Он поднял свою голове с серебристыми волосами и поднял бровь.
— Разве не так?
— Все верно. Объект уничтожил существо. Это был человек, попавший под проклятье. И им оказался отец объекта.
Брови мужчины сошлись, как два борца и соединились в одну длинную густую монобровь. Морщины на лбу бугрились одна на одной.
— Александр Митасов? Был проклят?
— Так точно.
Трубка в зубах мужчины проскочила из одного уголка рта в другой, после чего он отодвинул от себя бумаги и откинулся в кресле. Два сизых кольца поднялись к в воздух и испарились в порыве сквозняка.
— Надо будет поднять архив и посмотреть кто занимался тогда делом о пропаже Саши. Насколько я помню, дело было закрыто с пометкой, что Александр Митасов сгинул в горах. Верно?
— Так точно, господин.
— Ты смотрела?
— Да.
— Восстанавливает свое имение… — задумчиво говорил мужчина, пожевывая мундштук. — А деньги откуда? Этот Андрей вылез из выгребной ямы, о которой даже никто слыхом не слыхивал и уже восстанавливает, заметь, заложенное имущество. Как?
— Они пленили демона алчности.
Мужчина подавился дымом и закашлялся.
— Что сделали?
— Пленили демона алчности, господин.
— Я стесняюсь спросить — как?
— В кандалы, господин.
Глава Старейшего Дома почесал щеку. Его лицо снова приобрело задумчивое выражение.
— Какой уровень опасности?
— Нулевой, — спокойно ответила девушка. — Если угроза сдвинется хоть на единицу — я устраню. Всех.
Внутри было темно и душно. На полу плитка, на которой везде были истоптанные ковры с красным коротким ворсом. Эти самые ковры явственно вели к лестницам и к ресепшен, где на мое удивление никого не было.
В воздухе висела звенящая тишина. Даже приглушенные звуки шагов казались неправомерно громкими.
Я подошел к стойке с толстым прозрачным стеклом, за которой стоял человек. Человек потому, что я не знал какого конкретно он пола. Красная мантия с глубоким капюшоном, скрывающая лицо, не давала мне возможности хоть как-то опознать стоящего. Он стоял у стойки, опустив голову и что-то писал.
— Добрый день, — обратился я к нему.
Человек поднял оттопыренный указательный палец с длинным заостренным ногтем. Я расценил это как «подождите».
Через несколько минут он широким росчерком подписал бумагу, положил ее в папку и отложил в сторону.
— Слушаю вас, — сказал он, не поднимая головы. Голос был мужской, но тихий. Ощущение, что я нахожусь в библиотеке, где за малейший шум мне словарем могут дать по голове только усиливалось.
— Мой родственник заложил все поместье и прилегающие территории под залог. Где я могу узнать все детали того договора и обсудить этот вопрос?
Мужчина в мантии снова поднял указательный палец. Отвернулся от меня, сходил к дальней стене, взял оттуда какую-то треугольную табличку и вернулся к стойке. Он поставил табличку возле своего окошка, после чего сунул руки в рукава своей мантии и направился вдоль всего витража окошек. Примечательным было то, что я не видел дверей для выхода.
Я опустил взгляд на табличку. Надпись: «буду через пять минут».
— Следуйте за мной, — сказал вкрадчивый голос. Я чуть было не подпрыгнул на месте, когда краем глаза увидел фигуру, что стояло буквально в упор ко мне по правую руку.
Сказав это, он бесшумно поплыл в воздухе по ковру прямо к лестнице. И я говорю бесшумно не потому, что преувеличиваю, а потому, что я не видел, чтобы мантия, которая прикрывала ноги мужчины хоть как-то содрогалась от его шагов.
Она просто равномерно плыла по ковру. И это меня настораживало.
Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Мимо нас прошли еще несколько таких же существ в красных мантиях и прикрытыми лицами. Их разговоров я не слышал, потому что все, что издавали эти существа напоминало нечто нечленораздельное между «шп-шп-шп» и «фшп-фшп».
Мистика в этом здании буквально витала в воздухе на каждом шаге. Некоторые картины, на которых были изображены портреты людей — буквально наблюдали за мной и провожали взглядом. Повороты коридоров казались замкнутым прямоугольным кольцом, из которого, пустись я в бег, точно бы не нашел выход.
Мы подошли к кабинету с номером «666», от чего я буквально протер глаза. «Тринадцать», гласил номер.
— Вам сюда, — шепотом сказал мужчина, стоя боком к двери и указывая на нее рукой. — Только вашего зверя придется оставить у меня.
— Прошу прощения? — осведомился я.
Мужчина в мантии молча протянул руку к моему плечу, на котором сидел Альф.
— Кис-кис, малыш, — сказал он. — Спускайся к папе.
— Ты не мой папа… — озадаченно ответил бесенок. — И вообще культяпки отодвинь, я тебе не Машка трогать меня за ляжку.
Я пожал плечами.
— Слезай, — сказал я Альфу. — Мне надо поговорить.
— Какой он у вас разговорчивый, — заметил мужчина с нотками веселья в голосе. Даже не прошептал, а прям прорезался.
