семьдесят да учить жизни, не меньше их требуем мирового признания. На той же самой поляне, заметь! А ещё это настоящие воины, единственные в Европе. И мы воины, единственные, кто умеет их останавливать.
— Но они же к нам за ресурсами лезли… — попытался хоть в чём-то возразить я.
— Ерунда! — отрезал Мэнсон. — Если бы дело было только в ресурсах, условные «роммели» легко захватили бы всю Африку и Аравийский полуостров. Быстро и надёжно. Нет, прежде всего им нужно было устранить единственного цивилизационного конкурента — нас. А ресурсы потом. Вот и думай, Денис, сможем ли мы при таких картах и рамсах взять, да и замириться на веки вечные? Что молчишь?
— Если всё так, то вряд ли, — ошарашено молвил я. — Накопилось, люди помнят.
— Что значит если? Всё так и есть. А помнить надо, иначе сожрут.
— Кислая перспектива, Мэн.
— Ну… Не настолько уж и кислая, — чуть подобрел сосед по столику. — Мы всё-таки на новой планете колыхаемся помаленьку. Здесь ещё нет ни полян, ни восхищённых зрителей, ни папуасов. Все нынешние тёрки это инерция, эхо земной контры.
— Эх… Слушай! — вдруг осенило меня. — Нам бы дипломатов хороших хотя бы парочку, вот тогда…
— Представил? В корень смотришь, спасатель! Может, мы с тобой заявимся на эту роль, не хочешь? Не? Тогда давай наивно выпьем за будущих дипломатов из барреля. Ну и за нас, будущих победителей в очередных войнах с немцами. Это реалистичней.
Что же у него предчувствия-то такие плохие? Интуиция обострилась, или банально отыгрывает своё накопившееся раздражение? А у меня, человека с несколько большим опытом противостояний в саванне, как с натренированной опасностями интуицией?
Я вдруг почувствовал, как на беззаботный вечерний городок буквально надвигается, наползает из саванны что-то чёрное, зловещее, безжалостное. И непонятное. Тот случай из снов и фильмов ужасов, когда в тёмном туннеле, в котором ты оказался по воле сценариста, вдруг понимаешь: на тебя что-то надвигается, но не знаешь что.
Слева от нашего стола в тусклом круге света от настенного фонаря мелькнула чья-то быстрая тень. Я дёрнулся и почувствовал, как сердце резко сжалось и забилось быстрей.
— Пацанва бегает, — отмахнулся оружейник. Он помолчал, и добавил, резюмируя весьма убедительно:
— Вот такая хрень.
На этом разговор по теме закончился. Глянул на часы — уже одиннадцатый, по меркам Жестянки поздновато. С утра ждут дела, а я ещё относительно бодрый. И что делать? Плюнуть на роскошь городской расслабухи и завалиться спать? Мэнсон задумался о чём-то своём, то и дело как-то странно поглядывая на меня и постукивая пальцами по столу.
— Дай кольт посмотреть, — вдруг попросил он.
Я достал.
— Достойный ствол, жалко расставаться... Храни его как свою бессмертную душу, — толстый палец нежно погладил спусковую скобу. — Не хочешь заказать у нашего кожевника открытую формованную кобуру? Из отличной кожи, цвета «испанское седло», например.
— Да есть у нас один промысловик, который всякие штуки из кожи отшивает… — вспомнил я о Зацепине.
— Брось. Шьют многие, а формуют точно и качественно единицы.
— Принял. Будут свободные деньги, подумаю.
Несколько минут мы молча потягивали остатки пива, затем я вспомнил и спросил:
— А что ты думаешь насчёт этих таинственных пропаж молодых велосипедистов? Вроде бы уже шестеро пропали.
Пользуясь моментом, я решил позадавать вопросы, которые меня почему-то начали нехорошо тревожить. Причём здорово так тревожить, до свербения в пятках.
— Больше, семь, — уверенно сообщил оружейник. — Ты что, утреннюю газету не читал?
— Проклятье… — прошипел я с досадой. — Говорят, что пацаны эти на какие-то слухи повелись. Услышали что-то соблазнительное.
— Услышали, — с кивком согласился Мэнсон, — а может и увидели. Тут есть нюансы.
— И все они от города к Большой реке вжарили, то есть напрямки? — начал рассуждать я вслух. — На севере, положим, наша Пятисотка стоит, полигон, который всегда под наблюдением, разве что ночью… Опять же, надо форсировать Дуромой. Запросто на север не пройдёшь. Если бы они близ станции забирали чуть восточнее, то наши могли и заметить, там фермеры, спросить надо. Зачем крюка-то давать?
— Логично, но… — с каким-то скрытым намёком сказал Мэн.
— Что там может быть такое привлекательное? Ещё одна станция?
— Ничего там нет! — громогласно рявкнул кто-то рядом. — Где же ещё встретиться благородным донам, как не в пивняке у Фархада!
Теперь мы оба вздрогнули.
— Ну йоп… Дасти, ты что ли? — наконец опомнился я, вглядевшись.
И точно, над нами стоял ветеран со звучным погонялом Дасти Хилл. Сталкер со знаменитой бородой с проседью, соответствующей выбранному образу бас-гитариста американской группы ZZ Top.
— Нет, Владимир Пресняков! А я смотрю, смотрю… Ты же спиной к нам сидишь, — кивнул он в сторону недавно занятого троицей столика. — А тут темно, как в заднице. Присмотрелся, ты! Ну, а раз все знакомы, то можно и подойти... Приветствую, господин оружейник, со всем уважением.
