— Гори в аду, — он плюнул мне под ноги, после чего получил сразу два болезненных удара в живот от его сопровождения. Раньше они до рукоприкладства не опускались. Значит, в их головах будет происходить неких диссонанс между моими словами и тем, что будет пытаться им доказать Кара. Неплохо, надеюсь, что все так и будет. Я не Катерина Сфорца. И отвечать за ее глупые выходки точно не собираюсь.
— Посмотри мне в глаза, и ты увидишь, что я уже в аду.
Я повернулась в сторону Бордони, который, хмурясь, переводил взгляд с меня на Кара и жестом попросила, чтобы он подошел ко мне ближе.
— Я сомневаюсь, что он причастен к заговору, только если по своему незнанию, а если и причастен в полной мере, то он не действовал один. Поэтому допросите его как следует и по существу, при минимальном количестве свидетелей, потому что заговорщиком может быть любой, находящийся в замке, — даже ты, про себя добавила я и до меня дошло, что это действительно может оказаться правдой.
— Почему вы так считаете, сеньора?
— Это мой человек, поэтому я еще раз хотела посмотреть ему в глаза прежде, чем его запрут в пыточной. Вы посмотрите на него, он тяжелее пера и своего члена ни разу в руки ничего не брал. А еще он слишком глуп и амбициозен, чтобы провернуть какую-то неясную мне пока схему, в которой участвую я и Кавали. Кроме того, он отчаянно труслив, что только подтвердил своим глупым решением сбежать, в то время, когда ему надо было находиться здесь и скорбеть вместе со мной.
Бордони пристально смотрел мне в лицо, стараясь что-то там разглядеть, но потом кивнул своим людям, которые потащили орущего Кара в сторону пыточной.
— Мне следует о чем-то знать, прежде…
— Открыть ворота! — вопль, который прервал капитана заставил сердце замереть, а затем несколько раз перевернуться в груди. Я повернулась в сторону входа под скрип массивных дверь в тот самый момент, когда в атриум ввалилось с десяток наемников, создавая коридор, чтобы пропустить мужчину, за которым дверь тут же закрылась. Ну почему так быстро? Я же так и не успела настроить себя на эту встречу.
Зато теперь я могла его рассмотреть, не теряясь в догадках и фантазиях. Довольно молодо выглядевший для своего возраста, если я не ошибаюсь, ему было немного за сорок, высокий и, скорее, поджарый, чем просто худой мужчина. Черные волосы были довольно коротко подстрижены, лицо, заросшее короткой щетиной и красные белки глаз под немного опухшими веками, говорили о том, что последние несколько суток для него тоже выдались не простыми. Одет он был в стандартную экипировку папской армии без знаков различия, что выглядело довольно странно. На поясе в ножнах с одной стороны висел полноценный меч, возле другого бедра, судя по длине, скорее всего, кинжал или что-то вроде даги.
Он молча подошел ко мне, и судя по тому, как разом стихли все разговоры, создавая вокруг звенящую тишину, я, наконец, встретилась со своим супругом — Джироламо Риарио дела Ровери. Непонятно откуда взявшийся страх просто парализовал меня, и я не смогла двинуться с места, глядя в темные глаза, в которых я не увидела ни тени эмоций, только обжигающий холод. Возможно, я просто себя накрутила, представляя себе вместо обычного живого человека какого-то монстра. Он окинул меня пристальным взглядом, молча взял рукой за подбородок и, слегка повернув мою голову в сторону, что-то разглядывая на левой половине лица. В зеркало я с той ночи ни разу не смотрелась, поэтому не исключаю, что там отпечатались следы ночного покушения, а если лекарства, которые я принимаю, заглушают даже боль после неудачных родов, то боль от пары синяков точно не пробилась бы наружу.
Он отпустил мою голову и обвел собравшихся взглядом, дольше обычного задержав его на Себастьяне, которого все еще держали двое наемников, которые при появлении Риарио почему-то остановились, так и не доведя Кара до места назначения.
— Может мне хоть кто-то объяснить, что тут происходит? Бордони! — он говорил тихо, но услышали, его, казалось, все, кто находился в стенах этого проклятого замка. Капитан вышел вперед и слегка склонил голову. — Катерина, иди к себе и приведи себя в порядок. — Он так выразительно покосился на мои босые ноги, что мне захотелось провалиться сквозь землю. Я склонила голову, делая какое-то подобие книксена и, не оборачиваясь, умчалась наверх, оставляя мужчин самим разбираться в той каше, которую сама, отчасти, заварила.
Глава 9
Удельное княжество Дорогобужское, значившееся в составе Великого Тверского княжества, встретило нас ливнем, перешедшим в противный мелкий бусенец, который расквасил дорогу так, что даже мой весьма благородных кровей жеребец, прозванный без всяких изысков Сивка, поскальзывался, и один раз, даже, едва не упал. Сам испугавшись от неожиданности, конь выровнялся и заржал, выказывая недовольство и собой, и мной, и этой чертовой погодой, и всем миром в целом. Двигаться дальше верхом было попросту опасно, и я соскочил с Сивки, потрепав его по шее. Ко мне подошел, тоже ведя коня на поводу Милославский.
— Ну и хляби, растудыть их, — он вытер лицо ладонью и, прищурившись, посмотрел вперед. — Скоро Клин покажется, как действовать будем, княжич?
— Не знаю, — я покачал головой. — Князья Дорогобужские вроде не встают супротив Московского князя.
