— Но только это полная хрень. Враньё.
Сапфир продолжал молчать.
— И на этом стволе три мента и ещё куча всего. Ты человек кручёный, но если на этой неделе тебя возьмут с этой пушкой, хрен ты соскочишь, раскрутишься на полную катушку и поедешь за чужую мокруху лямку тянуть. В лучшем случае.
На скулах у Сапфира заиграли желваки. Заволновался сердечный. Ну, ещё бы. Он протянул руку и щёлкнул кнопкой радиоприёмника. Тот мгновенно отозвался, словно ждал, когда ему предоставят слово:
Ленточка моя финишная!
Всё пройдет, и ты примешь меня,
Примешь ты меня нынешнего…
Нам не жить друг без друга!
— Сука, — едва слышно прошептал вор и снова щёлкнул переключателем, запуская кассету.
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа Черной Планетой
Сойдёшь поневоле с ума
Отсюда возврата уж нету…
Вещая магнитола, блин. Я чуть не заржал, но вовремя сдержался. А вот Сапфир не сдержался и вырубил аппарат, шарахнув кулаком по кнопкам.
Я, конечно, сгущал краски, рисуя эти ужасные картины, но в принципе говорил почти всю правду. История действительно была практически такой. Итог, правда, в реальности получился немного другим. От пистолета Сапфир отбоярился, потому что он был не у него в момент облавы. Но, схватив за горло, его уже не хотели выпускать и нарисовали два года за какую-то хрень.
Ну, а когда он вышел, естественно захотел рассчитаться со своим конкурентом Вовой Голодом, с которым водил шашни тот самый Синица, который пытался реализовать подставу со стволом. Там речь шла о контроле за фарцой на городской толкучке.
— Сука! — зарычал Сапфир. — Чё за гнилой базар! Я тебя на перо поставлю за эту шнягу!
— А последнего мента из этой игрушки подстрелили на прошлой неделе в Абакане. Как раз, когда ты там был. Вернее, ты-то уже уехал, когда его грохнули. Да только сам понимаешь…
— Сука! — заскрежетал он зубами. — Ты, откуда знаешь? Ты легаш, в натуре. Чё ты хочешь?
— Я не мент. Но знаю одного мента, который в теме. Готовит эту операцию. В Москве, между прочим. В бане с ним парился вчера, вот он мне и рассказал кое-что по дружбе.
— С какого хера ему рассказывать такое?
— Ну, у меня с ним свои дела, так что, как говорится, я тебе сказал, а ты уж сам решай, что делать с информацией.
— А мне ты зачем это выложил? Тебя волнует что ли, куда и за что я поеду?
Меня — да. Меня это волновало. Во-первых, Сафир был лишь частью сюжета с наградным «Кольтом». И если бы можно было вывести оружие из игры, то остались бы в живых добропорядочные и случайно пострадавшие люди.
Пистолет был действительно кровавым и его путь на этой истории не заканчивался. После отсидки он снова попал к Олегу Николаевичу и тот устроил настоящее побоище, в котором сгинули помимо Голода и Синицы невинные посетители кафе «Встреча».
Я написал об этой мутной истории в МВД, но опасался, что предотвратить её доступными методами милиция вряд ли сможет. Это одна сторона. С другой стороны, мне были нужны контакты в преступном мире.
В газетах о преступлениях не сообщали, значит, надо было искать каналы информации. Да и для передачи сигналов в другую сторону, такие каналы были очень даже желательны. Полагаю через них можно было бы дёргать за ниточки.
Так что, раз уж я решил ввязаться в борьбу, нужен был серьёзный подход. Поэтому, собрав все кусочки пазла, я решил выложить карты перед Сапфиром. Тем более, у меня с ним возникли некоторые разногласия в связи со вчерашними событиями.
— Я привык помогать людям, если это в моих силах, — пожал я плечами. — Я им помогаю, они мне. Я их ни о чём не спрашиваю, они меня. Так и живём.
— Не верю я, что тебе мент всё рассказал. Тебя Голод послал, стопудово! Не пойму только, что он мутит?
— Верю, не верю. Какая разница? Исчезни на пару дней, чтобы никто не знал, и посмотришь, что будет. Или иначе как-нибудь проверь.
— Я, пожалуй, тебе кишки выпущу для верности, а там и посмотрим, что к чему.
— Ага, — я усмехнулся, хотя от его слов повеяло холодком. — Ты не мокрушник. Да и понимаешь, что я, скорее всего, прав. Как я узнал про ствол? Радиостанция «Юность» об этом не рассказывала. Даже если Голод послал, он-то откуда знает, если не снюхался с Синицей? Или об этом все знают?
— Сука, — покачал головой Сапфир. — Не нравишься ты мне.
— Молодец. Я твой зад спасаю и не нравлюсь. Ладно, пошёл я. Мотю больше не присылай и Тугарина тоже.
— Куда ты пошёл-на? Не закончили ещё.
— Я всё сказал, Сапфир. Добавить нечего. Ты чел авторитетный, я к тебе претензий не имею, уважение вот оказываю. Но только Мотю не присылай больше. И этих, обэхээсников липовых попридержи. А то им с коллегами познакомиться придётся.
— Ну, ты мент, в натуре. Стопудово, мент.
— Тебе какая разница? Мент, не мент. Тебе что с того? Я на швейке работаю. Все знают. Опять же, я тебя предупредил об операции? Предупредил. Дальше сам соображай.
— Зачем?
— У меня свои дела, у тебя свои. Ты мне зла не делал. По умыслу, по крайней мере. Так что живи и другим давай.
