— Ты, шнырь, я твоего Зуба знать не знаю, тебе дуру дали? Всё-на, в натуре, тащи её сюда. Доска тебе, ты чё, не всасываешь? На куски тебя порежу, шкуру спущу, пету…
Он запнулся на плохом слове и произносить его не стал. Больше не рискнул. Ясно, что унижение своё он мне не простит, но и на рожон лишний раз не полезет.
— Да ты не понимаешь, что просишь, — покачал головой я. — Ты этот ствол не захочешь, поверь. Он в ментовке. Пацаны, без обид. Нет ствола. Забудьте.
— Ты чё гонишь! Бесогон, в натуре. Чё ты мне тут луну крутишь? То у Зуба он, то в мусарне.
— Так Зуб сам и есть в мусарне, — пояснил я. — Спалился кентяра ваш.
— Да меня вообще не парит, где он. И я не прошу, попутал ты. Даю до завтра время. Чтоб рогульку вернул, или амбец тебе. Ты понял, чмо?
— Завтра? — удивлённо качнул я головой. — Ты что, не понимаешь, что я говорю? Ни завтра, ни послезавтра, никогда. Нет ствола. И не будет. Точка.
— Мне без разницы, чё ты тут за фуфло толкаешь. Если пушки не будет…
Он оскалился и провёл тупой стороной лезвия себе по горлу.
— Я знаю, где ты живёшь, где батрачишь, всё про тебя знаю. И про бабу знаю, и про родаков, ты вкурил, в натуре? Тебя предупредили, сучара. Следующий раз будет последний.
Разговор плавно подходил к финалу. Вылив на меня ещё угроз и поколебав воздух, бригада «переговорщиков» плавно растворилась в воздухе.
— Они не отстанут, — помотал головой Храп-младший, когда троица скрылась из виду, сев в машину.
— Сань, а нафига ты вообще им что-то говорил? — поинтересовался я. — Я вообще не понял. Сказал бы, что менты изъяли.
— Да я сам не знаю, как получилось, — виновато повесил он плечи. — Подловили меня. Неожиданно, блин. Будто само сорвалось, сознался, что пистолет был на самом деле… Ну, и… Прости, короче, что подставил так…
— Ладно, бывает.
— Слушай… А ты можешь его вернуть? А то они мне житья ведь не дадут… И тебе ведь тоже… Это, короче… от Сироты люди были.
— Сироту я не знаю, — пожал я плечами. — Кто такой?
— Ну кто, все они такие… бандиты… наверное… Сирота тип мерзкий, я его видел несколько раз. Его ещё Бульдогом называют. Если он в глотку вцепится — не отпустит, пока своего не добьётся. Батя так про него говорил. Мне кажется, это сейчас разведка была, типа присмотреться пытались.
— Судя по тому, что они про родителей говорили и девушку, то обо мне они ничего не знают, да?
— Я точно ничего не говорил. Ну… почти ничего…
— Ладно, хорошо, что домой не пришли, а то как бы мы с тобой вдвоём три тела выносили, да? — подмигнул я. У меня и ковров-то столько не найдётся.
Он невесело улыбнулся.
— Правда в том, что ствола у меня действительно нет, — продолжил я. — Но я подумаю, как эту ситуацию разрулить. Только ничего больше не рассказывай, лады?
— Да я и не знаю больше ничего, — виновато ответил он.
— Даже, если узнаешь. Хорошо?
Он кивнул.
Попрощавшись с Храповым, я пошёл на остановку, сел в автобус и поехал в кафе «Встреча».
Там было по-кабацки дымно и угарно, только медведей на цепи не хватало и цыган с гитарами.
— А-а-а, коммунистическая молодёжь! — замахал мне из-за дальнего столика Сапфир. — Ходи сюда, краснопёрый.
Он был хорошенько под мухой, это читалось невооружённым взглядом.
— Кто празднику рад, сутра бухает, да? — улыбнулся я, усаживаясь рядом с ним на освобождённое для меня место.
Сапфир нетрезво повис на мне всей массой, изображая дружеские объятия.
— Мы уж третий день газуем! — заржал он и плеснул в тут же появившуюся рюмку изрядную дозу водки. — Давай, за социальную близость! Пей!
— Язвенник я.
— Всё равно, — замотал он головой. — Уважаешь?
Пришлось разок уважить.
— О! Молодец! Правильно! А мы тут лоха одного…
Он тяжело на меня глянул и понизил голос:
— Обули. Т-с-с… Никому! Гуляем, короче. Всем коллективом!
Он заржал.
— Понятно, — усмехнулся я.
— Чего хотел-то? По делу или так?
— Навестить вот решил.
— Ну, молодец, — хлопнул он меня по спине.
— Олег Николаевич, а вы Сироту знаете?
Он поморщился.
— Нахер он тебе нужен? Редиска, нехороший человек, падаль. Мутный он, лучше не связывайся. Целее будешь. Чмо конченое. Либо попку из тебя сделает и сдаст мусорам, либо мочканёт и скажет, так и было.
Я нахмурился.
— Чё? Влип уже?
— Нет пока.
— Ну и держись подальше тогда. Я говорю, он тебя использует, а потом спишет. Или в расход пустит, или подставит.
— Понял, Олег Николаевич, спасибо за справочку. А как там с моей просьбой, кстати? Только не кричи на весь трактир, ладно?
— Кого поучать вздумал! — недовольно прогремел он и грохнул кулаком по столу.
Внимания на это никто не обратил, поскольку там уж и без того был полный бардак.
— Так чего?
— Есть дура одна, — глубоко и тяжело кивнул он. — Но не такая, как надо.
