– Я уверен, что самые приятные сюрпризы судьбы нас еще впереди, – заверил я свою невесту и, приподняв ее, закружил.
Марьяна
Скупой зимний луч мазнул розовым светом по крышам домов и скрылся за снежными облаками, пленившими небо в час заката. Снова собирался снег, и его первые вестники – мелкие снежинки – уже витали в воздухе, когда мы еще собирались ехать к храму Солнца и Луны.
Серебряный звон колокольчиков, что служили оберегами от злых духов, разносился по двору. Одетая в традиционное обрядовое белое платье, вышитое по краям красными рунами, я с волнением выглядывала в окно, с минуты на минуту ожидая появления Делайла. Сердце неистово колотилось в груди, на щеках разливался лихорадочный румянец, и я от волнения то и дело теребила многочисленные браслеты из камней-талисманов. Как же я ждала этот вечер! Взгляд упал на портретный снимок мамы и папы, сделанный из фронтовой фотографии в день их свадьбы. Мои родители, как и родители Делайла, поженились во время войны, прямо между боевыми вылетами. А со снимка на меня смотрели двое бесконечно влюбленных бессмертных, чье бессмертие могло оборваться в любую минуту, и все же, несмотря ни на что, их глаза излучали такое безбрежное счастье, будто и нет вокруг них ни войны, ни смерти. На обратной стороне снимка маминой рукой была написана строчка из стихотворения Юлии Друниной – ее любимой поэтессы – «Лишь любовь давала людям силы посреди ревущего огня…»
Сердце сжалось, и перед глазами все поплыло. Я медленно выдохнула, обмахивая веером лицо. А потом вернулась к окну, услышав радостные возгласы. Серебряные колокольчики заголосили еще неистовей.
Из окна моей спальни парадная часть двора была видна как на ладони, едва Делайл вошел в открытую калитку, как его взгляд тут же метнулся к заветному окну, и наши взгляды схлестнулись. Внутри меня всколыхнулось сладостное, маетное и жаркое…
– Марьяна, спускайся скорее, Дел уже на пороге! – крикнул мне с первого этажа Джордано.
– Иду! – ответила я дрогнувшим голосом и поспешила вниз.
На языке все еще ощущался привкус сиропа из мяты и черной розманны для успокоения. Из прихожей донеслись приветствия, и сейчас Делайлу надлежало обменяться с главой семьи традиционными фразами, прежде чем его пустят ко мне.
– И зачем же к нам пожаловал благородный лорд? – спросил мой брат.
– За половиной своей души, – заявил Делайл.
– Ах, вот оно что! Ну, проходи, забирай, да беречь обещай! – ответил Рейнар, пропуская моего жениха в гостиную, где я уже ожидала его появления.
Делайл раскрыл в руках белый палантин и посмотрел на меня. На его чувственных губах играла еле уловимая улыбка.
– Я, Делайл Даркмун, при свидетелях заявляю свое желание и право взять тебя в жены, Марьяна Ирилейв, и клянусь оберегать и защищать. Согласна ли ты?
– Согласна, – ответила я, и палантин покрыл мою голову, плечи и спину.
Рука об руку мы вышли во двор и двинулись к экипажу по живому коридору из гостей, звеневших колокольчиками нам вслед. Когда началась церемония ами-анитари в храме, снежные облака разразились белыми хлопьями. Там, на улице, воцарилась зима, а в храме горели свечи, и цветы, расставленные повсюду, источали весеннее благоухание. Храмовый хор вместе с главным жрецом возносил молитвы Богам о мире, любви и гармонии, прося благоденствия для нашей пары.
Мои руки немного дрожали, когда я поднесла к губам сладкий напиток, едва тронутый до этого Делайлом, и он, заметив это, заботливо придержал мне бокал. Каждое пересечение наших взглядов отзывалось во мне звездными вспышками под кожей, каждое касание будило восторг, переполнявший сердце до краев, и мне уже казалось, что в нем распустились алые розы. И дорога к сердцу алая-алая, из лепестков. И знает о ней только лишь один мужчина, что стоит сейчас напротив меня.
Торжественный звон колоколов уносился ввысь, теряясь в снежной круговерти, и на город опускалась бархатно-синяя ночь. Ночь, когда мы стали еще ближе. Ночь, когда дворцовые оракулы оповестили, что появление цветка небес произойдет раньше.
Глава 22. Когда оживают кошмары
Марьяна
Утомленные празднеством, мы с Делайлом смогли уснуть, только когда солнце уже поднялось из-за гор. Пока проводили гостей, пока привели себя в порядок, а там… Делайл просто не дал мне сразу уснуть. Впрочем, я и сама была совсем не против.
Так мы и проспали весь день, проснувшись уже на закате. Красное зарево заходящего солнца подсветило багрянцем снежный покров и разлилось по небу розовым золотом. Восточная сторона неба наливалась синевой, и там уже загорались первые, пока еще блеклые звезды. Мне отчего-то нестерпимо захотелось прямо сейчас выскочить ненадолго на улицу, чтобы увидеть эту красоту, стать на миг ее частью, попав в этот чарующий отсвет заката. Потянувшись, я встала с кровати и побрела к комоду с вещами обнаженной.
– Это провокация или предложение продолжить наши утренние забавы? – услышала я голос Делайла за спиной.
Обернулась и натолкнулась на горящий желанием взгляд, что ощупывал меня с головы до ног. Каждый мой изгиб, каждую выпуклость и впадинку. Ничуть не стесняясь своей наготы, я повернулась в профиль и чуть прогнулась в спине, посчитав, что так мои изгибы выглядят еще соблазнительней, подсвеченные закатным заревом.
