Малым сроком он не отделался.
Все его имущество было конфисковано и выставлено на аукцион, род Кесслеров лишили всех титулов и наделов. Вот так трагично завершилась история неместных, осевших аристократов, чей путь начался очень давно. Возможно, что он начинался по пути чести, но закончился склизкой дорожкой, на которой Донован и поскользнулся.
— Что это? — спросил у меня Рамон, взяв документ в руки и бегая по строчкам глазами.
— Разрешение. Ваша земля — ваша. Поздравляю, — сказал я и широко улыбнулся.
Рамон молчал. Он бегал глазами по строчкам снова. И снова. И снова. Я понимал, что он прочитал небольшой отрывок текста уже минимум десять раз, но не мог осознать то, что видел. Или не мог поверить.
— Так… — наконец сказал он, — и что теперь нам делать?
— Не знаю, — ответил я с легким смешком. — Что хотите. Можете вернуться домой, отстроить свои дома, развивать дальше шахту или снести ее, хотя, думаю, градоначальник не сильно обрадуется, если вы этос делаете.
Рамон почесал затылок.
— У меня есть время подумать? — спросил он.
— Над чем?
— Ну… обсудить там… как нам быть, вот это все.
Не знаю почему, но это выбило меня на легкий смех.
— Думайте сколько угодно. Я же говорил, я не буду вас выгонять. Захотите остаться — оставайтесь. А если надумаете уехать — пожалуйста, но, буду откровенен, я привык, что вы здесь. Рабочие руки мне не помешают. Даже несмотря на то, что мы с вами уже многое сделали — тут еще очень многое предстоит восстанавливать, а планы у меня грандиозные.
Я не хотел отпускать Рейдеров. Рамон, Иль, Вел, Колян, Братья Бодески… эти люди станут оплотом вместе со мной в грядущей войне людей с демонами. И я никак не мог их потерять или упускать возможность траты такого дара, как у них. Магов тут не так много, а тех, кто реально может развить потенциал — еще меньше.
— Я помню, — наконец сказал он. — Вернусь к вам вечером, хорошо?
— Пожалуйста, — сказал я. — В любое время до полуночи.
Он кивнул, после чего прижал документ к груди и спешно вышел из моего кабинета, закрыв за собой дверь.
— Они не уедут, — раздался голос Аиды откуда-то из глубины комнаты. Как и многократно прежде я не мог к этому привыкнуть. Эта девушка умудрялась быть невероятно беззвучной при том, что я был гораздо сильнее ее. И теперь наконец-то она это знала и больше не поднимала вопрос о своих надуманных претензиях.
А вот на мой вопрос почему она до сих пор вертится вокруг меня, если даже Покровский, которого к слову, повысили, сказал, что все наблюдения сняты, лишь ухмылялась. Лишь однажды сказала, что Старейший Дом все еще интересуется мной. И больше ни слова.
— Я знаю, — ответил я ей. — Но все равно должен был сказать то, что сказал.
Какое-то время в комнате была тишина, пока Аида, тихо шурша по ковру, не села в кресло, открыв одну из множества книг, что стояли на полках. Я же сел за стол, после чего обмакнул перо и стал писать.
Впервые за долгий… очень долгий промежуток времени, насыщенный до верха событиями, я никуда не спешил. Времени хватало, чтобы размеренно выводить символ за символом и, наконец, дописать гримуар.
Строчка. Еще одна. Длинный символ, напоминающий перевернутую восьмерку, и точка. Я впился зубами в пучку большого пальца и прикусил до крови, после чего прикоснулся к бумаге, оставляя свой отпечаток. Таким образом я закреплял этот магический артефакт, подтверждая его завершенность. Оставалось лишь обратиться в ларец памяти, но для этого мне нужно будет найти место силы. Я закрыл книгу. Не сегодня.
Сам не заметил, как за окном наступила поздняя ночь. Я встал из-за стола. Аида дремала в кресле, опустив книгу на свою грудь. Я прикрыл ее тонким, но теплым пледом и тихо вышел из комнаты, выйдя во двор.
Мы отремонтировали фонтан. Из рта огромной рыбы теперь лилась толстая струя воды, разливаясь во все стороны и переливаясь в лучах лунного света. А перед фонтаном стояли люди. Мои люди, среди которых были братья Бодески и Анна Штейн со своими детьми. Она выглядела замечательно для человека, чье тело очень сильно истязал демон. Бледность почти ушла, а синяки под глазами стали меньше в два раза, но все еще отчетливо были видны.
Рамон сделал шаг вперед. Конечно же. Кто, если не он.
— Андрей Александрович, — сказал он.
— Да? — ответил я.
— Мы посовещались и провели голосование между своих.
— Демократично, — сказал я, снисходительно улыбнувшись.
— Демон-кратично ты сказал? — вклинился Альф, но я тут же схлопнул ему ментально рот. Такой трогательный момент я не позволю ему нарушать своими каламбурами.
— Решением большинства мы решили остаться, но при одном условии.
Неплохо. Даже условия решили выдвинуть. Интересно какое.
— Слушаю, — сказал я.
— Мы будем иметь свободную возможность выезжать на свою землю. У нас есть идеи, что там можно сделать, но надо кое-что осмотреть, обдумать, в общем.
— И мы с ними хотим! — вклинился Игнат Бодески. — Андрей Саныч, это ж шахты, етить их! Вы представляете что там можно сделать, если использовать наши технологии и автоматизировать производство⁈
Я выставил указательный палец перед собой, на что Игнат среагировал мгновенно.
