— Этот, — поспешно подтвердила я, чтобы прервать арию Понса. — Но кожееды… А если они не подчинятся?
— Никуда они не денутся. Тебе муза велела верить в себя или в сердце или что-то там такое. Вот и верь! Пока наш король отвлекает старуху, пускай эти жуки покажут, где проклятый орк. Других вариантов нет. Иначе какие мы с тобой герои?! — Белый сделал паузу, а потом добавил нехотя: — И уж постарайся сделать так, чтобы на мне больше никого не осталось.
Я понимала, что если и могу чем-то помочь Лейгарду, то обязана хотя бы попытаться. Слезла с пегаса, кивнула ему, и он принялся распевать несчастный вальс, который когда-то играл мне папа. Я же прикрыла глаза, представила, что любимый сейчас здесь, передо мной. Что мы с ним не в этом заболоченном лесу, а в прекрасном бальном зале, в роскошных нарядах. Играет оркестр, благоухают цветы, и Лей галантно склоняется, приглашая меня на вальс.
Кладет руку мне на талию, увлекает за собой. Мы кружимся, охваченные музыкой. Шаг — два маленьких, шаг — два маленьких… И я смотрю в его глаза, тону в золотом янтаре. Дыхание перехватывает, пульс нетерпеливо бьется в такт, разгоняется кровь, в животе разгорается пламя…
— Там-Тамиэль, глянь-ка сюда, гады ползут, нам вон туда, — пропел Понс на мотив вальса, развеяв радужную картинку.
Гады и впрямь ползли. Жуки-кожееды выстроились ровным строем, похожим на живую черную стрелку. И эта стрелка двигалась по земле, указывая путь.
— Не прекращай тан-танцевать! — нараспев предупредил Понс, но я и без него догадалась, что, если замешкаюсь, кожееды разбегутся, и потом мы их уже не соберем.
Вальсируя, я направилась вслед за омерзительными экскурсоводами. Стрелка из насекомых пересекла полянку, обогнула колючие заросли дикого шиповника и вывела нас к кроваво-красному болоту.
По крайней мере, выглядело оно, как место массовых убийств, и, лишь присмотревшись, я поняла: почва только кажется алой из-за невероятного обилия кровяники. Да там ягоды было больше, чем листьев! Я едва выискивала, куда ступить, чтобы не раздавить эти мелкие ядовитые плоды.
Вот он, очередной знак Терпсихоры. Воодушевившись, я закружилась в вальсе с удвоенным энтузиазмом, и мои старания не пропали даром: стрелка из жуков метнулась к большому трухлявому пню и скрылась под ним.
От неожиданности Понс замолчал, а я застыла.
— И это все? — озадаченно спросил белый. — Нет, я рад, что они отстали от меня, но…
— Тише! — Прижала палец к губам.
Мы оба замерли, вслушиваясь. Откуда-то из-под земли доносилось глухое мычание. Жуки издавать такие звуки точно не могли, а корову никто бы не стал прятать в сложном укрытии на ядовитых болотах.
— Орк, — рассудили мы с Понсом одновременно.
— И как бы нам его теперь достать? — аккуратно нагнулась и заглянула в дырку под корягой.
Возможно, ведьма установила хитрый механизм? Рычаг какой-нибудь или потаенную дверь… Музы, как же надоели эти головоломки!
— Отойди, — вмешался пегас. — Без грубой мужской силы тут никак.
И он со всей дури лягнул кочку. Сок кровяники брызнул во все стороны, я едва успела отскочить и плотно закрыть рот, чтобы ненароком не отравиться.
Коряга держалась крепко, но и мой славный пегас не был слабаком. Не зря Нарт усердно тренировал его и кормил всякими полезностями! После второго удара коряга пошатнулась, а после третьего вывалилась из лунки, как молочный зуб.
Под ней была глубокая яма. Я вызвала крылышки, подлетела — и чуть не завизжала от радости и ужаса одновременно. Внизу, под землей, метался орк. Щерился бешеным псом, обнажая красные десны, тянулся к нам костлявыми ручищами… Вот, кем надо пугать непослушных маленьких феечек, а вовсе не драконами! Если бы в детстве мне хоть раз показали такого орка, я бы не то что доедала кабачки с брокколи, я б еще и добавку просила.
— Нет, я все понимаю. — Понса аж передернуло от брезгливости. — Но зачем она его нарядила?!
— В смысле?
— Колье на него повесила. — Пегас кивком указал на серое чудище.
В яме было темно, и поначалу я не увидела никакого колье, и лишь потом, напрягши зрение, заметила тусклый отблеск золота. Присмотрелась — и ахнула. Амулет двуединости! Ведьма придумала идеальный способ сберечь его от воров, — даже самый отчаянный псих не рискнул бы отобрать побрякушку у этого сомнительного красавца.
— Давай так, — предложил Понс, когда объяснила ему, что это не просто украшение. — Я размозжу череп орку, а ты залетишь внутрь и заберешь.
— А если он нужен Лею живым? Вдруг с мертвого орка проклятие снять нельзя?
— Ну… Тогда у нас большие проблемы, — вздохнул белый.
— Именно так, — проскрипело сзади.
Опять Шумайя! Да как ей это удается? Подкрадывается вечно, будто призрак, хотя у нее нет ни крыльев, ни кошачьих лапок!
— Зря ты вернулась, феечка. — Рыжая неодобрительно покачала головой.
— Орк наш! — выпалил Понс, горделиво выпятив грудь. — Сдавайся, ведьма, ты проиграла!
Это он, конечно, поторопился. Старуха лишь небрежно рассмеялась, а затем вспорола длинным ногтем собственную ладонь.
