– Я достойней, чем она, моя любовь, – нежно проворковала брюнетка.
– Не слушай эту мерзкую дрянь, я лучше нее в сотни раз, – напевно произнесла блондинка.
Обе такие красивые, такие сильные. Но… Должна остаться самая лучшая. Именно такая мне нужна.
Движения девушек становились все порочней и бесстыдней, а взгляды друг на друга кровожадней и злей. Эта их ненависть друг к другу в борьбе за меня заводила так, что в венах закипала кровь. Я, наклонив голову, смотрел попеременно то на одну, то на другую. И кажется, такое мое рассеянное созерцание их злило еще больше. Каждая хотела владеть моим вниманием безраздельно.
Новый взмах руки и возбуждающий прогиб спины. Девушки нечаянно столкнулись бедрами, и это случайное соприкосновение вызвало у обеих дикую агрессию. Они будто озверели, потеряв последние признаки разума, и с животным рыком накинулись друг на друга, стараясь причинить как можно больше вреда. Девушки катались по полу, нещадно молотили друг друга кулаками, царапались до крови и рвали волосы. Я с интересом наблюдал – кто же выйдет победителем из этой схватки? Блондинка или брюнетка? Как раз в этот момент темненькая оседлала светленькую и, схватив ее за голову, ударила об паркет. Но и блондиночка не промах – дотянулась до ножа около вазы с фруктами и воткнула брюнетке в грудь чуть повыше сердца. Та взвыла, упала на пол, и пальма первенства в поединке перешла блондинке, но ненадолго. Брюнетка все-таки изловчилась и смогла скинуть с себя светленькую, выдернула нож и полоснула им по шее соперницы. Раздался булькающий звук.
– Какая ты ловкая, – не смог я сдержать своего восторга. – Умница.
Моя искренняя похвала ее раззадорила, и, исторгнув из груди крик, больше похожий на звериный рев, брюнетка собрала последние силы и оторвала блондинке голову, швырнув ее в камин. Рубиновая кровь хлынула, заливая светлый паркет и бежевый ковер.
Брюнетка выпрямилась, победно хохоча. А потом бесстыдно и сексуально слизала кровь со своих изящных пальцев и, виляя бедрами, подошла ко мне. Ее рана на груди почти затянулась.
– Иди ко мне, красавица, – поманил я победительницу, показывая на свои колени.
Она закусила губу и довольно усмехнулась. А потом подалась ко мне, нагнулась и быстрым движением расстегнула пряжку моего ремня. Лизнула мои губы, и я потерял терпение. Поднялся с кресла, толкнул красотку на мягкий ковер. Капли крови на его светлом ворсе напоминали мне ягоды калины. Рядом лежало обезглавленное тело, но меня это сейчас не волновало. Победила сильнейшая. Все чего мне хотелось – взять эту великолепную женщину и владеть ее телом до полного изнеможения.
Глава 20. Горечь и страсть
Марьяна
После всех переживаний последних дней оказаться во сне вновь среди прекрасного благоухающего сада тысячи роз было очень даже приятно. Я медленно и с наслаждением вдохнула густой медовый аромат роз, витающий в воздухе, прислушалась к тихим шорохам и звукам природы – монотонному жужжанию пчел, легкому дыханию ветра, шепоту зеленой листвы. Солнце уходило за горизонт, и небо окрасилось розовым золотом.
Я бездумно и не спеша шла по мощенной гладким булыжником дорожке, и, вопреки тревогам и страхам последних дней, сейчас на душе царило умиротворение. Я понимала, что мир в моей душе установился ненадолго, но было так отрадно ощущать это благословенное спокойствие. Только Делайла не хватает рядом. Воспоминание о женихе породило грустный вздох. Уже почти неделю он безвылазно сидел в своем кабинете, работая над созданием такого нужного всем нам артефакта. Каждая империя жила в страхе перед неизвестной болезнью, которую нельзя было победить ни одним из известных нашей медицине способов. Мысль об этом наводила первобытный ужас.
Два дня назад умерла Алиора. Усилия целителей оказались тщетны, и вечером того же дня безутешный супруг забрал ее прах из госпиталя, чтобы похоронить в своем родном княжестве Майерхан в семейной усыпальнице. Какой бы ни была Алиора своеобразной девушкой, на это у нее имелись веские причины, но смерти она точно не заслуживала, тем более в такие молодые годы. Она ведь жизни не видела еще толком! В день ее смерти я думала о ее горькой судьбе и совсем коротком, оборванном счастье. И вновь с болью осознавала, сколь это счастье хрупкое.
Воспоминания о смерти бывшей одноклассницы возродили чувство тоски, и я с сожалением подумала о том, что ощущение умиротворения продлилось совсем уж недолго. Ровно до тех пор, пока я не вспомнила обо всем, что творится сейчас в моей жизни и жизни всей империи.
Опасаясь случаев повторного нападения и новых заражений, Совет императоров отменил все празднества, театральные постановки, балы и прочие массовые мероприятия. Еще никогда столица не была такой тихой в декабре, когда все уже жили в предвкушении Йоля, а артисты готовили зимние представления. Монархи и Совет потомков с нетерпением ждали результатов разработки Делайла, а я безумно за него переживала, потому что как никто другой понимала, что нести на себе чьи-то возложенные надежды – нелегкое бремя. Я безумно скучала по нему, и мне столько хотелось сказать ему нужных и важных слов, что я просто терялась в них. А еще я втайне боялась, что Делайла постигнет судьба тех, кто заболел первым. И от этой мысли тоска по нему становилась совершенно невыносимой.