– Просто мой замечательный будуарный пеньюар и халатик пострадали в неравной схватке с тобой и теперь нуждаются в некотором ремонте… – промурлыкала я и достала из комода простое домашнее платье.
– Может быть, не стоит одеваться? – предложил мой жених, не сводя с меня голодного взгляда.
– Я хочу выйти на террасу буквально на пять минут, – ответила я.
– А если я никуда тебя не пущу и попытаюсь сейчас затащить обратно в постель? Сними это платье, – вкрадчиво произнес Делайл.
– Еще чего! – с хохотом ответила я, и открыв дверь, выбежала на террасу босиком.
Легкий морозец тут же ущипнул меня за щеки, забрался по голым ногам, но я, как и любой оборотень, могла долго находиться на холоде, и это не грозило мне болезнью. Хотя ощущение студеных плит пола нельзя было назвать приятным.
– Ах ты негодница, не пытайся убежать! – крикнул мне вслед Делайл, в спешке натягивая широкие домашние брюки.
Я рассмеялась, схватила старый клетчатый плед, завернулась в него и, встав на деревянный парапет, спрыгнула вниз, легко приземлившись со второго этажа в пушистый сугроб. Рядом тут же приземлился Дел, и я с хохотом рванула от него к веранде, бросив снежком наугад – попаду или нет? Попала!
– Я тебя покусаю! – пригрозил он и ускорился, пытаясь меня нагнать.
И нагнал. И повалил в сугроб. А потом придавил своим стальным, мощным телом, вздернув мои руки над головой. Удерживая мои запястья одной рукой, другой Делайл торопливо распускал шнуровку платья на груди. От его прикосновений пылала кожа и дыхание сбивалось с ритма. Сдвинул ткань, бесстыдно оголив мою грудь, и лизнул кожу, посылая по моему телу дрожь предвкушения. Горячие губы покрывали ложбинку декольте и окружности грудей поцелуями. Его губы то порхали невесомыми прикосновениями, то с жадностью обхватывали напряженное навершие, тянули, посасывали, и с моих губ срывались стоны наслаждения, воспаряя ввысь вместе с паром изо рта. Тело наливалось тягучей истомой, невыносимо хотелось его прикосновений, ласк и проникновения – несдержанного, страстного, порывистого. Вокруг нас в багровых лучах задремавшего солнца пламенела зима, и снег казался багровым, и мы пламенели от огненной страсти, охваченные вожделением. Старый клетчатый плед, очень кстати оказавшийся под нами, защищал нас от колкого ощущения снега на коже.
Делайл отпустил мои руки, и я тут же принялась ласкать пальцами его напряженную спину. Он задрал подол платья, обнажив мои бедра. От его беспорядочных касаний болезненно-сладкое вожделение билось в моем теле, скручиваясь жгутом внизу живота, заставляя меня ерзать под тяжестью мужского тела и отчаянно желать большего. Желание затмевало разум, отсекало посторонние мысли, оставляло только одну – соединиться телами с этим мужчиной, разделив на двоих плотское блаженство.
Мы сдирали друг с друга одежду, не размыкая взглядов. Его глаза блуждали по моему телу, в них искрился восторг и восхищение, и кровь кипела от возбуждения. Дел положил ладонь на мой живот, побуждая лечь на спину и навис надо мной, вжимаясь между моих раскинутых бедер. Его короткий выдох вырвался облаком пара, Делайл резко подался вперед. Рывок до упора, толчок в бедра, и наш слаженный стон спугнул птицу с заснеженной глицинии. Выдох… Рывок…Вдох… Выдох… Рывок… Вдох, сплетенный со стоном. Мои пальцы вцепились в широкие мужские плечи, ноги прижались к его пояснице. Мы сплелись тесно-тесно. И снова рывок. Полустон-полурык вырвался из его горла, сливаясь с моим тихим стоном. Я подалась бедрами ему навстречу, желая еще большего слияния. Дел накрыл меня своим телом, прижался ко мне, впиваясь в мой рот с жадностью зверя. Мы дышали друг другом с упоением, терлись языками, глотая стоны друг друга, пока Дел раз за разом вонзался и вонзался в мое тело, вжимая меня в плед. Он двигался все быстрее, не давая мне опомниться от наслаждения, что расходилось по телу мучительно-невыносимой сладостью.
– Не жалей… меня, не… жалей, – вымолвила я между ритмичными толчками.
Дел, хищно улыбнувшись, придавил меня своей тяжестью, сильнее налегая, и движения его бедер стали еще яростней, безжалостней, подобные ударам. Я протяжно застонала, окончательно утратив связь с реальностью, забывая о том, где мы и что вокруг нас. Надо мной качалось небо, подернутое кровавым закатом. Сильные толчки выбили из меня все постороннее, осталось лишь невыносимое наслаждение, от которого хмелела голова и пылало тело. Мне до безумия нравилось целовать его тело, ощущать Делайла повсюду – на себе, внутри себя, ласкать его и видеть, как от этих ласк его взгляд туманится удовольствием, вдыхать запах его разгоряченной кожи – пряный, мускусный, запах сильного мужчины, в чьих руках я сгораю от вожделения и сладострастия, легко теряя голову. Он вздрагивал от моих прикосновений, и глухой, хриплый стон срывался с его губ. Мне так нравится слизывать эти стоны!