Волков стоял в тени, его практически не было видно в глубине большой пеналообразной комнаты с традиционными низкими потолками. Дверь распахнулась, и в палату уверенно, практически по-хозяйски вошел Образец. Ну, конечно, после гибели Ивана именно он станет наместником в Твери, и сейчас тоже находится в предвкушении, из-за того, что княжич, всегда смирный и покорно исполняющий волю отца, внезапно удила закусил. Ну подумаешь, за пару месяцев пережил уже около десятка покушений, многие так живут — время такое. Увидев меня во главе накрытого стола, Образец остановился. В его взгляде впервые промелькнула нерешительность, а вдруг княжич опомнился и на попятную пошел? Снова ждать, когда какое-то из постоянных покушений наконец-то стрельнет?
— И снова здравствуй, боярин, — я указал рукой на стол. — Проходи, садись, отведай со мной, чем Бог послал, — усмехнулся, заметив его колебания. — Да не бойся, не отравлю. Не люблю это дело, ненадежное оно, как оказалось.
Образец перекрестился, прежде, чем сесть за стол. Пару минут мы молча ели. Видя, что я с аппетитом жую курочку, он осмелел и даже отрезал себе кусок запеченного поросенка и шмякнул на тарелку. Вилок не было, и меня это все так же напрягало, а вот боярин вполне себе справлялся с мясом руками, помогая себе огромным кинжалом. Скорее даже не кинжалом, а коротким мечом. Я смотрел на него с некоторой смесью любопытства и брезгливости. Если бы мне дали править хотя бы в Тверском княжестве, то вилка была бы введена в оборот, ничего сложного в ее изготовлении нет. Заметив мой взгляд, Образец проглотил последний кусок и вытер жирные руки о собственный кафтан. Затем вложил кинжал обратно в ножны и развернулся в мою сторону. Понятно, сейчас начнется серьезный разговор.
— Я погляжу, не выполнил ты, княжич, волю отца своего Великого князя Московского, — Образец снова лучился самодовольством, от которого меня уже начало подташнивать. Так и хотелось кулаком стереть его глумливую улыбочку с рожи. — Думу боярскую не распустил до указа, поместных по домам не разогнал, — ага, добавь еще, что не по понятиям поступил, пахан не одобряет, я только хмыкнул своим мыслям. Все-таки люди никогда и нигде не меняются. Никогда и нигде, и это закон существования человечества. Мы только разговаривать начали по-другому, обзавелись гаджетами и другой одеждой, а как были гопниками из каменного века, так ими и остались, и это никогда не изменится, пока человек существует. Но Образец ждал ответа, и я, вытерев руки о холщовую тряпицу, специально лежащую рядом, откинулся на высокую спинку своего княжеского кресла и задумчиво ответил.
— Нет, получается, что не выполнил. И выполнять не собираюсь. Боярам я слово дал, когда входил в город без единого убитого с обеих сторон, и слово я свое сдержу, чего бы мне это не стоило. Про войско я отписал Великому князю. Хочу попробовать сделать так, чтобы войско постоянно было наготове, тогда ни один недруг не сумеет нас врасплох застать.
— И Великий князь Иван Васильевич не одобрил этого решения, — Образец привстал со своего места.
— А почему? Неужто боится, что я этим своим войском смогу Москву взять и самому править начать, чтобы не плясать уже под его дудку? — я тоже привстал и оскалился. Щека Образца дернулась, доказывая, что я попал в цель. — Вот только не хотел я никогда княжеский венец с головы отца сдернуть, но кто-то постоянно его настраивает на то, что хочу, просто спать не могу, как хочу Великим князем Московским стать.
— И будут петь! Пока ты, мальчишка, не станешь послушен, как и подобает быть хорошему сыну. Пока не вытравишь из своей крови ту часть, что с тверчанкой тебе досталась. Предательское племя, вечно пытающееся обманом взять желаемое! И ты не лучше, чем Мишка Тверской, сбежавший из Твери, лишь только издалека твое малахольное войско заметил.
