— Что ты делаешь? — Ванька отстранился от меня, все так же пристально глядя в глаза, хотя теперь его вид был несколько ошарашенным и уже не столь самоуверенным.
— Заткнись, — я притянула его голову к себе, и на этот раз он ответил на поцелуй, притягивая меня все ближе.
Глава 14
Я лежала и смотрела в стену, на которой причудливо извивались тени, падающие под светом единственной свечи, оставшейся зажженной на ночь на столе. Сон не шел, отгоняемый мельтешащими в голове мыслями. Рука, на которой лежала, затекла, но вытащить ее из-под головы и просто перевернуться у меня не получилось, Иван крепко прижимал меня к себе, словно думал, что я куда-то смогу исчезнуть.
Все, что произошло, просто не укладывалось в голове. Я поддалась какому-то порыву страсти, который не испытывала уже довольно давно, глядя на молодого князя, который только слегка напоминал мне моего Ваньку. Но ведь напоминал же, пыталась я саму себя уговорить, чтобы не чувствовать этакой дамой легкого поведения, прыгнувшей в койку к едва знакомому мужчине.
— Ты не спишь, — спокойный голос, прозвучавший в полной тишине, напугал меня, и от неожиданности я вздрогнула, поворачиваясь к Ивану лицом, пользуясь тем, что он убрал руку, и я могла хотя бы пошевелиться. Повернувшись к нему, я натянула тонкую тряпку, которая, видимо, использовалась здесь в качестве какого-то аналога одеяла, чуть ли не под самый подбородок.
— Ты тоже. — Я ответила тихо, глядя ему в глаза. Он окинул меня насмешливым взглядом, но свои едкие высказывания оставил при себе.
— Мне скоро выдвигаться, буквально через час, а я уже как-то научился управлять сном, чтобы не проспать что-то важное, да и ты постоянно ворочалась, — я поднялась, заворачиваясь в эту огромную тряпку целиком, она, в отличие от своей товарки, давала возможность завязать себя на манер римской тоги и не отвлекаться постоянно на сползающий мягкий шелк.
— Ты куда-то едешь? — я подошла к столу, но вода не материализовалась сама, что конечно не могло меня удручать, на вино я даже не смотрела. Ничего, оденусь, смогу выйти из комнаты, тогда и найду хоть кого-нибудь, кто должен мне прислуживать, чтобы сделать с ним что-то непотребное, за такое пренебрежительное отношение к своим непосредственным обязанностям.
— Мне нужно встретить свою армию на подходе к городу, — он смотрел на то, как я пытаюсь еще больше укутаться в простыню, потом откинулся на спину, довольно выразительно при этом хмыкнув. — Тебе не кажется, что это несколько излишне? После того безумства, которое закончилось около часа назад, никогда бы не поверил, что ты будешь чего-то еще стесняться. — Я окинула его мрачным взглядом. Уж кто-кто, а он совершенно не стеснялся своей наготы. Да и витязю, который больше времени находится в седле, чем за праздничными столами, было что продемонстрировать. Надо как-нибудь Микеланджело обнаженного князя показать. Он еще сопляк совсем, но уже вроде подмастерьем у кого-то бегает, вот пускай музу для своих скульптур поймает, пока князь еще в форме.
— Ты не понимаешь… — Я покачала головой и выглянула в окно, которое открыла только что. Ночная тишина буквально звенела, и это было удивительно. Окно выходило на темный пустой двор, но никого, кроме пары стражников я не увидела, собственно, сколько бы не прислушивалась, никаких беспорядков рядом с замком слышно не было. Странно, то ли жители Милана настолько любили Людовико, что его кончину сейчас встречали хвалебными молитвами, либо речь Ваньки, которую я пропустила, возымела некоторый гипнотический эффект, что больше похоже на правду, да, он может быть чертовски убедителен.
— Может, тогда объяснишь? — шею обожгло горячее дыхание мужчины, от которого по телу пробежали мурашки. Иван подошел ко мне и, обняв руками за талию, наклонившись, положил голову мне на плечо.