Все поздоровались.
— Выпьешь нектару? — спросил Мэнсон, — А где Руслан?
— Спасибо, я на один скок… Руслан сидит у Волкова, дела какие-то делают. А Шкода дрыхнет без задних ног, мы тут за углом комнатку снимаем.
— Дасти, ты что, на Большой реке бывал?
— А наливайте!
Выпили.
— Так что там насчёт Большой реки? — уточнил я, вцепляясь в возможного ценного свидетеля.
— Да ничего. Был я там, ничего интересного, голимый ноль, зеро.
— Ты именно на берегу был?
Дасти посмотрел на меня взглядом усталого аксакала, в очередной раз отвечающего на жадные вопросы очередной же детворы об устройстве пиписьки.
— Ну а как же, ещё два года назад. Сталкеры мы или погулять вышли? Тут по прямой не так уж и далеко, плюшевым городским просто лень.
— И что увидел? — с интересом подключился оружейник.
— Река реально широкая. Солидная.
— Как Волга?
— Нет, Мэн, тут русло сужается, труба, так что примерно как Москва-река у Кремля. Но пологий участок берега здесь небольшой, примерно с полкилометра, сразу и не отыщешь. Помню, пришлось потыкаться… В общем, что к югу, что к северу правым берегом не пройти — сплошь скальные обрывы да дремучий лес. Если только водой, не знаю… Течёт она с севера, течение в узости приличное, как на Енисее, замучаешься грести. Да и зачем, на скалы смотреть? Можете не спрашивать, берег мы там обследовали со всем тщанием.
— А напротив? — жадно спросил я. — На той стороне?
— Степь, — коротко ответил он.
И три такта паузы.
— Степь великая, — повторил он с неподдельным почтением. — Ровная на весь обзор, вблизи ни кустика. Правый берег гораздо выше левого, так что видно далеко. На полсотни вёрст сплошной стол.
— Я так и думал, — заявил Мэнсон.
— Так куда же они все тогда…
— Не знаю, Рубин, не знаю, это уже ваши загадки, нам своих хватает. Ладно, пойду к своим! — спохватился он. — Если что, мы ещё дня три здесь каждый вечер проведём, подтягивайтесь.
— М-да… Как не поверить такому мужчине, — молвил оружейник, задумчиво глядя в спину удаляющегося Дасти. После чего повернулся и вновь уставился на меня странным оценивающим взглядом.
— Ты чего? — аж неуютно стало.
— Да вот, всё прикидывал. Похоже, решил, — непонятно объявил он. — Сначала думал, что сам когда-нибудь выберусь, затем прикинул, что можно выгодно продать.
Я понял, что перебивать пока не надо.
— А теперь понимаю, что кроме спасателей Пятисотки никто такую задачу не вытянет. Ни сталки эти распонтованные, ни Волков со своими тупыми торпедами, ни какие-нибудь бандюки. Нужно как-то прекращать эту эпопею с пропажами.
— Господи, да о чём ты? — всё-таки не выдержал я.
— Знач так, Рубин, это карта. Сейчас я тебе её отдам, посмотри быстро, запомни, если хочешь, и сразу спрячь. Не нужно, чтобы её кто-нибудь заметил и даже заподозрил, что она у тебя есть.
— Так это из-за неё? — догадался я.
Он молча кивнул.
— Вряд ли её видели многие. Зато слышали. Не спрашивай, как она у меня появилась, да это и не имеет значения, та ниточка никуда не ведёт, понял?
Теперь настала моя очередь мотнуть головой.
— Карт таких гуляет не меньше трёх штук, а появляться они начали месяца три назад. Конкретно этой всего две недели от роду, она ещё не засвечена. Наверняка, скоро и другие экземпляры появятся. Где-то у немцев такая точно была. Всей судьбы её не знаю, но фрагмент или обрывок именно немецкой карты и породил слухи. Насколько я понимаю, все карты примерно одинаковы, кроме места старта, и универсальны к восприятию. Пояснить я тебе вряд ли что-то смогу, там мало информации, сам увидишь…
Он оглянулся проверить, не подходит ли кто к столику, и достал из-за пазухи сложенный лист бумаги.
— Как я сказал, Денис, посмотрел и спрятал!
Это действительно была карта.
Вернее, кроки, простейшее подобие настоящей карты. Разного назначения и ведомства разведчики, геодезисты и туристы могут нарисовать кроки с местности, а могут и по памяти. Берётся лист бумаги, и за пять минут отрисовывается схема пути с основными ориентирами. При некотором навыке маршрут вполне можно пройти по чужим крокам, не пользуясь настоящими картами. Геодезисты рисуют кроки во время съёмки местности. Затем во время камеральной обработки создается точное отображение снятого участка на основе измеренных значений и кроков.
Ни одной надписи на чертеже не было.
Пунктир начинался откуда-то за южным, нижним обрезом псевдокарты, и проходил через группу прямоугольных домиков Переделкино на север.
Так. А вот узнаваемое русло Дуромоя и место впадения нашей речки в Большую. Вот «звезда» на плане гарнизона, почти правильный контур полигона со значком парашюта… На всю карту всего пяток отмеченных возвышенностей, пара ручьёв, озерца. Пунктир плавно огибал слева знакомую лесистую возвышенность к северу от Пятисотки и какое-то время шёл почти прямо к верхнему обрезу. Затем маршрут резко изгибался к востоку. Довольно близко к крутому повороту была небрежно нарисована ещё одна группа домов.