— Ты как с князем разговариваешь, смерд? — я встал и сложил руки на груди.
— Не князь ты мне. И никогда не будешь князем, — и Образец, забывшись, потянулся за кинжалом.
Удавка обхватила его шею со скоростью атакующей змеи. Волков незримой тенью вынырнул из темноты угла, в котором стоял все это время Образцом незамеченный, и набросил удавку на шею боярину. Боярин захрипел и вскинул руки, пытаясь ослабить давление на шею, но, если удавка накинута по всем правилам, от нее невозможно спастись. Мне во намедни повезло. Убийца не подкрался совсем незаметно, я лежал, чтобы он сумел сразу перекрыть подачу крови в мозг, да и в темноте ему не удалось все правильно рассчитать. А вот сейчас все было совсем по-другому. Сделав жест рукой, я заставил Сергея слегка ослабить давление, и дать Образцу глотнуть воздуха.
— Сколько вас таких, что настраивает против меня собственного отца? — спросил я спокойно, не убирая с груди рук.
— Достаточно, — прохрипел Образец, глядя с ненавистью. — Всех не удавишь.
— Значит, Бельский с Холмским тоже, — я покачал головой, по сверкнувшим глазам получив утвердительный ответ на свой вопрос. Во рту появилась горечь. — Да простит меня Бог, — пробормотал я довольно тихо, но Волков услышал, и удавка затянулась на шее боярина, на этот раз окончательно приводя вынесенный мною приговор в исполнение. Со двора тишину наступившей ночи оборвал громкий крик, а следом послышалась громкая возня и звон металла. Волков отпустил уже мертвое тело Образца, которое мешком упало на пол. — Посмотри, что там, — он кивнул и быстро вышел из палат, я же подошел к трупу и опустился перед ним на корточки.
Скрупулезно сняв пояс с кинжалом в богатых ножнах и нащупав зашитые в самом поясе монеты, отложил его пока в сторону и принялся за обыск. Под подклад была пришита бумага, которая от лица Ивана третьего повелевала мне явиться самому в Москву или в кандалах, на выбор, так сказать. Ну вот и всё, и точки над всеми буквами расставлены. Не сказать, что это стало для меня полной неожиданностью, но было неприятно, да и под ложечкой засосало от принятия неизбежного. Схватив пояс, который считал трофейным, я подошел к маленькому слюдяному оконцу и заглянул в темноту ночи. Как и положено, в слюде отразилось лишь мое лицо: бледноватое, худощавое, я похудел от постоянного недоедания, даже одежда начала болтаться. Аккуратная русая бородка, соединенная с усами, делала это молодое совсем лицо строже, а оттого, несколько старше тех двадцати шести лет, которые Иван прожил на этом свете. Светлые глаза, как практически у всех русичей, на фоне загорелой кожи лица выглядели еще светлее. Я не знаток мужской красоты, но отразившийся в окне парень страшным не выглядел. Точно Иван-царевич, только с кармой какой-то кривоватой.