— Сука! Сука! Сука! Швей, бляха, моторист.
Никак не складывалась у него в голове картинка. Мыслительный процесс шёл тяжело. Мучительно.
— Мусор-на… Легаш… Ментяра… Иначе, почему такой борзый? Инженер, бля! Хер ты, а не инженер! И приёмчики знаешь…
— Не благодари, короче, — я потянул ручку двери.
— Стой-нах! Ты нахера пацанов моих ментам сдал?
— Ты вроде беспредельщиком не был никогда. Давно со взломщиками мохнатых сейфов закорешился?
— Чё-ё? — недоверчиво протянул он.
— Девушку они хотели оттарабанить. Подружку мою, кстати. С такими воры что делают? Не знаю, если это дружки твои…
— Нашёл дружков! — рыкнул он. — Шныри они!
Ну всё, начал оправдываться. Теперь он был мой и можно было сказать, что вербовка прошла нормально.
— Ну, а зачем тебе за шнырей впрягаться? — пожал я плечами.
— С другой стороны… — как бы размышлял он вслух. — Молодой ты что-то, чтобы такими делами в ментовке ворочать.
Я усмехнулся и открыл дверь.
— Ладно, Жаров, — мотнул Сапфир головой. — Посмотрим, чем дело кончится. Если что, я тебя на ремни порежу. Имей в виду.
— Бывай, Олег Николаевич.
— Слышь, имя моё вообще никто не знает, так что ты не базарь лишнего, мильтон.
Я вышел, аккуратно захлопнул дверку и пошёл в сторону остановки, а Сапфир остался сидеть в машине. Я продефилировал мимо Моти и ещё нескольких человек с удивлением глядящих в мою сторону. Там же стояли и помятые обэхээсники. Проходя, я подмигнул им и показал пакет с изъятыми духами.
Дойдя до перекрёстка, повернул направо и скрылся из видимости джентльменов удачи. В ближайшее время меня беспокоить не будут. Только что я навредил своей репутации предсказателя преступлений. Но зато и предотвратил массовый расстрел, вошедший в учебники криминалистики, как Верхотомская резня. Надеюсь…
Наши люди не то, что в булочную, наши люди на такси на работу ездят. Впрочем, я попросил водителя остановиться на некотором расстоянии от проходной и, расплатившись, зашагал к проходной.
На сердце было легко. Радостно было. Всё-таки, молодость — это не только отсутствие болячек и нормальное давление, это ещё и музыка в груди. Блин. Мысли были странные, совсем для меня нехарактерные. Я сам себе удивился и отметил, что мрачность, сопровождавшая меня последние сто лет, незаметно испарилась уступив место совсем другим мыслям и чувствам.
— Тебе Кофман из Москвы три раза звонила, — подмигнул Вотруба, когда я зашёл в кабинет. — Вон на столе записка с номером телефона.
Он кивнул на мой стол, и я благодарно улыбнулся. Спасибо, добрый человек за подсказку. Я подошёл снял пальто и…
— Жаров! Пожалуйста, сто раз просила, вешай пальто в шкаф.
Я обернулся и посмотрел на девицу, показывающую рукой на шкаф. И тебе, девица, спасибо. Я едва не рассмеялся. Как всё славно складывалось.
— А ещё, — кивнул Вотруба, — Ткачиха тобой интересовалась. Ты сегодня нарасхват у слабого пола. Но за отсутствие на рабочем месте можно и схлопотать.
— Вообще-то я на больничном.
— Он Ткачихин любимчик, — фыркнула молодая и пышная, как сдобная булка барышня. — Ему ничего не будет.
— Но придётся иначе отрабатывать, — засмеялись за моей спиной.
— Что за буллинг, товарищи? — улыбнулся я, повернувшись на голос. — Такое социальное явление, как травля, присуща капиталистическому миру, а в коллективах советских трудящихся это уродливое явление сигнализирует о нездоровых и болезненных тенденциях и требует немедленного вмешательства широких общественных масс.
— Ну, ты и загнул, демагог, — восхищённо покачал головой Вотруба.
— Да, эти профкомовские все такие! — недовольно заявила дама, указавшая мне на шкаф. — Если тебе что-то надо, хрен, что получишь, но они тебя так заболтают, будешь рад, если живым уйдёшь.
Я повесил пальто и вернулся к столу. У Вотрубы зазвонил телефон.
— Внутренний, — пробормотал он. — Опять Ткачиха… Слушаю, Кошкин у телефона… Да, Зинаида Михайловна. Жаров? Явился… Явился, да. Сейчас отправлю.
Он повесил трубку и молча кивнул на дверь.
— К Ткачук?
— Иди. Очередное повышение.
Я молча вышел.
Зинаида Михайловна метала громы и молнии.
— Жаров! Ты не много ли себе позволяешь? Ушёл и весь день неизвестно где пропадаешь! Это как понимать⁈ Тебе что, всё можно? Или что? Если с начальником сложились хорошие отношения, значит можно на шею садиться? Сел, понимаешь, и ножки свесил! А я, хрупкая женщина, мало того, что всю работу целого отдела на своих плечах несу, ещё и этого лоботряса должна на руках носить. Тебе жирно не будет?
— Зинаида Михайловна, — умиротворяющим голосом парировал я, — у меня же постельный режим. Мне доктор строго настрого запретил перетруждаться.
— Перетрудился он! Посмотрите на него! А как тебя во «Встречу» занесло? Это надо же, главный инженер сообщает, мол ваш сотрудник там прохлаждается!