Оказавшись около стены из плетистых роз, я вдохнула их медвяный аромат, провела рукой по бархатным лепесткам и закрыла глаза. Резкий раскат грома заставил вздрогнуть. В вечернем небе, акварельно-персиковом, разливались иссиня-черные краски ненастья. В один миг ощутимо потемнело, и я ощутила зудящее чувство тревоги. Новый оглушительный раскат грома, и я проснулась в собственной постели.
Утреннее небо заволокло грозовыми тучами, такими темными и низкими, что казалось – вот сейчас они зацепятся за башни Академии. Гроза в начале декабря? Совершенно небывалый случай для нашего климата.
– Там тебе письмо пришло порталом. От лорда Эксархидиса, – сообщила мне Лорин. – Кстати говоря, на нем метка отложенной отправки.
– Что-о? – удивилась я и вскочила с кровати, схватив письмо.
Уже два дня Александр находился в госпитале без сознания. Выходит, что он написал это письмо, еще будучи в ясном сознании? И что ждет меня в том письме? Дрожащими от волнения руками я разорвала конверт, в котором лежала записка и конверт поменьше. Я развернула сложенный пополам листок и прочитала первые строчки, не сдержав горестного стона. Сердце дрогнуло в груди, переполнившись сожалением.
«Леди Ирилейв, если вы получили этот конверт, значит, меня уже нет в живых. Но я прошу вас оказать мне маленькую услугу, так сказать, посмертную. Поверьте, вас она никак не обременит и не подставит. Слово «честь» для меня не пустой звук. Все, что от вас нужно – передать это письмо вашей подруге, леди Эмилии Инганнаморте, и желательно без свидетелей. Не беспокойтесь, уверяю вас, содержание письма никак не угрожает чести и достоинству вашей подруги, но мне хотелось бы, чтобы существование оного осталось тайной.
Заранее вам благодарен, Александр Эксархидис».
Сказать, что я удивилась, это ничего не сказать. О чем покойный лорд Эксархидис хотел поведать моей подруге? Боги милостивые, покойный… Как непривычно применять это слово к Александру! Просто ужасно, ужасно! Из всего Совета потомков именно он был самым приветливым, несмотря на солидный возраст, и нравился мне больше всех своей простотой и дружелюбным настроем.
– Мари, у тебя там что-то случилось? Я услышала твой возглас, – раздался голос Эми за дверью моей спальни.
– Мне пришло письмо. Для тебя, – ответила я, и Эмилия вошла в мою комнату. Следом за ней пришла Герда.
– От кого письмо? – поинтересовалась подруга. – Почему его не прислали сразу Эми?
– Письмо от Александра. И прислал он его мне с просьбой, чтобы об этом письме никто не узнал. Если б он прислал такое Эми напрямую, то есть риск, что письмо заметит Мариус, – рассудила я. – Это отложенная отправка. И Александр пишет, что если мне пришло это письмо, значит, он уже умер.
Повисло тягостное молчание. Герда горько вздохнула.
– Даже такой сильный вампир не смог победить болезнь. Что же творится!
– Боги милостивые, да что же это за напасть такая, которая даже сильных древних вампиров сжирает! – воскликнула Эмилия. – Дай-ка мне письмо, – попросила она и забрала у меня запечатанный сургучом конверт. Разорвала его и достала небольшой белый лист, на который ровными строчками с наклоном ложились буквы.
Мне было неудобно заглядывать в листок, и я, как и Герда, решила дождаться от подруги позволения посмотреть. Глаза Эмилии забегали по строчкам, и в уголках собрались слезы, судорожный вздох замер на ее губах. Ее лицо в этот момент посетило растерянное выражение. Затаив дыхание, мы ждали, когда Эми прочитает послание.
– Эмилия, что происходит? – спросила Герда.
Резко выдохнув, Эмилия отдала нам записку, а сама отошла к окну. Новый раскат грома заставил нас троих вздрогнуть. Мы с Гердой тут же принялись читать письмо, и я, признаться честно, обомлела.
«Милая леди Инганнаморте! Я все думал, как к вам обратиться – дорогая, уважаемая или еще как-то в подобном тоне, но потом пришел к мысли, что самое подходящее вам – именно милая. Вы такая и есть, сколько бы вам ни исполнилось лет, я уверен, вы будете так же подобны лучику солнца, теплому дуновению весеннего ветра, как и сейчас. Как и в тот день, когда я увидел вас впервые.
К величайшему сожалению, мир устроен так, что не всегда наши сердечные чувства взаимны. Все же за полторы тысячи лет я усвоил одну печальную вещь – даже при солидном возрасте и внушительном жизненном опыте наше сердце все же так и остается удивительно глупым и нелогичным. В тот вечер, увидев вас в доме Мариуса, я ощутил, словно меня пронзил в самую грудь солнечный свет, но еще не осознал, насколько это глубоко во мне поселится. Что-то было в вас такое, что неизбежно привлекало к вам внимание, приковывало взгляд.