Крики на улице усилились. Да что там происходит такое? Надо бы пойти посмотреть, но не хочу, просто не могу заставить себя сдвинуться с места, как, скорее всего, не смогли заставить себя сдвинуться с места другие попаданцы, заброшенные в это тело неведомой силой. Они цеплялись за Русь руками и ногами, и, возможно, зубами, но не смогли понять одного: Ивану Ивановичу Молодому Рюрику нет в этой истории места. Вот, положа руку на сердце, смогу ли я сделать для России больше, чем очень скоро взошедшие на престол Василий третий, и за ним Иван четвертый, прозванный Грозным? Ой, вряд ли. Они были образованнейшими людьми своего времени и достойнейшими правителями. Они сделали так, что такое государство как Россия вообще появилось. Они сбросили окончательно татарский хвост и вышли к Уралу, а потом пошли и дальше. Были ли перегибы во время их правления? Безусловно. А у кого их не было? Но сейчас, черт бы всех подрал, такое время! Как можно винить Ивана четвертого в репрессиях или в чем там его еще обвиняют, когда вон, где-то окопавшийся Курицын монументальный труд про Дракулу-воеводу своял. Когда Катькин любимый Риарио людей десятками вверх ногами вешал, а Екатерина Медичи совсем скоро замутит Варфоломеевскую ночь. Когда Томас Торквемада принес свой извращенный трибунал практически во все страны этого мира, а конченный садист и извращенец Крамер выпустил свой «Молот ведьм». Да Иван наш по сравнению с некоторыми, с большинством, чего уж лукавить, деятелями этого времени просто милашка-очаровашка, и невинен аки дитя. И я объективно оцениваю свои силы, и могу утверждать, что на фоне постоянных покушений, и в непрекращающейся истерии различных заговоров, смогу только залить страну кровью, а это ни мне, ни моей родине, которую я люблю, совершенно не нужно.
Но и сдастся я не могу. С ночи покушения я много думал, в частности над тем, а что меня отличает от других, если взять за основу, что попадание мое далеко не первое? Знание истории, вот что. Скорее всего, они были гениальными военными, учеными, и могли на коленке собрать пулемет из дерьма и палок, но они не знали, что их ждет в грядущем, в течение нескольких лет. Потом, если все пойдет как надо, боюсь, историческая канва настолько изменится, что я уже не смогу пользоваться своими знаниями, но сейчас пока могу. Потому что сейчас ничего не изменилось, кроме того, что Тверь была взята годом раньше, да Елена Волошанка умерла. Ни Тверь, ни Волошанка на глобальную историю никак не влияли, поэтому эти изменения не существенны и их можно в расчет не брать.
Итак, что мы имеем? А имеем мы идеальное время для того, чтобы попробовать отжать для себя немного земли и основать королевство. Сначала небольшое, но там как получится. А все потому, что одна тысяча четыреста восемьдесят четвертый год высшими силами был выбран далеко на случайно. Именно в этом году в Европе нет ни единого цельного государства, а те осколки, что имеются, отчаянно грызутся между собой. При должных знаниях и чуточки везения взять их, конечно, не очень просто, но вполне осуществимо. Германия — Крамер со своим «Молотом ведьм» и трибуналом Торквемады просто вырвут трон из-под Максимилиана Габсбурга, это если не учитывать падеж численности населения в следствии инквизиции. Безумная война герцога Орлеанского со своим малолетним племянником, который по совместительству является его королем, и охватившая в итоге кроме разрозненной обескровленной Франции еще и Австрию, а затем и Священную римскую империю, стартовала в этом, богатом на мировые события году. Фригидная полубезумная Изабелла Испанская так всех достала, что именно в этом году бунты захлестнули Испанию с головой, а эта дура, вместо того, чтобы попытаться договориться, залила страну таким количеством крови и завалила таким количеством трупов, что даже появились легенды про виноградники, которые выросли на столь удобренной земле, и приносящие легендарное испанское вино. Взошел на престол Ричард третий — ну тут совсем ахтунг, Англию можно пока вовсе не считать. Италия — это просто слезы городов-государств, постоянно режущих друг друга. В конечном итоге, они настолько ослабятся, что станут невероятным подарком для Сулеймана Великолепного. Хотя, вот положа руку на сердце, в таких условиях любой бы стал Великолепным, если бы хоть каплю мозгов в башке имел. Но это будет позже. Также, как позже вырастут все те, кто мог бы меня мордой в дерьмо ткнуть и прикопать под первым же кипарисом. Тот же Сулейман, тот же Чезаре Борджиа, и куча других не менее прославленных военачальников, которые или пока не родились, или же пока на горшке с погремушкой восседают, и я просто не могу не воспользоваться таким шансом. Хотя мое сердце навсегда останется с этой холодной неприветливой землей, путь мой лежит на запад.