Видимо, свыше еще помнят, что хотя бы иногда маг Триумвирата должен видеть и самые обычные сны. Красивые и одухотворенные.