Он долгое время смотрел на меня округлившимися глазами, но потом до него дошло, что следует развернуть скомканный лист и прочитать содержимое. Он долго молчал, но потом прямо посмотрел мне в глаза.
— Мне это не нужно и никогда не было нужным. Я всего хотел добиться сам, без оглядки на то, кто мой отец. Я знал, что он направил это письмо на одобрение коллегии, но больше не упоминал о нем, а я не спрашивал, — он протянул мне лист, на который я только бросила взгляд, глядя ему в глаза. Только сейчас я заметила, что у него глаза Риарио, только более живые что ли, без того холодного блеска, который всегда присутствовал у моего покойного мужа.
— Чезаре, — я закрыла глаза, из которых непроизвольно полились слезы. — Я понимаю, что ты чувствуешь, я понимаю, что это твоя жизнь, и я никоем образом не могу на нее влиять, я осознаю, что у тебя есть невеста и уже родился собственный ребенок, но я прошу тебя, я умоляю тебя, прими правление землями твоего отца до рождения моего ребенка. Помоги мне. Я не знаю, какие между вами были отношения, но сейчас ты единственный мой шанс уйти от Рима, не насовсем, но хотя бы на время. Потом мы придумаем что-нибудь. — Я смотрела на Чезаре, который стоял передо мной и смотрел немигающим взглядом.
— Что именно вы хотите от меня?
— Прими правление землями на законных основаниях и стань регентом, если родится мальчик. — Я опустилась на пол, понимая, что он никогда не согласится, и закрыла лицо ладонями. Это был мой последний реальный шанс.
— Сеньора, я дам вам ответ через час, — он вышел из комнаты, осторожно перешагивая через меня, и аккуратно закрыл за собой дверь.
Глава 8
Следующие полгода я мотался из одного места в другое, редко вылезая из седла. Похоже, что я еще похудел и теперь выглядел моложе своих двадцати семи лет. Да еще и подравнивая бородку, умудрился неловко повернуть бритву… в, общем, пришлось бриться. Хорошо хоть это произошло после того, как я совершил найм, потому что перед Пфайпфером необходимо было выглядеть солидно, как минимум, чтобы не подписали за совсем уж пацана, что, естественно, повредило бы переговорам.
Люцерн встретил меня дождем. Хорошо хоть дорогу не развезло настолько, чтобы она стала непроходимой. Но здесь, в преддверии Альп, почва была более каменистая, поэтому до состояния болота ее было трудновато размыть. Поселившись на постоялом дворе, заняв весь этаж, я отправил мальчишку-прислужника за Пфайпфером. Он еще только начал свой бизнес по сдаче в аренду пехоты, который уже очень скоро начнет приносить ему баснословную прибыль, но пока еще услугами швейцарцев пользовались немногие, так что именно он должен был прийти ко мне, а не я к нему, как уже лет через пятьдесят будут делать представители королей и пап. Сейчас же, я был Великий князь и король, что немаловажно, хоть и титулярный, а он — никто.
В дверь постучали. Я в это время стоял у маленького окошка, затянутого бычьим пузырем и пытался рассмотреть хоть что-то за пеленою дождя. Здесь уже больше ощущалось, что я нахожусь именно в средневековой Европе, потому что в Италии с его палаццо, огромными окнами и солнцем, эти ощущения не проявлялись в полной мере. Может быть, именно поэтому я остановил свой выбор именно на этом полуострове, хотя, положа руку на сердце, я остался бы на Руси, если бы обстоятельства сложились по-другому. Стук повторился, и Милославский, встав со стула, на котором сидел за столом, открыл дверь, за которой стоял высокий широкоплечий мужчина, прилично одетый перепоясанный ремнем, на котором был приторочен меч. Васька сделал шаг в сторону, и мужчина вошел в комнату. Я пристально смотрел на его меч и мучительно вспоминал, имеет ли он право его носить?
— Ваше величество, — как многие до него, Пфайпфер сразу же определил во мне главного. Я плохо знал немецкий, тем более диалекты, поэтому сразу же расставил акценты.
— На латыни, господин Пфайпфер, если это возможно.
— Это возможно, — он кивнул, выпрямляясь после глубокого поклона. — Вы хотели меня видеть, ваше величество?
— Да, господин Пфайпфер, я хотел вас видеть. Мне все уши прожужжали по дороге сюда, рассказывая, что пехота кантона Люцерн едва ли не лучшая пехота в мире. Я хочу убедиться, что слухи не преувеличивают достоинство ваших людей.
— А могу я узнать, с какой целью это интересует ваше величество? — у него был цепкий взгляд, которым он пристально рассматривал меня, отмечая каждую, необходимую ему деталь.
— Мне нужна армия, зачем же еще? — я взглянул удивленно, словно недоумевая от тупости его вопроса.
— Простите, вы сказали «армия», ваше величество? — пришла пора Пфайпферу хлопать глазами.
— Наверное, я неправильно выразился, — я продолжал смотреть на него, не мигая. — Две тысячи солдат будет достаточно. Я точно знаю, что мой царственный собрат, король Франции, платит двадцать тысяч франков в год, для армии в эти же самые две тысячи солдат. Мне они понадобятся сроком на три года, и я заплачу за эти три года сразу. Также я хочу, чтобы вы включили в контракт пункт, о самообеспечении. Обозы для солдат — не мое дело. Я буду платить за них отдельно, но от сборов прошу меня уволить. Так же, в контракт должен будет внесен пункт о беспрекословном подчинении моим приказам.