— Я тебя не понимаю, правда, — я закрыла створку окна, оборачиваясь и встречаясь взглядом с Ванькой. Он молчал, не давая мне больше сказать ни слова, а затем легко подхватил на руки и донес до кровати, где усадил к себе на колени. Ну вот как с ним разговаривать, если он так себя ведет, а я сама не могу до сих пор определить, что именно к нему чувствую. То, что я и раньше испытывала чувства к Ваньке я даже не скрывала от самой себя, признаваться, правда, в этом категорически отказывалась, но это было раньше, а сейчас… Все слишком сложно и запутанно. Я знаю одно, с Риарио все было по-другому, более остро, насыщено адреналином и постоянным ощущением опасности. Мне никогда не хотелось огреть его чем-нибудь тяжелым по голове, а потом бегать вокруг, заламывая руки, причитая и прося прощения. Риарио мне никогда не снился и, когда он уезжал, мне было все равно. Я не бесилась от одной мысли о том, что вот он куда-то уехал, вроде как на войну, а вдруг не на войну, вдруг к этой греческой шлюхе, которая непонятно за какие заслуги ему титул короля презентовала. Сердце участило свой ритм, но я все равно решила договорить, несмотря на всякого рода неудобства. — То, что ты сказал, я могу принять и понять, и признать, насколько я оказывается была слепа, но ты сейчас видишь перед собой совершенно другую женщину. Тело, волосы, глаза, да даже голос совершенно не похожи на те, что были у меня в прошлой жизни, не похожи на ту, к которой ты что-то испытывал, очень ловко это скрывая, надо сказать. Сейчас я совершенно не похожа на подтянутую, следившую за собой женщину из двадцать первого века. Мне просто стыдно за то, что ты видишь и мысленно, как бы не отпирался, стараешься сравнить две оболочки между собой. Все эти безобразные шрамы на лице, на теле, на которые даже я не могу смотреть без внутреннего отвращения. Если под одеждой я и выгляжу миниатюрной и хрупкой девчонкой, то без нее сразу в глаза бросается рыхлых живот и растяжки от многочисленных родов. Это не я, Ваня. И мне просто стыдно и жутко неловко перед тобой за то, что ты видишь. Я не была такой жестокой, раньше даже помыслить не могла о том, что смогу кого-то убить. То, что стервой я была отменной — это да, с этим я не спорю, но все остальное… Она проникла в мой разум, в мою голову, заставила чувствовать ту тьму, что насквозь пропитала эту дрянь, которая без зазрения совести сожгла целый квартал в городе, предварительно вырезав там все живое, включая женщин, детей, кошек и собак. Она смотрела, как их убивают и наслаждалась этим зрелищем, и какую-то часть себя, она передала мне. Она заставила отступить в ужасе Чезаре Борджиа, который, согласись, никогда не был праведником. Ваня, не подменяй понятия, я — это не та Катька, которую ты всегда знал. Я не хочу, чтобы в тот момент, когда ты это, наконец, заметишь, ты просто бросил бы меня и сделал мне больно, потому что я не хочу тебя потерять, даже, если ты останешься жив. Потому что я не смогу жить в этом безумном мире без тебя, без единственной ниточки, которая держит меня на поверхности, не позволяя полноценно превратиться в Катерину Сфорца.
Вух, я закрыла глаза и почувствовала, как Ванька проводил пальцами по шраму, оставшемуся мне подарком от февральской ночи. Ведь в действительности я не за эти чертовы шрамы боялась. В темноте все кошки серы, и сегодняшняя ночь подтвердила этот постулат, потому что Ванька не отпускал меня, как моряк, дорвавшийся до борделя, после кругосветки.
— Катя, посмотри на меня, — я нехотя открыла глаза и повернула голову к мужчине, который все еще продолжал водить пальцем по этом гребаному шраму. — Я никогда не смотрел на то, как ты выглядишь, и, если тебе так будет спокойнее, впервые понял, что в тебя влюблен, когда держал твои волосы после разгульной ночи в своем туалете. Я видел тебя всякую и, поверь, сейчас ты выглядишь довольно неплохо, по крайней мере лучше, чем после твоего не слишком успешного путешествия в солярий или, когда ты набрала в весе под эгидой женской депрессии, после того, как какой-то козел тебя в очередной раз бросил. И если бы не твои вечные причитания, что ты жирная и теперь тебя никто не полюбит, я бы даже внимание на это не обратил. Мне все равно. Что бы ты не говорила, внутри, ты все тот же человек, который вынужден вести себя в угоду определенного рода обстоятельствам. И поверь, я никогда не отвернусь от тебя из-за парочки шрамов как на лице, так и в душе, на которые я даже не обращаю внимание. Ну и чтобы тебе было легче, я признаюсь, что тоже далеко не тот безбашенный парень, которого ты помнишь. В какой-то мере я гораздо хуже Риарио, у меня возможностей больше и размах впечатлительней. Во всяком случае, Риарио никогда не травил свою жену, — он невесело усмехнулся, я же смотрела на него, приоткрыв рот. Это он мне не рассказывал. Коротко сообщил, что Елена Волошанка умерла, и все на этом. — А еще, он вряд ли грозил коммуне Форли, что не будет размениваться на такие пошлости, как индивидуальные пытки, а просто подопрет ворота города и сожжет вместе со всеми жителями нахрен.
Я снова закрыла глаза, и прижалась к Ваньке, крепко того обнимая, понимая, что он лукавит и если не врет, то многое не договаривает, но эти слова были именно теми, которые были мне нужны сейчас. Никому не отдам. Собственноручно армянку прирежу. А что я чувствую к нему на самом деле, разберемся позже, когда все устаканится.
— Какие недопонимания у вас возникли с Медичи? — он отстранил меня от себя и посмотрел в глаза. Сердце пропустило удар, но я не отвернулась, как бы этого не хотела.
— Он был втянут в заговор против Риарио, меня и моих детей, и он нарушил условия контракта и договора, которые мой муж с ним заключил, где были обговорены определенные условия, если Медичи будет причастен к заговору против нас. Он промолчал, Ваня, и в результате его молчания погибло множество невинных людей, а он в итоге ничего не получил. Только сыграл на моем неуравновешенном состоянии и вынудил перезаключить все договора, пока не всплывет правда. Он виновен в смерти дорогих мне людей, как после этого я могла смотреть на него без желания убить прямо на месте? Что ты обещал с ним сделать, если со мной что-то случится? Именно поэтому он не убил меня, ведь так?