— Ну, то Юрий сын Андреев не вставал. А вот Осипа еще ни разу в войске московском не видывал никто, — Милославский был просто кладезем информации. Откуда он все и про всех знал, оставалось только гадать, но его характеристики всегда совпадали с существующей реальностью. Вот кому мемуары бы писать, или те же летописи. Самое же ценное в этом никогда не унывающем человеке было то, что он не примыкал ни к одной партии, что традиционно при дворе Ивана третьего складывались. Партий этих было всегда две-три, а то и все четыре. Князь умудрялся как-то пока лавировать между ними, я же просто не обращал внимания, тем более, что вокруг меня тоже великая кучка образовалась среди самых родовитых бояр, которые почему-то решили, что Иван Иванович Молодой все их хотелки непременно выполнит, как только с их помощью и поддержкой Великим князем Московским и всех объединенных земель станет. Ну раз так думали, значит предпосылки какие-то были. Однако, как по секрету тихонько шепнул мне все тот же Милославский, с которым мы за эту дорогу сблизились, не все из той партии бояр поддерживали меня из-за своих интересов. Примерно сорок процентов встали на мою сторону только потому, что ненавидели Софью какой-то нечеловеческой, лютой ненавистью. Самое смешное заключалось в том, что, когда Иван Молодой скоропостижно отбросил копыта, все те, кто его поддерживал, резко переметнутся именно к Софье, вроде бы для поддержки русских ценностей. Мне на них было плевать, я в Москве оставаться в любом случае не собирался. Я покосился на Милославского, который уже оглядывался назад на тащившийся еле-еле обоз.
— А когда это Осип затворником стал? — как бы невзначай спросил я его.
— Да почитай всю жизнь свою, как бирюк никуда из Клина своего не вылазит. Его оттуда никаким пряником не выманишь. Если только переехать куда предложат, с возвышением, но так, чтобы и там сидеть дома, кур доить. — Он поморщился и снова смахнул с лица капли. — Вот льет-то как окаянный. Как бы порох не отсырел. — Милославский снова повернулся ко мне. — Так что с Клином?
— Не знаю, Васька, надо поближе подойти, да дозорных дождаться. Там уже и решать будем.
Из пелены дождя и тумана как по заказу показались всадники, едущие нам навстречу. Шли они шагом, а потом и вовсе, как и все мое войско, спешились и пошли пешком в нашу сторону, ведя лошадей на поводу. Шедшего впереди Волкова я узнал сразу, как только стало возможным рассмотреть детали. Все-таки Сергей не смог ужиться с остальными рындами, которые ехали, а теперь шли в грязи недалеко от меня с таким видом, словно я их на казнь тащу. И что этих четверых возле меня все еще держит? Давно бы уже свалили в туман, и я с преспокойной душой других, более надежных и преданных, к себе приблизил. Так как в походе мне мало что угрожало, что Волков мог сиюминутно исправить, он предпочитал выезжать в дозоры, чтобы нервы себе не мотать, находясь рядом с родовитыми, и оттого слишком уж относящимся к нему с презрением, четырем баранам, от которых я пока не знал, как избавиться.
Волков, тем временем, приблизился достаточно, чтобы я смог разглядеть его сопровождение. Девять других дозорных и еще четверо мужиков, ни одного из которых я не знаю. Пройдя еще пару метров, я остановился, разглядывая приближающихся. Не дойдя до меня и материализовавшегося рядом и даже чуть впереди Кошкина-Захарьина, который вместе с Милославским очень ненавязчиво оттеснили меня за свои широкие спины, непрошенные гости замедлили шаг, а после и вовсе остановились.
— Здравствуй, княже, — вперед вышел высокий статный воин, гладко выбритый, что странно, молодой, наверное, моего возраста. Как там классик говорил — белолицый и чернобровый, красавец, одним словом. Наверняка все местные барышни в обмороке валяются, когда он мимо проходит. Я усмехнулся своим мыслям, и тут же переключился на более деловой лад. Так, воин хорошо и дорого одет, его конь — еще знатнее хозяина, вон как мой Сивка оскалился, почувствовав конкурента, когда ко мне обратился, то лишь слегка склонил голову в приветствии, а не поклонился. Так вот ты какой, северный олень.
— И тебе здравствовать, князь Дорогобужский, — я склонил голову чуть меньше, чем он, все-таки мой статус выше на целую голову. — С миром пожаловал ты ко мне, или со злыми помыслами?
— Я, княже, Великому князю Тверскому в верности присягу приносил, — ответил Остап и задумался. — И случится так, что призовет он меня на помощь, от твоих воев помочь ему Тверь отбить, я приду, не задумываясь. Но пока этого призыва не произошло, будь гостем моим в Клине, пока погода не прояснится. — Так, ну тут все понятно, нам его Клин на пару часов, это, если обкладывать будем по всем правилам. Сомневаюсь, что у князя пушки имеются. Таким передовым правителем только Иван третий себя зарекомендовал, потому-то и сумел остальных к Московскому княжеству на аркане подтянуть, а остальные то ли не хотели деньги немалые на подобное диавольское орудие тратить, то ли боялись, что оно действительно диавольское, черт их знает. Факт остается фактом: наличие артиллерии было тем самым аргументом, который способствовал объединению Руси. И Остап это прекрасно осознает, недаром обеспокоенный взгляд на обоз бросил.