— Я хотел бы уточнить, что означает этот пункт, ваше величество, — быстро спросил Пфайпфер, видимо уже прикидывая, где он возьмет две тысячи солдат.
— Это значит, что, если я прикажу прыгать, у них будет право лишь уточнить на какую высоту, — я усмехнулся, вворачивая эту знаменитую в моем мире фразу.
— Вы должны знать, ваше величество, что в контракте есть пункт, предусматривающий, что армия может отказаться выходить на поле боя, если им будет противостоять войско, нанятое в швейцарских кантонах.
— Это разумное требование, — я кивнул. — В свою очередь, хочу напомнить, что, выплатив пенсион за каждого погибшего солдата, я надеюсь получать на его место полноценную замену, согласно контракта.
— Вы знаете, что каждому солдату будете платить по четыре гульдена в месяц, ваше величество?
— Да, я знаю это, — я кивнул. — Вас устраивают подобные условия?
— Вполне, ваше величество. Как скоро вам нужны солдаты?
— Немедленно, — он нахмурился, почесал висок и кивнул.
— Полагаю, вы захотите посмотреть ваших будущих солдат, провести смотр и познакомиться с командирами, ваше величество?
— Разумеется. Как скоро мы сможем подписать договор? — как и в то время, когда я мчался в Италию, не разбирая дороги из Твери, у меня появилось чувство, что необходимо вернуться. Но я не мог бросить то, зачем, собственно, и явился в Люцерн на полпути.
— Завтра, я думаю, смогу принести вам первоначальный вариант, ваше величество, — и Пфайпфер поклонился на этот раз еще более низко. Я махнул рукой, отпуская его, и этот торговец элитными на этом этапе войсками, вымелся из комнаты, чтобы найти грамотного юриста и начать собирать солдат, потому что две тысячи человек найти, оснастить и выставить на смотр было не так уж и просто.
— И долго ты, княже, решил наемникам платить? — Милославский сел на место, с которого вскочил несколькими минутами ранее.
— Пока не создадим нашу армию, — я снова повернулся к окну. — Нашу, Вася, не поместную, а ту, коя всегда будет готова встать и пойти туда, куда воевода укажет. Как в Риме дохристианском было. Гарнизоны, где солдаты будут каждый день науку воинскую постигать, а воеводы придумывать, как еще лучше сделать.
— Где ж мы, княже, народу столько возьмем, чтобы не хлеба сеяли, а в гарнизоне жили? — Милославский задумался, пытаясь себе это представить.
— Придумаем что-нибудь, — я повел плечами. — Надо сначала с помощью наемных полков закрепиться как следует, а там уже будем решать, как именно воинскую повинность внести в указы, да как гарнизоны те начать сооружать. А делать это придется едва ли не в первую очередь, потому что врагов мы себе наживем немеряно.
— Ты уж меня извини, княже, но все, кого мы встречали по дороге, только что глотки друг дружки не рвут, — усмехнулся Милославский.
— Так то везде, Вася, разве же тут же Тверь не помнишь, или Новгород Великий? Вот уж где народец неугомонный, так и норовит бунт устроить, хуже Казани, ей Богу, — я повернулся к своему рынде. — Сам же говорил, что усмирять пришлось смутьянов.
— Ну, ежели с этой стороны смотреть, — Васька хмыкнул. Все ты понимаешь, сукин сын, проверить решил, понимает ли князь, что творит? — Так куда думаешь двинуть прежде всего?
— Все-таки в Милан, — я повернулся к нему. — Туда, где черная смерть не так давно жатву собрала. Есть у меня мысль, как там можно без особой бойни герцогский палаццо занять. Но сначала наведаемся к князю Холмскому, поглядим, как устроиться успел, да Аристотеля с да Винчи заберем, они нам ой как пригодятся.
— Этот да Винчи шибко шебутной, — Васька поднялся на ноги и потянулся. — А еще он говорит, что Аристотель давно бежал из тех мест, кои родными считал, чтобы голову на плечах сберечь. А обвиняли его…
— В фальшивомонетничестве, — перебил я Ваську. — Я знаю. Он мне сам об этом сказал. И нет, его вина не была доказана.
— Но это не значит, что он этого не делал, — Милославский прищурился.
— Что ты хочешь этим сказать? — я не понимал, что Васька от меня хочет услышать.
— Ничего, просто, ежели Аристотель умеет и пушки лить и монеты отливать, хоть и фальшивые, то и настоящие сможет? — не понял, он что хочет сказать, что я должен буду чеканить свои монеты? — Пойду я, княже, с тобой Сергей ночевать останется сегодня.
С утра начались проверки и правки контракта, который притащил Пфайпфер. Параллельно с этим он таскал меня на специальную площадку, чтобы продемонстрировать свой товар. Швейцарцы были облачены в легкую броню, в основном, на них были шлемы и нагрудники. У каждого в руках длинная пика, короткий меч на боку и небольшой круглый щит. М-да, на экипировке своего живого товара местные воротилы явно экономят. Но, тем не менее, несмотря на столь явное пренебреже