ерстная конница, набранная почти что с бору по сосенке, не потравила посевы конями. Мне только славы разорителя земель русских не хватало, до полного счастья. За Зоей такая числится, из-за того, что она весьма неаккуратно на Белоозеро скаталась, во время стояния на Угре, а мне хотелось бы обойтись.
Привстав на стременах, я приложил ладонь козырьком ко лбу и посмотрел вперед. Ничего нового не увидел, и снова опустился в седло. Делать это, когда конь шел шагом было просто, а уж за последние дни я даже без мышечной памяти Ивана стал почти нормальным наездником. А что делать? Приходилось подстраиваться под шаг обозов и пеших воинов. И снова потянулась нудная дорога, которую мне не с кем было даже скрасить. Мои рынды сторонились меня, ну точно по блату их набирали, а Волков уехал вперед с дозорным отрядом. Вот так и получилось, что ехал я почти что впереди отряда в гордом одиночестве.
— А мы же полною грудью вдохнем
дорожную пыль,
Ведь это праздник без внешних причин,
забавы
Для настоящих мужчин, —
пропел я себе под нос, снова обозревая окрестности в надежде увидеть что-нибудь отличающееся от ставшей уже привычной картины. Пейзаж действительно отличался от привычного. Поле осталось, но вот следов людской деятельности на нем я не заметил. Так же как не заметил следов выпаса скота. — Идеально. — Остановившись, я поднял руку, заставляя остановиться весь отряд. Среди всадников послышался гул голосов. Похоже, они не слишком-то и довольны. Ну правильно, думали, что оно быстро все получится, съездили быстренько, Михаила Борисовича постращали, и домой. Лепота, мать их. Прогулка и развлечение какое-никакое. Ко мне подъехал Кошкин-Захарьин чтобы узнать причину остановки.
— Случилось чего, княже? — он перестал меня называть княжич после разноса, который я устроил Холмскому. Но называть меня Великий князь ему, похоже, вера не позволяла. Ну и ладно. Мне бы из этой стремной ситуации без потерь выбраться, а там будем разбираться, кто я для них.
— Случилось, — я кивнул. — Поле видишь, боярин? — он кивнул. — Хорошее поле, широкое, неухоженное, рук людских не знавшее.
— Пошто ты мне все это говоришь, княже? — осторожно поинтересовался воевода, наверное, прикидывая, на каком этапе Молодой свихнулся.
— Вели пушки сгружать и ставить их на поле этом. Стрелять будем, — я соскочил с коня, и пошел к центру колонны, где вперемешку с обозами ехали наши артиллерийские наряды, включая те, которые вперед ушли. Мы их быстро нагнали, я бы не сказал, что ребята сильно торопились.
— Зачем тебе это надобно, княже? — Кошкин-Захарьин наморщил лоб, пытаясь понять, что я задумал.
— А ты что же думал, что я необстрелянные пушки в бой пущу? — я развернулся и смерил его внимательным взглядом. — Уж прости, но такой дурости я точно не допущу.
— Это как так, пушки необстрелянные? — воевода оторопел. — А зачем ты, княже, такие пушки с собой в поход взял? — он наморщил лоб, теперь, видимо, пытаясь оценить всю глубину моего замысла.
— Радует, что это не ты так подгадил, — и я, отвернувшись от него, не поясняя, что имею в виду, направился прямиком в поле, выбирая позицию, на которой планировал развернуть батарею.
— Куды пушки ставить, княже? — ко мне подскочил Федька русоволосый и сероглазый, с простым лицом, на котором выделялся нос картошкой, усыпанный веснушками. Лет парнишке было не больше пятнадцати, но тяжелая работа сделала его крепким и сильным физически.
— Вот сюда, — я ткнул пальцем в небольшой пригорок. — Рядком ставьте, — отдав дополнительное распоряжение, я остановился неподалеку и принялся наблюдать, как устанавливают лафеты, на которые укладывают пушки. Они были разного калибра и возле каждой укладывали горкой предназначенные ей снаряды. В основном снаряды были каменные. Лишь возле мортир, а их было две, я увидел несколько железных ядер. Но это и правильно, металлы — самый большой дефицит на Руси. Я бы вот, например, на месте царя или Великого князя не снимал с церквей медные купола, а просто запрещал бы из меди их отливать изначально. Но это мой личный бзик, как говорится. Я, к счастью, не самодержиц, и от меня не требуется принимать такие глобальные решения. Хотя, несмотря на все заслуги, а их реально было немало, Ивана третьего меня всегда бесила его нерешительность и какая-то биполярность. То идите и стойте на Угре, то быстро отойдите, то идите на Новгород и кончайте там всех, кто против меня, то — ну Бог с ними, пусть республика будет, до следующего бунта, то — идите и Мишку тверского на кол, достал, мать его так, то — ну ладно, вроде он присмирел, пускай еще князем побудет. Какого-то хрена остановились на Казани? Татары были деморализованы и лишены базы, в то время, как Холмский все еще был полон сил и умолял продолжить наступление. Договор с ханом? Не смешите меня, татары сами этими договорами могли бы подтереться, если бы знали, как это делается. Сумел бы правильно сыграть, глядишь, Урал в этом случае был бы за Московским княжеством, гораздо раньше, чем в действительности, а это уже четкие претензии на царство, причем приличное такое. Ну а Урал — это металлы. Почитай все, какие сейчас нужны по зарез. Не сразу, конечно, но уже Ивану четвертому, прозванному Грозный, не нужно было бы изгаляться и пытаться и Запад придавить, и Восток усмирить, и все это в режиме постоянных заговоров знати, и крайнего дефицита самого основного, той же меди, например. Да и глядя на такой успех, уж Новгород бы точно заткнулся, и Псков бы чудить перестал.
