Я прекрасно понимаю, почему Мариус, случайно повстречав вас на улице, уже не смог забыть. Вас невозможно забыть. Сотни лет одиночества никогда не проходят даром. Дни становятся похожи один на другой, совершенно неотличимы, и ты живешь уже по инерции, по привычке, но эта жизнь проходит мимо. Ты больше не ощущаешь ее вкус. Вы стали для своего супруга долгожданным глотком свежего ветра, всколыхнули застоявшуюся череду его дней… Я завидую Мариусу, но моя зависть совершенно лишена зла. Это добрая зависть. Ведь Мариус получил от судьбы поистине бесценный подарок. Ему несказанно повезло! Мне, к сожалению, такого подарка судьба не дала.
Я никогда не имел на вас виды, даже не думайте! Никогда не мечтал о том, чтобы, не приведи Боги, отбить вас у друга. Да и вы, уверен, не променяете своего супруга на другого мужчину. И все же, как бы я ни понимал, что вы не моя женщина и никогда ей не станете, моему сердцу было все равно. Ему и сейчас все равно, когда смерть уже хватает меня за горло. Я просто люблю вас и ничего не в силах с этим сделать. Останься я в живых, и вы ни за что об этом не узнали бы, я умею хорошо скрывать свои чувства, но… осознание скорой кончины поселило во мне желание открыться вам. Простите меня! Уж больно тяжкой оказалась на пороге смерти ноша безответной и невозможной любви. Смиренно надеюсь, что вы не проклянете меня за это безрассудное желание умирающего.
Я прощаюсь с вами, леди Инганнаморте. Оставайтесь всегда таким же теплым ветром. Берегите себя и будьте счастливы. Вы находитесь в надежных и верных руках любящего вас мужчины, который ради вашей улыбки перевернет весь белый свет. Пусть так будет всегда.
С самыми добрыми пожеланиями, Александр Эксархидис».
Дочитав послание, мы посмотрели на Эмилию. Она подошла ко мне и, забрав письмо, сложила его в несколько раз и убрала в карман платья. В ее глазах стояли слезы.
– Я хочу увидеть Мариуса, – промолвила Эмилия дрожащим голосом.
– Ты хочешь ему рассказать о письме Александра? – решила я уточнить.
– Нет. – Она покачала головой. – Не сейчас, позже. Не хочу таить это от него. Да и в поступке Александра нет ничего предосудительного, он ведь так и сказал, что не имел на меня никаких видов. И когда мы виделись, вел себя по отношению ко мне максимально корректно. Никаких заигрываний или флирта. Это очень благородно с его стороны. Александр прав – не всем судьба дарит такой щедрый дар, как родственная душа. Но нам с вами невероятно повезло. И я прямо сейчас хочу увидеть своего мужа и обнять его. Потому что мы не знаем, что нам завтрашний день готовит. И пока сегодня я хожу по земной тверди и мир вокруг меня не рассыпается на куски, я желаю сказать Мариусу о своей любви. И быть с ним. Со всеми этими событиями за последний месяц мы как будто отдалились друг от друга, погрязли в проблемах и суете. А я не хочу упускать ничего важного, связанного с нами. Есть здесь и сейчас. И в этом здесь и сейчас мне нужен Мариус.
Подруга вышла из комнаты и направилась к шкафу, где мы хранили верхнюю одежду.
– Сандра, мы едем домой, – объявила она своей питомице.
– А разве Мариус сейчас не на работе? – удивилась та.
– Он сегодня обещал приехать домой пораньше. Но я все равно напишу ему и напомню. Скажу, что безумно соскучилась. Вот просто до смерти.
Мы вместе с Гердой смотрели, как Эмилия надевает зимнее пальто и натягивает высокие ботфорты, и в моей голове и венах билось одно-единственное желание – точно так же поступить с Делайлом. Пока я об этом думала, Герда уже набирала номер Эрика на кристаллофоне.
– Ты еще в Школе мастеров? – спросила она, услышав голос супруга.
– Пока еще да, – ответил ей Эрик. – А что случилось?
– Ничего не случилось, – ответила Герда. – Мне просто очень нужно тебя… увидеть. Срочно, Эрик! Поторопись там, пожалуйста.
– Ох, вот оно как, интересно! – удивился муж подруги. – Хорошо, я через десять минут выезжаю!
Я проводила экипажи подруг под непрестанный рокот грома. Вновь набрала номер Делайла, но его кристаллофон упорно молчал. Мое настроение начинало портиться, в душе нарастала тревога. Портальное письмо, отправленное в его кабинет, осталось без ответа. Не случилось ли чего дурного?
Я прошла в административный корпус, где спросила у встреченных мной преподавателей, не видел ли кто профессора Даркмуна. Ответом мне было заверение, что он еще два часа назад куда-то отправился на своем экипаже. Вот куда он мог отправиться? Мог и в госпиталь, и к императору во дворец, и в наш дом, и еще бог знает куда. Демоны, ну почему же он не отвечает на звонки? К этому времени я уже потеряла покой и напоминала себе тигра в клетке. Завезла Лорин домой к Лиаль и Джордано, а потом решила ехать в наш дом. Мало ли, вдруг Делайл там. Ключи у меня уже имелись. На половине пути мне перезвонил Делайл. Мое сердце сорвалось в сумасшедший бег.
– Дел! Какого демона ты не отвечаешь? – громко возмутилась я, приняв звонок.
– Прости, янтарик, я занимался регистрацией своего артефакта и оформлял патент. А кристаллофон забыл на сиденье в экипаже. У меня получилось, Мари, получилось, представляешь? Мою разработку приняли, испытали и скоро начнут производить в промышленных масштабах. Алмариан решил, что лучше всем носить этот артефакт.