— В смысле, не такая? — уточнил я. — Не ТТ что ли?
— ТТ, — сказал он и цыкнул зубом. — Только на ней, на дуре этой, столько мусоров висит, беда просто. А вот с чистой проблема пока. Но…
Он прервался и снова наполнил рюмки.
— Но, Сапфир сказал — Сапфир сделает! Скоро будет! Не сейчас, а недели через две. Или через три. Ну и по бабкам. Грязная триста, чистая две штуки.
— Олег Николаевич! — удивлённо воскликнул я. — Не по-людски как-то. Одной рукой обнимаешь, а другой обдираешь, как липку. Это как понимать?
Он снова заржал, погрозил мне пальцем и вылил в горло содержимое рюмки. Сморщился, крякнул и захрустел солёным груздём.
— Эх, груздочки, да со сметанкой, да с лучком, да с хлебушком чёрненьким. Да? Налетай, не стесняйся.
— Высокая цена, — не дал я сбить себя с основной темы.
— Ладно, — милостиво согласился он. — Постоянным клиентам уменьшим. Полторы за обе.
— Штуку за обе.
— Нет. Тысяча четыреста пятьдесят.
— Тысяча пятьдесят.
— Тысяча четыреста! — азартно ответил он.
Сошлись на тысяче трёхстах семидесяти пяти.
— Грязную завтра получишь, а чистую ждать надо. Но бабки вперёд. Сечёшь?
— Бабки будут, только вот вопрос гарантий надо бы обсудить.
— Ты чё, фраер, мне не веришь? — взревел он на всё кафе. — Думаешь, кину⁈
— Тебе как не верить, — пожал я плечами. — Я себе не верю, а тебе верю.
— То-то же! — сразу успокоился он. — А чё тогда?
— Есть ли гарантия, что второй ствол чистый будет?
— А-а-а, вон ты о чём. Есть гарантия.
Он наклонился ко мне и, обдавая алкогольными парами, прошептал прямо в ухо:
— Есть маза. Прямо от узбеков. Горячая тема, из Афгана завозят. Смекнул? Знаешь, чё там за замес сейчас?
— Знаю, — кивнул я. — Так это с армейских складов? С трофейных?
— Тихо ты, не ори, — рыкнул он и внимательно осмотрелся по сторонам.
Но шайка-лейка отрывалась в праздничном режиме, слушая Вилли Токарева.
Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый,
А ты не вейся на ветру…
— Тогда мне ещё кое-что надо будет. Бесшумные, с глушаками. И пару-тройку револьверов.
— Ты в киллерá что ли податься решил? — опешил Сапфир.
— Пусть будет, — пожал я плечами. — Жизнь длинная, мало ли что. Запас карман не тянет. И тебе хорошо. С одной стороны, лавэ поднимешь, а с другой, заработаешь на будущее репутацию.
— Так может и калашей прикупишь? — усмехнулся он. — Или гранатомётов?
— Пока нет, а потом увидим.
Он захохотал и снова наполнил свою немаленькую рюмашку.
В понедельник утром меня вызвала Ткачиха, практически сразу, как я зашёл в отдел.
— Жаров! — хмуро и не реагируя на моё приветствие начала она. — Ты что опять натворил?
— Натворил? — усмехнулся я. — Много чего. Даже и не знаю, что именно вас занимает, Зинаида Михайловна.
Она набрала воздуха, и грудь её всколыхнулась:
— Не паясничай. Отвечай по существу.
— Дядя Эдик опять? — участливо спросил я.
— Я же сказала, не паясничай!
Я молча развёл руками. Она смотрела в упор и ждала, когда я что-нибудь скажу, но я не говорил и тоже ждал, что скажет она. Я, конечно, догадывался, о чём речь, но нарушать правила игры и открывать свою догадку не торопился. Бубнило радио.
Отмечая праздник советской прессы в знаменательный год ленинского юбилея, мы с гордостью говорим о её неизменной верности великим традициям, заложенным Владимиром Ильичом. Принципы партийности и народности, правдивости и принципиальности, последовательности в отстаивании коммунистических идеалов и дела мира составляют основу деятельности коллективов газет, журналов, издательств…
— Из милиции звонили, — мрачно сказала Зинаида, нарушая повисшую паузу. — Из уголовного розыска.
— Что-то случилось?
— Вот, я бы это и хотела у тебя выяснить. Ведь это тебя приглашают на беседу. В уголовный розыск!
«Уголовный розыск» она выделила интонацией, украсив театральным драматизмом.
— И что им от меня надо? Может в ОБХСС?
— Типун тебе на язык, — нахмурилась моя начальница. — Говорю же в уголовный розыск. Это что надо было сделать, чтобы такое «приглашение» получить, а? Говори, что ты там устроил? Пьяную драку, небось?
— Не знаю, Зинаида Михайловна, — помотал я головой. — Даже и в толк не возьму…
— Безответственность какая! А обо мне ты подумал?
— В каком смысле? — искренне удивился я.
— А что скажет дядя Эдик, если тебя упекут? Что я не уследила? Что грош мне цена? Что?
— Что он скажет? Не знаю. Только с чего бы меня упекли? Не понимаю…
— Не понимает он! — с горечью констатировала начальница. — Привык только о себе думать. Уйди с глаз долой, а в обеденный перерыв поезжай в ГУВД. Понял меня? Всё, ступай, работай.
Вызывала меня майор Закирова. Содержание разговора и суть её вопросов были мне известны заранее. Сюрприза не было. Но когда формальная сторона дела была отработана, я спросил, знает ли Ирина такого кента, как Сирота.
— Знаю, вообще-то, — кивнула она. — А тебе-то что за дело?