— Так это что, настоящий французский ножик? — с удивлением спросил Никита.
— Не торопись, французов на Жестянке мы пока не обнаружили… Дальше идём. После такой популярности дук-дуки начали клепать многие фирмы и артели, можно сказать, они по всем миру разлетелись. Залетели и в СССР, где их продавали под названием «Школьник».
— В СССР для школьников выпускался специальный складник?!
— Ага.
— Так это настоящий советский ножик?!
— Да подожди ты! В России их тоже производили, только малыми сериями. Сам нож просто гениален: три куска стали, не считая антабки, и два гвоздика-пина. Что проще? Рукоять — согнутый стальной лист, закрывающий мощную сконцевую пружину, как у офицерского «Викторинокса», такую схему начали часто применять ещё в девятнадцатом веке. При всей компактности конструкции ей обеспечена отличная жёсткость. Тонкий клинок и полный клин в сечении — такой нож практически не нуждается в заточке, достаточно примитивной правки. Ну а сталь на них всегда ставили неплохую. Например, Х12МФ.
— Неси! — не выдержал метельщик, отбрасывая постылую метлу в серую пыль опытной площадки.
— Бегу!
Через две минуты я уверенным шагом победителя двигался к штабу, оценивая своё исполнение роли Тома Сойера на отлично.
Солнце, земля подсохла, небо в уютных белых облачках, настроение самое боевое. Я пропустил несущуюся сломя голову банду ребятни среднего школьного возраста, одетую в одинаковые бриджи и рубашки защитного цвета. В руках бандиты-пионеры держали длинные оструганные шесты, четверо тащили здоровенный тюк. Вспомнил, у них очередное занятие — вигвамы за мостом ставить будут!
Учебный год закрыт, но дети у нас заняты всегда. Уроки выживания, рыбалка, работа на радиостанции, велосипед, тактическая медицина, прикладная стрельба из длинного лука и арбалета с элементами охоты. Именно детскому лагерю с Дивного передана полевая кухня.
Скоро лагерные вожатые приведут их к нам для обучения стрельбе из огнестрельного оружия. В целом, занятия у жестяных пионеров мало чем отличаются от обучения на моих курсах. Разве что теории раза в три меньше.
Почти у самой штаб-квартиры Казанникова я встретил нашего ветерана — заведующего вещевым складом Василия Павловича, большого специалиста в области экипировки, на Земле он, как минимум, был менеджером милитари-магазина. Завсклад шел в сопровождении своего вечного хвоста — Остапа Волыны. Последний славен безобидным слабоумием, недюжинной физической силой и завидной выносливостью. Вот и сейчас Остап был нагружен, как верблюд.
Хороший человек Палыч с ним занимается по какой-то особой методике, и результаты налицо! В последнее время Волына даже начал понимать простейший юмор.
— Стой, не беги, слушай сюда! Чего не заходишь?
— Да замотался совсем, — виновато улыбнулся я.
— Разматывайся, давай! — строго приказал Палыч, сдвинув мохнатые брови. — Вечерком загляни, есть подкрадули твоего размера в очень неплохом состоянии. LOWA Zephyr GTX, между прочим, слыхал о таких?
— Да ладно… — не поверил я своим ушам.
— Накладно. Ходишь как обдергаец, скоро из твоих уставных пальцы наружу полезут… Должен будешь. Кстати, по высоте средний берц. И не «словаки», хотя и они хороши, а чистая Бавария. На всякий случай.
— Так я же это, Василь Павлович! Я же тоже! Наган добыл, как вы и просили, уже неделю как в тумбочке лежит! Замотался! — очень вовремя вспомнилось мне выполненное обещание, да уж… Просто позор.
— С жёлтой кожаной кобурой, ну и патронов немного для начала. Могу обучить.
— Рубин, с тобой приятно иметь дело! — вскричал завсклад, а Остап что-то забубнил и захлопал в ладоши.
— Правда, это не офицерский «самовзвод» двойного действия, а «солдатский», одинарного. Поверьте, это лучше! Продавить самовзвод не очень-то и легко, да и о точности можно будет забыть. С предварительным взводом наган стреляет очень точно.
— Вечером занесёшь? — Палыч реально возбудился. — Понимаешь, я ведь всю жизнь, насколько помню, хотел иметь личный боевой пистолет. Или наган, он мне даже больше нравится. Попал сюда, а вокруг опять склады, тряпки, вроде бы и незачем…
— Теперь будет, Василий Павлович! Будет! — горячо уверил я. — Кстати, в России револьвер это тоже пистолет, по ГОСТ-у — пистолет с вращающимся блоком патронников или стволов. А вот у американцев нет.
— Отлично, договорились!
Волына опять радостно захлопал в ладоши. Посмотрел я на него и подумал, чем он не ребенок?
Сунул руку в сумку и достал глиняную свистульку.
— Держи, Остап. Теперь вы с Ириной сможете ансамбль организовать. Я не умею, а она наверняка покажет, как играть.
Выпучив глаза, отчего они стали похожи на глаза Палыча в обычном состоянии, Волына осторожно принял подарок, поднёс к губам, и вдруг из этого комочка глины полилась волшебная мелодия. Какая-то смутно знакомая, что-то закарпатское или молдавское. Охренеть, господа, нечто подобное я уже видел и слышал в Переделкино, когда Кретова неожиданно для всех взяла в руки блок-флейту!
