Дуновение теплого ветра ощутимо лизнуло щеки и нос. Я опустил глаза себе под ноги и не смог сдержать удивленного возгласа. На снегу алели розовые лепестки. И чем дальше от меня, тем их становилось больше, и они образовывали дорожку. Я ступил на нее, на миг задумавшись – а я точно поступаю верно? Но сомнения тут же были отброшены, и я прибавил шаг.
Дорога оказалась длинной. Я все шел и шел, лес не кончался, я петлял между деревьев, и казалось, что дороге этой не будет конца. А потом справа от меня возникло озеро, тихое и гладкое, как стекло. В его стоячих водах отражалось ненастное небо. А потом около берега тьма рассеялась, явив мне сидящее в старой лодке с веслом очень худое и, по всей видимости, высокое существо, похожее на очень бледную девушку. За ее спиной клубилась тьма, напоминавшая по форме крылья, длинные черные волосы струились вдоль тела, а белые склеры, лишенные радужек, смотрелись пугающе. Выглядеть так могло только одно существо – ангел смерти.
Сам того не осознавая до конца, я испуганно шарахнулся в противоположную от берега сторону.
– Ну уж нет, я не сяду в твою лодку, мне это не нужно, – пробормотал я себе под нос.
Голубая вспышка озарила пространство. Я изумленно посмотрел по сторонам – кое-где вдоль моего пути из лепестков белые сугробы пылали голубым магическим пламенем.
Со стороны ангела смерти послышался тихий, хриплый смех.
– Ах, какая огненная страсть! Такая неистовая, что даже снег пылает в мире Перепутья. Твоя огненная лиса и здесь напоминает о себе, зовет тебя, покоя не дает. И тебя, душу, бередит.
– Лиса? – удивился я, уловив в груди отголоски тягучей тоски. Тоски о ком-то. О ком-то важном и незаменимом. В памяти промелькнуло что-то родное и близкое, манящее за собой – тот самый запах роз, каштаново-рыжий неукротимый дым волос на ветру, летящий в лунном свете, заливистый смех и плеск воды. Озорной взгляд глаз, горящих янтарным пламенем…
Ничего не ответив ангелу смерти, я сорвался на бег, в надежде, что эта дорога цветов и огня окажется верной.
Марьяна
Со дня, когда Делайл впал в бессознательное состояние, прошло больше двух суток, наполненных тревогой и мучительным ожиданием. Я не отходила от Делайла, ловила каждый его рваный вздох, дрожание ресниц и едва уловимое шевеление пальцев время от времени. А еще разговаривала с ним так, будто он меня слышит. Говорила обо всем и ни о чем в отрадной надежде, что, может быть, там, где сейчас бродит его душа, Делайл меня услышит.
Он тяжело дышал, так, словно куда-то бежит, иногда что-то бессвязно бормоча. Я продолжала надеяться, что вот-вот сейчас мой жених откроет глаза и я увижу снова знакомый внимательный взгляд, доходящий до самого дна моей души, как проходит луч солнца сквозь толщу озерной воды.
Мариус взял у меня с утра анализ крови, который показал, что в моем организме отсутствуют вирусы или инфекции. Как и антитела к болезни.
– Даже антител к вирусу нет! Как будто вообще не было никакого укуса! – удивлялся Мариус.
Напрашивался вывод – меня неизвестная зараза не взяла. Почему? Возможно, помогла магия Триумвирата, но проверить это еще раз на практике мы не могли. Вчера вечером, так и не придя в сознание, умерла леди Эстери, и глубокой ночью ее дети забрали из госпиталя урну с ее прахом.
Маленькая Бригитта таяла на глазах – она уже не вставала, жалуясь на сильную слабость, почти что не просыпалась и отказывалась от еды. Если состояние Делайла оставалось стабильно тяжелым, без ухудшений, то младшая сестра Герды с каждым днем все больше и больше слабела. Все понимали, что происходит самое страшное, и это неотвратимо. Оставалась надежда, что Делайл все же придет в себя, ведь это будет означать, что кровь мага Триумвирата может победить загадочный вирус химеры. Только вот времени выяснить это, у нас, кажется, не остается. Как не было и возможности стопроцентно проверить выводы, к которым мы пришли.
Полчаса назад Мариус ушел с новой дозой крови Делайла, чтобы выявить появление антител к вирусу, либо… их отсутствие. Вот этого я боялась больше всего. Анализ крови Бригитты показывал, что в организме девочки этих антител нет, как не было и у тех, кто уже умер. Я с замиранием сердца ожидала результата анализа, и в нетерпении меряла шагами палату. У маленькой Бри оставался единственный выход – принять мою кровь. Тогда у нас возникла бы хоть призрачная надежда на чудо. Хуже все равно уже некуда, когда приходит ужасающее осознание, что умирает ребенок. Мариус взял у меня кровь, и сегодня же ее должны были дать Бригитте.
Хмурое небо давило сверху своей беспросветной серостью, улицы окутало густым туманным пологом, отчего город замедлился и замер в сонном мареве, овеянный меланхолией, ставшей в последнее время неизбывной. Не было теперь привычной предпраздничной суеты, оживленных улиц, разноголосого шума с обрывками смеха и веселья.
