— Зашибись. То есть он приехал в Москву за мной следить? Отлично. Он что, частный сыщик что ли?
— Ну, судя по всему, ему не особенно верят, поскольку смывы ясно показали, что он стрелял. Нужно подождать результаты баллистической экспертизы и тогда что-то станет ясно, наверное.
— Или наоборот, — задумчиво протянул я, — ещё больше запутается. Если ему не удастся выкрутиться, он может пытаться меня за собой тянуть, типа мы вдвоём это дело замутили, да? Как думаешь?
— Ну, — пожала она плечами, — всё возможно. То, что он уже всё переводит на тебя, это известно, а что дальше запоёт, я не знаю. Ты мне вот что скажи…
Она чуть помолчала, пристально вглядываясь мне в глаза.
— Ты там был?
— Что? — вытаращил я глаза. — Неужели ты веришь этому мудаку? Он же давно на меня зуб точит.
— А почему?
— Перешёл ему видать дорогу где-то, — пожал я плечами.
— Слушай, Саня, — покачала она головой. — Ты, конечно, можешь мне любую лапшу на уши вешать, но пойми простую вещь… Если я не буду ничего знать, я не смогу тебе помочь, понимаешь? А судя по тому, как часто ты попадаешь на заметку органам, помощь тебе может очень даже пригодиться.
— Ира, послушай…
Договорить я не успел, потому что в дверь зазвонили. Правильнее было сказать, бешено зазвонили, затрезвонили. Проходной двор какой-то. Всё ещё кутаясь в покрывало, я вышел в коридор, но дойти до двери не успел. Она с шумом распахнулась, и в прихожую ввалился Радько, правда тут же отлетел в сторону, и из-за него появился разъярённый Яков Михайлович Кофман.
— Ну-ка, где этот герой, бл*дь, любовник⁈ Иди сюда! Я тебе сейчас хер с корнем выдерну! Ё*арь-энтузиаст, сука! Князь, бл*дь, Курагин! Похититель невест, бля!
— Начитанный какой толстовец, — холодно сказала Ира, появившись из-за моей спины. — Документики покажите, гражданин. Вы кто такой?
— А вы кто? — сердито воскликнул Кофман, моментально сбавляя обороты. — Это наша квартира вообще-то. Вот его.
Он кивнул на Радько.
— Здравствуйте, Ирина Артуровна, — виновато улыбнулся тот.
— Я не поняла, Вадим Андреевич, — нахмурилась Ирина. — Вы что сдаёте квартиру в наем?
— Вы что⁈ — заволновался Вадим Андреевич. — Нет, конечно.
— Нетрудовые доходы получаете?
— Ирина Артуровна! Вы же знаете, мне это вообще не нужно, у меня должность высокая, оклад…
— Ну, это пока… — кивнула строгая майорша.
— Ирина Артуровна, какая же вы шутница, — перепугался Радько. — Здесь мой сын живёт. У него прописка и всё честь по чести. Вы ж меня знаете. Мы же с вами… Просто он в отъезде сейчас. И вот мой хороший товарищ попросил, чтобы Саша смог здесь немного пожить. Совершенно бесплатно, разумеется.
— Серьёзно? — Ирина повернулась ко мне. — Ты даром что ли здесь живёшь?
— Ну, — усмехнулся я, — по нынешним временам практически даром.
— А это значит родитель той нимфы, что прячется в твоей спальне? — продолжала наступать Ира.
— Я не прячусь, — снова появилась на пороге Элла.
— Что?!!! — задохнулся Кофман, увидев свою дочь. — Как ты выглядишь! А ну, прикрой срам! Немедленно переоденься! Ах, ты донжуан!
Это уже было адресовано мне.
— Да я в гостиной спала, — недовольно бросила Элла. — Вон, посмотри, диван застелен. Просто вот эта пришла, шум устроила, вот я и…
— Вы её отец? — перебив её, обратилась к Кофману Ирина.
— Да, — подтвердил он.
— Я уже совершеннолетняя! — горячо воскликнула Элла. — И мне для того, чтобы решить, где спать и в каком виде ходить, разрешение родителей не требуется!
— Так, можно на ваш паспорт посмотреть? — Ира протянула руку и Кофман, неохотно вынув из внутреннего кармана паспорт, отдал его ей.
— Так… Кофман Яков Михайлович… — она пролистнула несколько страниц в поисках прописки. — Москва… Вы в Москве проживаете?
— Да, — угрюмо ответил он. — А вообще, что здесь происходит? Вы свой-то документ покажите! По какому праву вы вообще здесь находитесь?
— По римскому! — отрезала Ирина. — Что вы делали двадцать девятого апреля, Яков Михайлович, с семи до девяти вечера?
— Дома был, — зло ответил он.
— А вот этого молодого человека вы видели в тот вечер?
— Я же сказала, он был в гостях у нас! — опередила отца Элла.
Он бросил на неё тяжёлый взгляд, перевёл на меня, потом на Ирину.
— Да. Моя дочь никогда не врёт… Обычно…
— Для протокола сможете подтвердить?
Он молча кивнул и так на меня глянул, что чуть не испепелил.
— Ладно, Жаров, — пожала плечами Закирова. — Раз так, я могу уходить. Вижу, дела у вас тут сугубо семейные, посторонние уши не нужны. Так что оставляю вас со спокойным сердцем. Придёшь ко мне в понедельник. Желательно с… родственниками. Впрочем, их могут и в Москве опросить. С праздником, товарищи. С днём международной солидарности трудящихся. А, забыла совсем. Жаров, тебя ещё и с днём рождения, ты уже не мальчик, так что давай, не вляпывайся больше никуда.
Она, протиснувшись мимо Кофмана и Радько вышла за дверь.
