— Так, гражданин Жаров, вы узнаёте данные денежные средства? — спросил милицейский капитан.
— Это твои деньги, Жаров? — расплылся в улыбке Ананьин.
Я посмотрел ему в лицо. Оно лучилось радостью и торжеством.
— Ну, чего молчишь? В зобу дыханье спёрло? Бабки твои, я тебя спрашиваю?
— Ваши, товарищ полковник, — устало ответил я. — Ваши.
8. Ну и бардак
Ананьин довольно засмеялся:
— Взятку что ли предлагаешь? Не выйдет, братец, не выйдет. Так чьи же это такие деньжищи огроменные, а?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Наверное, пленные немцы, когда дом строили клад оставили.
— А-ха-ха! — расхохотался он. — Так они до реформы строили, а здесь денежка новая, муха не сидела.
— Да откуда мне знать! — донёсся из коридора плаксивый голос Радько. — Лев Игоревич, ну, в самом деле! Вы же знаете!
Он вошёл в комнату в сопровождении седого майора.
— Взятки, Вадим Андреевич, — расплылся в улыбке Ананьин. — Взятки, хищения, коррупция. Думаете с чего мы к вам с обыском нагрянули? Сигналы были. Так что, Жаров, не ваши средства?
— Помилуйте! — взмолился Радько и бросил на меня злой короткий взгляд. — Какие сигналы! У меня только что проверка закончилась! Ни одного нарушения, вы можете представить? Ни одного!
— А вот это, как раз, очень подозрительно, — хмуро покачал головой майор.
Радько заметил понятых и смутился, но тут же взгляд его скользнул вниз и уткнулся в пачки денег.
— Да вы что! — заревел он. — Вот это⁈ Да я сроду столько денег в одном месте не видел.
— Как же так? — как юродивый затряс головой Ананьин. — И вы отказываетесь, и квартиросъёмщик ваш тоже отказывается. Чьи же это денежки-то? Явно ведь нетрудовые. Ну? Не ваши случайно?
Он повернулся к понятым, но те шутки не оценили и стояли, словно кол проглотив. Только глазами хлопали.
— Он не квартиросъёмщик, он гость моего сына, — заявил Радько.
— Гость, значит, — покивал Ананьин. — Гость, это хорошо. А деньги чьи?
— Деньги могли принадлежать тестю Вадима Андреевича, — высказал я как бы предположение. — Он был известным художником, скорее всего, сделал накопления и прибрал подальше от любопытных глаз.
— Да! — моментально сориентировался Радько и даже хлопнул себя ладонью по лбу. — Точно! Это же его! Мне жена что-то такое говорила, что мол деньги быть должны. Ну… когда тесть… скончался…
— Да вы что, — сочувственно покачал головой Ананьин. — Поразительное дело.
— В жизни ещё и не то случается, — усмехнулся я.
Денег было жаль. В том плане, что для дальнейших операций, поездок, покупок оружия и, может быть, даже документов они бы пригодились. Деньги были нужны. Не на джинсы и кроссовки, а на средства, так сказать, производства. Но этот жук хитро всё устроил.
— Деньги придётся изъять, конечно же, — елейно улыбнулся Ананьин. — И хорошенько разобраться в ситуации. Экспертизу провести, установить, есть ли на них следы краски. Да, в конце концов, проверить, раньше ли они напечатаны, чем ваш тесть скончался, понимаете? Может, действительно, всё как вы и говорите. Но это не отменяет, любезный Вадим Андреевич, расследования по факту сигналов по вашему поведению.
— Да что вы такое… Ну, честное слово! Лев Игоревич, вы скажите товарищу, что я кристальной чистоты, да, чтобы я! Как у вас язык, вообще… не отсыхает от такого!
— Язык⁈ — захохотал Ананьин. — Да как у вас руки брать не отсыхают, вот что будет интересовать следствие. А то, может, у вас тут преступная группа? Банда, а? Жаров и Радько. Кто ещё в деле?
— Полковник Ананьин, — усмехнулся я, и он сразу спал с лица, посуровел и заиграл желваками.
— Вы, гражданин Жаров не забывайтесь! Под подозрением у нас вы, а не я. Сделаем дактилоскопический анализ и посмотрим, чьи там пальчики имеются. А потом и поговорим уже предметно. А сейчас мы с вами поедем в места всем нам хорошо известные. Ну-ка, идите со мной на кухню.
Он схватил меня за локоть и выволок из комнаты.
— Твои бабки? — зловеще зашептал он, глянув на дверь.
— Кофе хотите? — спросил я и потянулся к турке.
— Ты не крути, прямо говори.
— Ну, допустим, — кивнул я, набирая ложечку молотый кофе из бумажного пакета.
— Допустим, да или допустим, нет? — прищурился он.
— Я без сахара, а вы как?
— Одну чайную добавь. Так что про деньги? Твои или нет? Если нет, я этого Радько так раскручу, что ему вышку как нефиг делать впаяют.
— А если мои? — пожал я плечами. — Меня под вышку подведёте? Или подвесите вопрос, чтобы он на моей шее лежал удавкой и в любой момент можно было её затянуть?
— О, приятно поговорить с умным человеком. Всё-то ты понимаешь, да?
— Мне этот Радько вообще никто. Ни брат, ни сват. С чего бы я на себя его грехи брал?
— С чего? А с того, что невинного человека под пулю в затылок подставить не каждый сможет. Одно дело переодетого в мента бандита укокошить, а другое… вот этого розового поросёночка Радько. Считай, это проверка. Как поведёшь себя, так и к тебе будут относиться.
— Кто будет?
— Я и… Я буду. Перешагнёшь через него — значит сработаемся. Значит цель определяет средства. Не сможешь — повиснешь на моём крюке, и я когда захочу, буду тебя дёргать. А если вздумаешь артачиться, делу ход дадим.