– И даже традиционных зимних украшений на общих улицах почти нет, представляешь? – говорила я Делайлу. – А те, которые все же вывесили, словно поблекли и совсем не разгоняют печаль. Мне они скорее напоминают о том, что в прошлом году в это время я жила в предвкушении тепла, уюта и праздничных чудес. А теперь же…
– М-м-м, Мари-и-и, – хриплый стон Делайла моментально оторвал меня от грустного созерцания улицы за окном и пригвоздил к месту около него.
– Дел, ты меня слышишь? Дел! – от небывалого волнения мой голос дрожал, и сердце сейчас, наверное, пробьет насквозь грудную клетку.
Но мой жених ничего не ответил, лишь нахмурился, часто и прерывисто задышал, мотая головой из стороны в сторону, его лоб покрылся испариной, и мученический стон, полный боли, сорвался с губ. Страх мгновенно взметнулся в крови, схватив меня стальными лапами за горло. Я с трудом сделала вздох и заорала о помощи. Мне казалось, что происходит нечто непоправимое, а я, находясь рядом с ним, даже помочь не в силах.
В палату тут же забежала дежурная медсестра, и бросив быстрый цепкий взгляд на Дела, нажала кнопку вызова реанимации.
– Помогите, – пролепетала я, в бессилии глотая слезы.
Делайла трясло крупной дрожью, как в лихорадке. В палате быстро появились еще одна медсестра, Мариус и его коллега, работавший вроде бы реаниматологом. Но сейчас я не помнила таких подробностей, да и вообще не помнила ничего, в мыслях стало пусто, остался лишь сковывающий страх.
Целители развернули каталку Делайла и вывезли ее в коридор.
– Куда его везут? Можно мне с ним? – спросила я у Мариуса на бегу.
– В реанимационный зал. Туда никому нельзя, кроме персонала. Посиди в комнате ожидания, – бросил он на ходу и ускорил шаг.
Я побежала следом, шепотом моля Священный Союз о пощаде.
Глава 24. Огненный цветок небес
Делайл
Мой путь оказался не близким. Совсем не близким! Временами нутро царапала тревога, и закрадывалась ужасающая мысль – а я точно иду именно туда, куда мне нужно? Это не обман? Но потом я слышал далекие отголоски тихого, мягкого, словно бархат, девичьего голоса, с которым прилетал по ветру аромат роз, и сомнения отступали. Это точно верная дорога! Однозначно верней, чем та, через реку забвения в компании с ангелом смерти.
Однако с каждым шагом я все больше ощущал, как подступает усталость, наливаются тяжестью ноги, и всерьез начал опасаться, что не дойду до конца пути. Что ждет меня там? Я узнаю, только если дойду.
Наконец, когда впереди рассеялся сизый туман, я увидел мутные очертания каменной арки, за которой маячил совершенно иной пейзаж, и, сцепив зубы, собрав последние силы, я побежал к ней.
Последний рывок! Под ногами больше нет мертвого снега! Только мягкий ковер из лепестков алых роз и опьяняющий запах весеннего сада перед грозой. И вокруг меня – прекрасный сад, плененный розами навеки.
Я открыл глаза. Глубокий вдох, с силой ворвавшийся в легкие, вызвал головокружение. Он пах больницей – медикаментами, бинтами и дезраствором. Фу! Ненавижу этот запах – я невольно сморщил нос. Яркий свет магической медицинской лампы, что нависла надо мной латунной громадой, неприятно резанул по глазам. Я тут же их зажмурил.
– А-а-ай! Тр-рейш! – выругался я, мысленно отметив, что слова давались с трудом, с хрипом вырываясь из пересохшей глотки. В сознание ворвались звуки – несколько слаженных вздохов с возгласом облегчения, и кто-то даже произнес «слава Священному Союзу, выкарабкался!»
Я принялся озираться по сторонам, оценивая обстановку – целители в униформе, светлая каменная плитка, латунная лампа надо мной, рядом стеллаж на ножках, на котором лежали на стерильной салфетке медицинские приборы вместе с медицинскими же артефактами. Постепенно приходило осознание – кто я есть и что произошло. Хотя последнее стоило бы уточнить.
– Дайте зеркало! – произнес рядом знакомый голос, и, повернув на звук голову, я столкнулся с тем, кого сразу узнал.
– Мариус! – прохрипел я.
– О, отлично, ты помнишь, как меня зовут! – ответил он удовлетворенно.
Перед лицом у меня возникло обычное зеркало в круглой тонкой серебряной раме, небольшое такое, с ручкой. В нем отражалось мое лицо – немного похудевшее и заросшее щетиной, стальные радужки и незначительные темные круги под глазами.
– Всем, кто длительное время находился без сознания, мы сначала даем посмотреть на себя в зеркало, – пояснила мне девушка в униформе медсестры.
– А себя помнишь? Имя? Фамилия? Сколько тебе лет? Какой сейчас год? – посыпались вопросы от Мариуса.
Ответы мгновенно вспыхнули в моем мозгу.
– Делайл Даркмун. Родился в княжестве Ривэрейн Восточной империи. Мне тридцать шесть лет. Сейчас должен быть семь тысяч пятьсот двадцать первый год от сотворения миров, – отрапортовал я, с усилием ворочая языком.
– Замечательно! – обрадовался Мариус и целители, стоящие рядом с ним, заулыбались. – Ты пролежал без сознания трое суток.