— Пожалуйста, мне подробный план на стол, дальше это лично с вами будем обсуждать. Но пока я хочу дослушать Рамона и его людей.
— Ну… э… это все.
— А… — удивился я. — Тогда договорились.
Я подошел к нему и протянул руку. Он крепко сжал ее в ответ и покачал.
— Добро пожаловать домой, друзья.
Ричард РубинИсправитель. Книга 1. Первомай
1. Жаров Александр
Это реальная история. Она началась в СССР в 1980 году и продолжается до сегодняшнего дня. По требованию выживших, все имена и названия изменены. Из уважения к павшим, все события описаны так, как и происходили в действительности. Все совпадения непреднамеренны. Все негодяи понесут ответственность. Прошлое не предопределено
— Сергей Михайлович! — крикнул я, выходя из лифта. — Вы где там пропали? Долго ещё ждать?
Как чувствовал, не надо было соглашаться на эту дурацкую затею. «Пятнадцать минут» уже вылились в полтора часа. И это ещё далеко не конец. Отснято, в лучшем случае, процентов сорок.
— Сергей!
Словно реагируя на мой голос, софиты погасли и лестничный пролёт, ведущий на крышу, погрузился в полумрак.
— Эй, народ! Вы закончили⁈
Ответом стала тишина. Ох, уж эти Феллини и Михалковы. Можно подумать не сюжет телевизионной передачи снимают, а фестивальный полный метр. Припадая на левую ногу, я начал подниматься по лестнице. Вообще-то, я на съёмки никогда не выезжаю, но сегодня у Михалыча не явился актёр, изображающий матёрого урку, и он попросил выручить.
— Ага-ага, из меня бандит, как из скрипача тракторист — усмехнулся я.
— Ерунда, у тебя типаж бандитский! — возразил наш линейный продюсер.
Нет, во даёт! Типаж!
— Здрасьте, ты фото преступника видел вообще-то? — хмыкнул я и покачал головой.
Для написания сценариев мне приходилось перелопачивать материалы следствия, разыскивая данные всех участников событий. Так что я, честно говоря, был не особо творческой единицей. Меня правильнее сравнивать со следаком, а не с творцом телевизионных иллюзий.
— Саш, а ты в зеркало на себя смотрел? — изобразил кривую улыбку Михалыч. — Вы с ним похожи, как две капли.
Для убедительности он постучал перед моим лицом хлопушкой с надписью «Знатоки следствия. Погибшая заложница». При советах был многосерийный телефильм с тремя главными персонажами, сыщиками из уголовного розыска, их троицу называли знатоками. Вот и игра слов.
Сериал был популярным и широко-известным. Знатоки самые запутанные и заковыристые преступления, щёлкали как орешки. А «Знатоки следствия» — телевизионная программа о преступлениях, раскрытых во времена СССР, как бы с намёком именно на тот самый сериал, потому что ведущим и, типа, автором выступал один из актёров того фильма, Раневский.
— В каком месте похож? — буркнул я.
— В лицевом, в каком же ещё, — засмеялся Сергей Михалыч, нарисовав пальцем воображаемый круг вокруг моего лица. — Ладно, неважно. Ты в кадре-то на две секунды мелькнёшь и всё. Со спины снимем. Подойдёшь сзади, финку воткнёшь, заберёшь портфель, прыгнешь в машину и уедешь. Всего делов-то. Ты же сам расписал, знаешь ведь. Пятнадцать минут, старик, на всё про всё. Обещаю. И гонорар твой. Тебе тридцать штук лишние что ли за несколько минут работы?
Тридцать штук, естественно, на дороге не валяются, чего уж там говорить…
— Выручи, старичок, — продолжил уговоры продюсер. — А то Раневский раскапризничается, а мне отдуваться. Сам понимаешь, если не снимем по графику, будет жуткий скандал. Ты же не хочешь, чтобы меня выперли?
Нет, конечно, да только теперь здесь ещё часа два минимум торчать придётся. Ладно, нечего ворчать, как дед. Как говорится, взялся за гуж — иди в душ.
В общем, поднявшись на площадку перед чердачной дверью, я осмотрелся. Софиты не светили, людей не было. Видать, пока я поднимался на лифте, они спустились пешком. Саквояж только с собой прихватить забыли. Блин. Я глянул на часы, тряхнул головой и взял небольшой портфель, набитый советскими деньгами. Пятьсот тысяч. Деньги по тем временам сумасшедшие.
Вздохнул и поковылял вниз. Подошёл к лифту и нажал большую, прижжённую окурками пластиковую кнопку. Лампочка внутри кнопки загорелась и, мигнув, тут же погасла. Двери открылись, и я вернулся в тесную, исцарапанную похабностями кабину. Нажал кнопку и поехал вниз.
Правда, ехал я недолго. Свет вдруг моргнул — один раз, другой, третий — и лифт, задрожав, остановился. Зашибись. Я ткнул в кнопку первого этажа. Ноль реакции. Вот невезуха! Нервно потыкал ещё несколько раз, прислушался. Нет, никаких признаков жизни. Ну, бляха-муха! Ресурс никакой уже, всё выработано…
В сердцах я долбанул кулаком по кнопкам, не разбираясь, и… свет окончательно погас, а двери с грохотом разъехались в стороны. Сим-сим, откройся, блин. Я выглянул на площадку седьмого этажа и, ругнувшись про себя, решил уже было двигать пешком.