Кровь тонкой струйкой потекла по ее худощавой руке, капнула на землю, смешиваясь с соком кровяники.
— Эшшасха дицеус мортэй… — начала чревовещать старуха, и мне внезапно стало трудно дышать.
Ощущение было такое, словно грудь проткнули огромной сосулькой: холод сковывал легкие, выжимая из них кислород, как воду из губки. Я замахала руками, судорожно пытаясь вздохнуть, но Шумайя не позволяла. В глазах темнело, силы покидали меня, крылышки ослабли…
И в этот самый момент над головой раздался оглушительный рык. Золотой силуэт закрыл собой небо. Ведьма вздрогнула, отвлеклась, и этой заминки мне хватило, чтобы отдышаться.
Мощный залп черного пламени ударил по кронам деревьев, густой едкий дым повалил стеной. Лейгард ястребом кружил над кровавым болотом, опускаясь все ниже и ниже. Вот тогда-то во взгляде ведьмы впервые промелькнул неподдельный страх.
Золотой ящер подцепил ее изогнутыми когтями, поднял за собой — и швырнул о землю. Шумайя застонала глухо, но ковер из ягод смягчил падение. Лейгард бросился на старуху, подмял под себя, придавил каменной глыбой. Распахнулись челюсти, блеснули острые клыки, забурлил в глотке черный огонь…
— Не смотри, — шепнул Понс. — Сейчас он убьет ее… Еще и кишки, наверное, выпустит…
А я все равно смотрела, не могла отвести глаз. Словно подсознательно ждала чего-то, но не понимала пока, чего конкретно. Но когда ведьма, вопреки своему плачевному положению, улыбнулась Лейгарду, фактически в лицо своей смерти, меня озарило.
Этого и добивалась мамочка Шу! Она хотела, чтобы король поддался проклятию, уступил мраку внутри себя. Нарушил слово, данное ведьме. У меня не было ни малейшего представления, как устроены порчи, но интуиция била в гонг. Сердце подсказывало: если Лей сейчас прикончит старуху, она победит. И я поверила сердцу.
— Стой! — стрелой подлетела к дракону и зависла напротив его глаз.
На меня смотрел мрак, но я не боялась его.
— Не убивай ее, слышишь?! — крикнула дракону. — Ты совершишь зло, и оно вернется к тебе! Ты не такой, Лей!
Мрак зарычал, зрачки ящера хищно сузились. Мне было уже плевать, что будет дальше, я должна была уберечь короля любой ценой. Легла всем телом на гигантскую морду, обняла и прижалась губами к холодным металлическим чешуйкам.
— Тами, нет! — заверещал Понс.
Дракон взмыл в небо, заметался, как необъезженный пегас, пытаясь сбросить меня.
— Я люблю тебя, Лей! Люблю!
Время остановилось для нас обоих. Темнота, завладевшая Лейгардом, бушевала где-то там, внутри. Я ощущала ее. Дикую, всеобъемлющую, разъяренную. Вот только она не пугала меня. Теперь я видела ее насквозь. Боль преданной женщины, крик разбитой души, облеченный в такую странную форму. Не злость, а отчаяние. Не ненависть, а отвергнутая любовь. Змея, кусающая саму себя.
И мне стало жаль ее. Ведьма носила ее в себе, сумела переплавить в проклятие, хотя могла просто отпустить. Развеять одним коротким словом: «Прощаю». Может, в том и заключается главная проблема ведьм, что никто не рассказывал им о милосердии?
— Прощаю, — произнесла тихо, и нас с Леем окутало облако дыма.
Меня с немыслимой скоростью тянуло вниз, в ушах свистел ветер, мир вертелся вокруг. Мы падали в обнимку: я — и Лейгард, вернувший человеческий облик. Крылышки не слушались, дым застилал глаза…
— Держись! — раздалось сбоку, и в следующий миг что-то большое и белое боднуло нас с Леем, и мы очутились меж двух пернатых крыльев.
Понс мягко приземлился неподалеку от ведьмы. Она все еще лежала на красном ложе из кровяники, однако довольная улыбка на ее лице сменилась прежней злобой.
От этого колючего взгляда я пришла в себя окончательно. Лейгарда еще пошатывало, но он смог без моей помощи спрыгнуть с пегаса и бросился к старухе Шу.
— Я прощаю тебя, — сказал он ведьме. — Но ты должна присягнуть мне. Присягнуть на крови, что ни ты, Шумайя Ри Таан, ни твои потомки, ни кто-либо из твоего ковена отныне не смеет вредить драконам. И феям, — добавил, подумав.
— Потомки… — Старуха закашлялась. — Их нет у меня и не будет, спасибо твоему предшественнику.
— Присягни, — снова потребовал Лейгард. — Ты станешь моим подданным, получишь защиту, гарантии, права…
— Засунь себе свои права знаешь, куда?! — оскалилась ведьма. — Я никогда не стану подчиняться дракону! Никогда! Либо мы равны, либо…
И прежде, чем я или Лей успели среагировать, старуха зачерпнула полную пригоршню кровяники и запихнула в рот. Белесые глаза остекленели, зрачки-точки расширились, по острому подбородку потекла красная пена… Последний короткий хрип — и Шумайя Ри Таан замолчала навсегда.
Ее выражение лица я запомнила очень отчетливо. Картинка гравюрным оттиском впечаталась в мою память. Пожалуй, это был лучший урок в моей жизни. Можно сколько угодно слушать о пользе всепрощения и любви к ближнему, но стоит один раз увидеть, к чему приводят месть и злоба, и больше уже никогда не свернешь с правильного пути.