— Любуешься этим великим изобретением человеческой мысли, цесаре? — я покосился на Аристотеля, который неслышно подошел ко мне.
— Любуюсь, — я не стал скрывать очевидное. — Скажите, сеньор Фьорованти, вот эти украшения на пушках несут какое-нибудь функциональное значение? Усиление конструкции, например?
— Эм, нет, цесаре, это просто красиво. Произведение искусства, как и само орудие.
— Ага, понятно, — я еще раз провел рукой по вязи орнамента на стволе. — Синьор Фьорованти, а вы случайно Московское княжество с Сардинией не перепутали? Нет? Тогда откуда в вашу светлую голову пришла мысль о том, что можно драгоценную медь, которую мы всю до последней крошки покупаем, переводить вот на это? — и я ткнул пальцем в орнамент. Все-таки латынь очень образная. На русском этого времени практически невозможно жестко и избегая матов выразить свое недовольство.
— Но… — Аристотель попытался объяснить недалекому «цесаре», что подобные украшения — это вопрос статуса, я же поднял руку прерывая его на полуслове. Не собираюсь объяснять, что людям в осажденной крепости или городе глубоко наплевать на статусность пушки, которая по ним фигачет почти без перерывов на обед и перекуры.
— Мы позже обсудим эти нюансы, просто сейчас вы услышали мою позицию. Что предполагаете использовать в качестве мишени?
— У одной из телег обоза треснула ось. Порох, который на ней везли уже переложили на другие телеги, да и на испытания, которые сейчас будем проводить, порох будет необходим… Кузнец уже предложил разложить походную кузнецу, но раз нам нужна мишень, то можно использовать эту телегу.
— Хорошо, приступайте. Заодно и посмотрим, как далеко стреляют ваши произведения, — я встал неподалеку от развернутой батареи и сложил руки на груди. Ко мне подошел Кошкин-Захарьин. Он встал чуть в стороне от меня и сзади. Я даже слегка напрягся, и рука сама собой легла на рукоять меча, которым я, благодаря остаточной памяти тела владел все же довольно сносно. Но воевода повторил мой прежний жест, сложив руки на груди и глядя на выстроившиеся в ряд пушки.
— Я бы попросил вас, цесаре, закрыть уши, чтобы не произошло контузии. И отойти немного дальше от лафетов, — когда телега была установлена примерно на ста метрах от того места, где мы стояли, и пушки были уже почти все заряжены, ко мне подбежал Фьорованти, держащий в руке зажженный факел.
Я кивнул, показывая, что понял его, сделал несколько шагов назад, и закрыл уши руками, для надежности приоткрыв рот, чтобы снизить давление на барабанную перепонку.
Ба-бах! Первая пушка грохнула, откатившись назад, за ней грохнула вторая, потом третья, четвертая… звук был разной интенсивности, так же, как и посылаемые к цели снаряды имели разные размеры и площадь поражения.
Когда выстрелы перестали сотрясать пригорок, я опустил уши и долго всматривался в ту сторону, где была расположена телега. Из-за стены дыма ничего пока видно не было, и тогда я направился к самим пушкам. Пищали справились со своей задачей самым прекрасным образом, то есть, никаких повреждений я не увидел, так же как их не увидел сам Аристотель. А вот одна из мортир показала себя не с лучшей стороны. Ствол треснул и теперь по нему тянулась длинная трещина. Хорошо еще, что не взорвался, а то посекло бы всех нас осколками как снаряда, так и самой пу… Я замер на месте, не закончив мысль. Кажется, меня только что озарило, что могло стать причиной постыдного поражения этого похода, а также того, что у дяди Миши словно второе дыхание для заваливания литовца письмами открылось. А также то, почему Иван третий до следующего года ничего не предпринимал, чтобы привлечь Тверь к ответу. Эту страницу вымарали из летописей, словно ее не было, вот только следующий поход Московский князь возглавил лично, чтобы избежать каких-либо недоразумений. И войско собрал, словно не на Тверь шел, а на Казань, как минимум. Ну еще бы, когда самое грозное оружие этого времени взрывается посреди твоего войска, то смешно становится всем и людям, и коням. Это не учитывая, что рядом мог находится пороховой обоз наряда. М-да, веселуха может быть та еще. Я поморщился. Могло такое произойти? Да запросто. В бою не будешь ствол обнюхивать и каждый его сантиметр осматривать. После первого выстрела пошла трещина, а вот на втором и рвануло, не выдержав энергии выстрела. Ну а если учитывать, что это все-таки мортира, и что один снаряд, который в нее закатывается, больше сотни килограмм весит, то результат вполне предсказуем. И по факту остается только выяснить, что это? Простая случайность? Глупейший несчастный случай, или все же целенаправленная диверсия, начавшаяся еще на стадии изготовления пушки, и заканчивая тем приказом, отданным якобы от моего имени, об отправлении в поход не испытанных в деле орудий.