Это было что-то древнее, музыкально изначальное, что-то из тех ветхозаветных времён, когда человек впервые попытался отказаться от роли безропотного слушателя нескончаемого монолога природы, стать исполнителем и завести с ней диалог. Наверное, первые свистульки, костяные или деревянные, сразу оказывались в руках шаманов-колдунов, даже без их желания. Ведь именно им племя поручало как-то договариваться с всемогущими силами, способными затапливать луга, сжигать молниями леса и разрушать горы вулканами. С их помощью колдуны пытались говорить с духами, вызывать в засуху дождь и в меру сил пугать нечистую силу.
Полоумный Остап забыл практически всё, что мог знать, однако, вернувшись в нашу своеобразную древность, вспомнил это колдовское умение.
С добавлением такого таланта в творческую палитру Пятисотки и прям пора организовывать ансамбль. Маловато у нас культурной работы, кот наплакал! Одна примитивная самодеятельность кострового типа. Что поделать, надстройка всегда отстает от материальной базы.
— Ну всё, всё, Ося, — Палыч мягко опустил руку помощника и похлопал его по плечу. — Ты молодец, потом ещё поиграешь.
— Вот это да-а… — выдохнул я.
— Видишь, как сложен человек божий? Так что не торопись с оценками, не торопись… — грустно произнёс завсклад. — Сам-то куда лыжи навострил, Денис?
— К Владимиру Викторовичу с докладом, — я приподнял полевую сумку.
— Можешь не ходить, нет его на месте, — махнул рукой завсклад.
— Да? — удивился я. — И где же он?
Что-то небывалое, Казанников практически не покидает расположение, шутит: «Мы с Пятисоткой срослись».
— А-а, ты же вечно в разъездах пропадаешь, не знаешь. В медсанчасти он лежит.
— В больничке плохо! В больничке всегда больно! — с плачущим видом тут же запричитал Волына.
— Ося, не томи природу, а? — поморщился Палыч. — Что-то с сердцем, его вчера положили. Ночью вся Пятисотка на ушах стояла, это не шутки.
— А точнее?
— Когда это наши медики докладывали? Одно могу сказать, Денис, если в нашем возрасте, да с сердцем, то ничего хорошего.
Беда никогда не приходит одна. Не в результате ли пропажи Никиты и такой вот фиксации начала у нас проклятой эпидемии слёг Дед?
— Тогда я побежал!
— Не пустят тебя к нему, — предупредил Палыч.
— Пустят, — отрезал я. — Меня пустят.
Глава 14 Конкурс фантастики
В гарнизонной медсанчасти было по-скучному тихо, и лишь моё шумное появление резко изменило обстановку. Сначала я попробовал пройти привычным манером — двигаемся быстро, всем широко улыбаемся, делаем комплименты, подмигиваем, на ходу живо интересуемся, где взять больничный халат. Приветствуется раздача по ходу движения конфет или простеньких букетиков полевых цветов.
Не получилось, путь к палатам решительно преградила Хельга, дежурная медсестра — капитальная женщина средних лет, обладательница огромного опыта общения с пациентами, посетителями и проверяющими, человек самого строгого характера.
Вот же не повезло угодить в её смену…
— Я к Казанникову!
— Да это понятно, что не на уколы магнезии торопишься, — хмыкнула повелительница градусников, шприцов и клизмирующих устройств, медленно наматывая на ладонь плоский резиновый жгут.
Хельга из поволжских немцев, переселённых в Красноярский край, где к легендарному германскому правилу Ordnung muss sein, то есть, порядок должен быть, добавилось нашенское «Закон — тайга, черпак — норма, медведь прокурор». Здесь медведь — она.
— Хеля, Хелечка, я всего на пару минут, только посмотреть и чуть-чуть спросить!
— Нет, у него особый режим.
— Он в общей палате?
— У Владимира Викторовича случился сердечный приступ, он лежит в ПИТ-е, а это особый режим, посещения запрещены!
— Осторожненько ведь, на цыпочках…
— Посетители нервируют пациентов и заразу разносят, — сообщила мне блюстительница стерильности.
ПИТ это не что иное, как палата интенсивной терапии, уже легче, не в реанимации.
— И полы потом за вами мыть! — каркнула сбоку подошедшая с улицы санитарка, немолодая женщина в наброшенном на плечи военном бушлате, в который она зябко куталась. Имени не знаю, а фамилия у неё Зверюгина. Только по фамилии и зовут.
Она тут же скинула бушлат на крючок возле входа и взяла ведро со шваброй.
Так, силы противника группируются.
— Девчата, да вы не волнуйтесь так, я же в тапках пойду, сбегать за своими? Могу босиком. А хотите, мы вам потом все полы помоем?
— Не положено! — ревниво взревела Зверюгина, не собирающаяся отдавать каким-то хлыщам свой честный хлеб.
Твою ты душу…
— Хельга, а если я записку черкну, передашь?
— Не положено, инструкция. Разве ты чего доброго напишешь? Владимир Викторович прочитает твою писульку и опять за сердце схватится. А что это у тебя на боку висит, Рубин? Пистолетик?
— Ну да.
— Так ты что, собрался войти в гражданское медицинское учреждение с огнестрельным оружием?! — в голосе медсестры грозно зазвенел аккорд предельного возмущения.