– Поздравляю. Всегда знала, что у тебя получится, – заверила я своего жениха. – Но я успела безумно перенервничать! Я еду к нам домой, жди меня там. Ты ведь сможешь?
– Я уже здесь, – сообщил Делайл. – У меня имелись кое-какие вещи в академических покоях, которые надо было перевезти сюда. Правда, я уже обратно в Академию собирался…
– Нет! – горячо перебила я. – Сиди дома и жди меня! И только попробуй куда-то уехать!
Путь до дома по опустевшим столичным улицам занял не больше пятнадцати минут, но все это время я провела как на иголках. В душе творилась какая-то эмоциональная вакханалия, тело охватило сладостно-мучительной истомой, и я уже в нетерпении топала ногой. Небесный грохот к этому времени утих, но небо еще больше набухло низкими тучами. Всю дорогу я беспрестанно думала. О судьбе Эсфира, о загадочной и страшной болезни, перед которой мы оказались бессильны, о нас с Делайлом, о возрождении Адаила, о самой главной битве моей жизни, которую я могу не пережить.
Думать о собственной смерти оказалось невыразимо страшно, но еще страшней мне было представить, каково будет Делайлу, если меня не станет. Я всегда гнала прочь из головы эту невыносимую мысль, бежала от нее, понимая, что однажды настанет момент, когда мне придется посмотреть правде в глаза и дать честный ответ самой себе. Каково ему будет потерять меня? Вновь лишиться близкого и родного? Если меня не станет, Делу снова придется пережить эту боль. И я не понаслышке знала, как это мучительно и горько. И вновь ему нужно будет учиться жить в новой для себя реальности. Мысль о том, что ему придется переживать настоящий кошмар, если меня не станет, пугала больше, чем моя собственная смерть.
Собственный громкий всхлип выдернул меня в настоящий момент. Поглощенная грустью и тоской, я даже не заметила, что экипаж колесит уже по соседней с нашей улице. Достала из сумочки бумажный платок и зеркальце, чтобы поправить макияж. Я вновь отогнала от себя грустные мысли. Кто знает, а вдруг нам повезет остаться в живых после битвы? Но, как бы ни сложилось будущее, прямо сейчас мне нужен мой Делайл. Целиком и полностью. Пока жизнь дает нам шанс быть вместе, его не стоит упускать. Уже через три дня состоится наша помолвка, и это прекрасный повод для радости.
Наконец, оказавшись на месте, я загнала экипаж во двор, где меня уже встречал мой жених. Я открыла дверь экипажа и буквально выпорхнула оттуда к нему в руки. Мы замерли в объятиях друг друга, сплетаясь руками и взглядами, утопая в глазах друг друга. Я ощущала неистовое биение его сердца под моей ладонью, впитывая в себя черты любимого лица – глаза грозового цвета, прямой нос, волевой подбородок и жестко очерченный контур чувственных губ. Недельная щетина невероятно ему шла, делая лицо еще более взрослым и мужественным.
– Марьяна! Я так соскучился! – промолвил мой жених, так же блуждая взглядом по моему лицу. Подушечкой большого пальца он очертил мою нижнюю губу, и этот жест усилил мое внутреннее томление и чувственный трепет.
– А мне стало казаться…Казаться, будто ты порой избегаешь меня, – вымолвила я дрожащим голосом.
Дел внимательно и изумленно на меня посмотрел.
– Ты чего, Мари? Нет, я не избегал тебя! Как ты могла даже подумать об этом? Так вышло, понимаешь? Я боялся причинить тебе вред и хотел как можно скорее завершить артефакт. Чтобы быть спокойным рядом с тобой и знать, что не представляю для тебя опасности. Прости, если тебе в этот период было одиноко!
Я ничего не ответила. Просто потянулась к его губам, лизнула их, срывая с них судорожный хриплый вздох, а потом втянула, облизывая, лаская и пробуя на вкус. Делайл, как и всегда, был ароматным и вкусным. От него пахло летним лесом, свежестью и дождем. А еще чем-то диким и необузданным, пьянящим.
– Идем в дом, – произнес Делайл, прервав наш поцелуй.
От его слов и взгляда меня окатило жаром предвкушения. Мы миновали крыльцо, затем холодный коридор и оказались в полутемной прихожей, где тускло горела одна-единственная лампа на комоде. Делайл скинул на пол расстегнутое пальто. Подошел ко мне и принялся судорожно высвобождать из петелек деревянные пуговицы моего. От его торопливых движений и нетерпения во взгляде моя кровь воспламенилась и понесла по венам тягучее и жаркое чувство, которое мне доводилось уже испытывать, когда мы оставались с ним наедине.
– Я так истосковался по тебе, – признался он, и его хриплый баритон зажег искры под моей кожей. Сладко закружилась голова.
Делайл избавил меня от пальто и вжал в себя, беспорядочно гладя руками мое тело – спину, талию, бедра, ягодицы. Его губы накрыли мои, язык проник внутрь, лаская и пробуя меня на вкус, а потом Дел лизнул мои губы и снова углубил наш поцелуй. Такой порочный, жадный, несдержанный, сметающий последние мои преграды перед мыслью, что я хочу его прямо здесь и сейчас. Настойчивый поцелуй кружил голову, умелые руки исследовали мои изгибы, и мы потихоньку пятились, пока я не ощутила спиной шкаф. Коленом Делайл развел мои ноги и вжался между них, пригвоздив меня к этому шкафу. От ощущения крепкого, сильного мужского тела я совсем разомлела и поддалась голосу страсти, что шептал и шептал настойчиво совершенно бесстыдные желания.