— Я с вашего разрешения накину на себя что-нибудь, — кивнул я. — Вы, товарищи, в кухню проходите. Там кофе, пирог. Угощайтесь пока.
— Я, пожалуй, тоже пойду, — заискивающе глянул на Кофмана Радько. — Звоните, когда освободитесь. В баньку съездим и… Ирина Артуровна, погодите, я вас подвезу…
— Позвоню, — кивнул Кофман. — Спасибо, Вадим Андреевич. Александр, пойдём, поговорим. А ты, оденься и сиди здесь, на кухню не заходи.
Это он дочери приказал.
— Я всё-таки брюки надену, — усмехнулся я. — А то вдруг вы действительно угрозы решите свои исполнить. Хоть какая-то защита.
— Ты дохохмишься у меня, — рыкнул он, скинул кожаную куртку, бросил на стул и двинул на кухню.
Не разуваясь, между прочим.
Я зашёл в спальню. Элла была как бы полна решимости, но и… дрожала, как осиновый лист. Боялась родителя.
— Не сознавайся, что мы… — прошептала она. — Ну… короче…
— Ладно, — улыбнулся я и легко поцеловал её.
Так, чтобы просто подбодрить. Она благодарно кивнула. Кажется, поддержка была сейчас не лишней.
Я вошёл на кухню. Налил кофе Кофману и подлил себе. Он сидел за столом и смотрел волком.
— Угощайтесь, — кивнул я.
— Я смотрю, ты так с ментами и крутишься? — хмуро бросил он и глянул исподлобья.
— Моя хорошая знакомая, помогала мне с тем делом. Подруга вашего Радько. Это же он нас свёл. Помните, я к вам обращался какое-то время назад?
Он мотнул головой, давая понять, что говорить хочет не об этом.
— И что ты наделал двадцать девятого апреля?
— Я? — пожал я плечами. — Ничего. Один негодяй оговорить пытается. Зубатый, тот самый. Это всё та же история тянется. Не уймётся никак. Хочет в камеру засадить, чтобы можно было выбить из меня ваш портфель с деньгами. Там ведь ему никто не помешает.
— Вот козёл, — покачал головой Кофман. — Уверен, что он с Ананьиным связан?
— Боюсь, другого разумного объяснения у меня нет.
— А то дело? С ограблением. Помнишь, ты спрашивал?
— Забудьте, — великодушно махнул я рукой. — Всё обошлось, уже ничего не надо.
— Кручёный ты мальчонка, — сощурился он. — Но дочь мою трогать нельзя было, ясно? Я тебе сказал исчезни, значит надо было исчезнуть.
Ну, вообще-то я и исчез. Мне они оба даром не были нужны… До сегодняшней ночи. Теперь уже просто так не отмахнуться, конечно…
— Она же девчонка совсем, ты что не видишь? — продолжил он. — Влюбилась дура в рыцаря на белом коне. Прилетел, спас, улетел. Да ещё смазливый. Ясно, у девки мозги набекрень съехали сразу. В глазах любовь одна. А на самом-то деле, ты ведь не подарок.
— Так я же вам сам говорил, что не подарок…
— Не перебивай! И баб у тебя, как грязи, я уверен. Не удивлюсь, если ты и эту Ирину дрючишь, иначе чего это она сюда проскакала?
— Восхищаюсь я вашей прозорливости, Яков Михайлович, — усмехнулся я.
— Не огрызайся, — хлопнул он ладонью по столу, давая понять, что гроза ещё не прошла. — Взять невинную девочку и уложить в койку — это знаешь ли, херовый подвиг. Не красит это тебя!
Ну, допустим, не такую уж и невинную, чай в Москве живёт, да ещё и в меде обучается. Да и в койку её не я затянул. Но говорить это я, разумеется, не стал.
— Только не надо мне заливать, что ничего у вас не было! Не нужно меня за идиота принимать, я жизнь-то получше твоего знаю.
— Рано нам жениться ещё, — спокойно сказал я.
— Что⁈ — взревел Кофман. — Это уж не ты решать будешь!
— Посудите сами, — пожал я плечами. — Первая влюблённость слетит, и увидит дочь ваша чужого человека, которого не очень хорошо знает. И, может быть, он ей не очень-то понравится. И что тогда? А если он к тому времени уже и в бизнес семейный интегрирован, а у неё под сердцем ребёночек шевелится? Что делать? Вдруг разочаруется?
Он сжал челюсти и снова стукнул по столу, на этот раз кулаком. Кофе из чашки выплеснулся и я поднялся, чтобы взять тряпку и протереть стол. Дверь в этот момент резко распахнулась, стукнулась о стену и кухню наполнило дребезжание стекла.
— Не разочаруется! — настырно и твёрдо воскликнула Элла. — Не разочаруется!
Она была в джинсах и футболке. Отец обернулся и внимательно посмотрел на неё. Она взгляд его выдержала и глаз своих не прятала.
— Папа, я за него замуж хочу!
Я чуть не рассмеялся. Нет, момент был, в каком-то смысле, трогательными из-за этой практически детской непосредственности, но и забавным тоже.
— Значит так, — повернулся ко мне Кофман. — Испортил девку — женись. Правило простое.
Элла взглянула на меня с испугом, опасаясь, что я начну раскрывать родителю глаза на современные столичные нравы, но я не начал. Дух джентльменства ещё никто не отменял.
— Умей ответ держать. Люби её и заботься о ней, ясно? Ну и, разумеется, в этой дыре тебе оставаться нельзя. Я помогу перебраться обратно в Москву. Сколько ты уже отработал?
— Меньше года.
— Ну… Ничего, решим. Ты кто по диплому, инженер?
— Инженер, — улыбнулся я.