А я вдруг вспомнил, что где-то уже слышал эту фразу. В прошлой жизни. Пересадив Альфа с плеча на чужое предплечье (как бы бесенок не сопротивлялся), я потянул ручку двери и вошел внутрь.
Внутри не было окон. Только огромная гудящая лампа под потолком, освещающая едко-желтым светом всю небольшую комнатку, уставленную шкафами и картонными коробками с бумагами, папками и архивами.
За столом сидел тучный мужчина в черной мантии с желтой окантовкой на рукавах и капюшоне. Голова была открыта. Мужчина активно писал пером, макал его в чернильницу и снова писал.
— Слушаю вас, — прогремел он низким голосом, не отрывая взгляда от листа. Его толстые лоснящиеся щеки тряслись от активного движения рукой, как холодец. Перо громко скрипело по листу.
— Моя фамилия Митасов. Я пришел выкупить свое имущество.
Глава 24«Кекслер»
— XXI V —
Он на мгновение прекратил писать, но головы не поднял. Видимо фамилия резанула ему ухо, стряхнула вековую пыль со старых воспоминаний, разбудила что-то такое, что ему вспоминать бы не хотелось.
— Присядьте, Андрей Александрович, — сказал он.
Интересно получалось. Он понял кто я по фамилии. Значит точно помнит моего отца. А значит помнит и то, что творилось десяток лет назад.
Я присел на стул и принялся ждать. Успел быстро осмотреть его комнату, которую скорее можно было назвать коморкой, и самого мужчину. Средних лет, с явным ожирением. Дыхание было тяжелое, словно давалось ему с трудом. А судя по легкому запаху табака в воздухе — он еще и любил покурить.
Он тоже сделал широкий росчерк пером, после чего поставил оттиск красной печатью, положил исписанный лист в папку и закрыл ее. Его руки легли на столешницу и так он сидел какое-то время без движения.
Большие пальцы-сардельки. Коротко подстриженные ногти. Влажная кожа. В помещении и мантии ему явно было жарко, а ни окон, ни вентиляции я тут не наблюдал.
— Митасов, значит, — наконец сказал он и поднял голову. Сходство с поросенком только усугублялось.
— Митасов, — подтвердил я. — Андрей Александрович.
— Нехитрыми логическими умозаключениями это я уже понял, молодой человек. Чем могу помочь?
— Я хочу выкупить свой дом. Все свое имение и прилегающие территории. Деньги у меня есть, — сказал я, сразу отвечая на его незаданный вопрос. — Я просто хочу понимать, что как только я внесу сумму, которую взял мой отец, то ко мне перестанут ездить господа с попыткой завладеть чужим имущество.
Я взглянул на табличку на столе: «Пархомов Евгений Дмитриевич».
— Дело в том, Андрей Александрович, что помимо залога был еще и процент, — спокойно сказал Евгений Дмитриевич.
— Мне вам верить на слово? — спросил я у него, слегка вздернув брови. — Или предоставите мне договор, под который вы дали ссуду моему покойному отцу?
— Конечно-конечно, — он отодвинул стул и встал из-за стола, после чего подошел к одному из шкафов и стал водить пальцем по полкам, сощурив глаза.
— Ма-ма-ма… Ме-ме-ме… Менделеев? Нет, не то. Ми… Митасов. Вот оно.
Он всунул палец меж корешков и вытянул толстую папку, на которой каллиграфическим аккуратным почерком была выведена фамилия и родовой герб снизу. Какая-то чудаковатая химера, открывшая зубастую пасть в беззвучном реве.
Евгений Дмитриевич сел обратно за стол, положив папку перед собой, и потянул за узелок.
— Так, что тут у нас… — сказал он и принялся листать документы. Объем исписанной бумаги был приличным. Среди мелькающих листов я успевал выхватывать лишь частичку информации, из которой стало ясно, что большая доля — это доскональная перепись всего имущества. Начиная с украшений, посуды из драгоценных металлов и вплоть до столовых приборов и количества парафиновых свечек.
Евгений Дмитриевич протянул мне по столу желтый лист бумаги, внизу которого была подпись и снова печать с родовым гербом.
Я пробежался глазами по договору, где был указан предмет и сумма. Действительно семьдесят девять тысяч.
— Хорошо, — сказал я. — Вопросов к сумме залога нет. О проценте речи нет.
— Наверное чернила выцвели. Положите, пожалуйста, бумагу на стол.
Я положил.
— Присмотритесь вот сюда.
Он ткнул толстым пальцем в самый низ на последний пункт, где едва различимыми тоненькими линиями виднелись буквы. Настолько мало приметные, что будь это даже самый свежий договор — заметить их было бы не так просто.
Я прищурил глаза и прочитал. Действительно ссуда облагалась процентом за каждый месяц. По факту имение принадлежало данной палате? Банку? Не суть важно. Этим людям. Они были в праве делать с ним что угодно.
Но так как я хотел имение выкупить, то был обязан заплатить еще и процент. Дело приняло не самый радужный оборот, потому что мгновенно у меня этих денег нет.
— Как вы видите, процент там небольшой… — начал Евгений Дмитриевич.
— Вижу.
— Но за много лет… и каждый месяц, как вы понимаете…
— Понимаю.
— … это еще девяносто четыре тысячи восемьсот мер, — не унимался он. — И оплатить нужно все. Сразу.