— Да, что это за дело-то? Деньги нашли. Глупость какая-то. Да и, к тому же, если я откажусь от денег, они будут отчуждены в пользу государства. Так?
— Да, ты их в любом случае обратно не получишь, — усмехнулся он.
Подставлять Радько я, естественно, не собирался, но и самому голову в петлю совать не хотелось.
— Получу, — пожал я плечами. — Деньги законные, бабушка страховку получила и от родителей остались сбережения. Так что запаритесь изымать, ясно? Деньги мои. Вот печенье, угощайтесь.
Я разлил кофе по чашкам и сделал глоток. Бархатистая тягучая жидкость наполнила рот густым ароматом и вкусом.
— Товарищ полковник, — заглянул на кухню седой майор. — Увозить Радько?
— Не надо, Лев Игоревич, — махнул я рукой. — Кофе будете пить?
— Не понял…
— Деньги вот его, — усмехнулся Ананьин. — Чего ты не понял-то? Юноша говорит, что денежки ему принадлежат.
— Так этого что… отпускаю тогда?
— Отпускай, родной, отпускай, — милостиво позволил он и тут же резко повернулся ко мне. — Или как?
— Отпускайте, — утвердительно кивнул я.
— Видишь, майор, начальник говорит отпускай, значит отпускай.
— Понял, — недовольно кивнул майор и вышел с кухни и почти сразу из коридора донеслись его тихие ругательства.
— Ну, — довольно потёр руки Ананьин, как муха перед обедом, — стало быть решил удавочку на шею?
— Посмотрим, Илья Михеевич. Посмотрим.
Вскоре все разошлись. Все были довольны и счастливы. Особенно московский гость.
— Майор тебя вызовет на допрос, — ухмыльнулся он. — А пока отдохни. Средства мы заберём, разумеется. До выяснения.
— И что, забрал?
— Да, Ир, забрал.
Я сидел в кабинете Закировой, закинув ногу на ногу и откинувшись на спинку стула.
— И сколько там было? — кивнула она.
— Да… несколько тысяч.
— Несколько? — подняла она брови. — И откуда они у тебя?
— Слушай, какая разница, откуда? Дело в том, что Ананий козёл, каких мало. Враг, блин, народа.
— Серьёзно? — усмехнулась она.
— Да. Оборотень в погонах.
— Вон оно что. А ты?
— А я белый и пушистый. Я против преступности, а он сам преступник. Помнишь Зубатого? Он подручный Ананьина.
— Ну, Зубатому вроде срок светит.
— Не удивлюсь, если он ничего не получит и выйдет сухим из воды.
— Я сразу говорю, как тебе помочь в твоей проблеме не знаю.
— Да как мне помочь? Никак. Только Анания под монастырь подвести. Но ты не сможешь, ты здесь, а он вон где.
— Точно. Сообразил. Молодец. Ну, а раз так, оставим эти глупости. Ты мне там Сироту вроде обещал на блюдечке с голубой каёмочкой. Намекал, по крайней мере, да? Пистолет, мол, у него плохой имеется и всё такое. Так что, может оторвёмся на Сироте, раз Ананьин нам не по зубам?
— Нет, там отбой пока что.
— Как это? Я настроилась уже. Ты чего наглеешь, Жаров?
— Ир, да он вроде нормальный чел.
— Чел? Ты чего в детском саду что ли? Чел тебе. Я знаешь, сколько этих челов видела? Я тебе так скажу, нормальные они только когда спят зубами к стенке. В остальное время, когда не спят, думают только о том, как тебя… как бы поприличней сказать…
— Поиметь?
— Ну типа. Так что, пока он тебя не… поимел, надо… поиметь его. Это закон джунглей, мой мальчик. И вообще, ты мне должен. С твоей мясовозкой тут такой шухер был, я еле погасила. Звонили соседи, звонили прохожие, я не знаю, что там за херня у тебя была. Выстрелы, похищения девиц, вопли. Это Верхотомск, мой юный друг, а не Чикаго, ты понимаешь? Не дикий Запад. Тут тишь да гладь, а в лучшем случае поножовщина на почве распития сивухи. Бытовичок. А ты здесь чуждую криминальную культуру прививаешь. Уезжай лучше в столицу. Самое место тебе там. С Ананьиными и Зубатыми. Но до отъезда вынь да положь мне Сироту. С поличным, как обещал, ясно?
— А ты не хочешь в столицу перебраться?
— Да, хочу. Заместителем министра хочу поработать. Для начала, а там, как пойдёт. Ладно, Саня, хорош мозги канифолить. Некогда мне. Иди лучше. У тебя уже перерыв закончился давно.
— Ир, приходи вечерком.
— Да ну тебя, с тобой обязательно вляпаешься во что-нибудь. У тебя ведь проходной двор, а не квартира. То бабы стаями, то уголовники, то менты, то ответственные работники.
— Тогда я к тебе?
— Нет уж. Ты же вроде жениться собрался или просто бардачить, я не в курсе. Главное, меня не впутывай, ясно? Я между соискательницами твоими попадать не собираюсь, как между молотом и наковальней. Бывай, Жаров. И постарайся, чтобы я о тебе подольше ничего не слышала, хорошо? Иди. Приятно было познакомиться. Хотя не очень…
Я вышел из кабинета. Ревнивица. Совершенно точно нужно было перетаскивать её в Москву. Без союзников там пришлось бы очень трудно. Наверное, у Кофмана кто-то имелся, но мне нужен был свой человек. Или даже люди. Был у меня, правда, в Москве Костя Мур, но он пока стоял в самом низу пищевой цепочки, так что толку от него пока было бы немного.