— А что директор? — еще больше удивилась Петунья.
— А что директор? Директор мурлычет об общем благе, — сообщил ей мальчик. — Но я, видимо, в это благо не вхожу. Да и родители тоже. Пришло время стать взрослым, — вздохнул Стас. — Так что я сейчас к друзьям, может, одежды себе приличной куплю, а то выгляжу, как босяк.
— Одежда… Да-да, — проговорила Петунья. — Мы же покупали тебе одежду, я же помню…
— Интере-е-есно, — протянул мальчик. — Но это нужно… ммм… Джинни сюда, она разберется. Впрочем, так. Соседям про меня говорите все то же, что обычно, и злости побольше, не стесняйтесь.
— Но зачем? — удивилась тетя. — Это же неправильно.
— Потому что все не просто так, — назидательным тоном сообщил Стас, скопировав Ленкины интонации. — Пока не дергаемся. Я с друзьями поговорю, и все решим.
— Хорошо, Гарри, — кивнула Петунья, с интересом разглядывая ставшего таким взрослым племянника.
Палку Стас ожидаемо забыл, поэтому пришлось передвигаться каминами, как ему рассказала Ленка. То есть сначала доехать до вокзала, а оттуда уже камином. С шумом вывалившись, Стас поздоровался со всеми присутствующими, будучи мгновенно обнят Ленкой и Витей.
— Ты голодный? — поинтересовалась девочка.
— Да нет, наверное, — по-русски ответил Стас, поняв, как соскучился по нормальному общению. — У меня интересная задачка нарисовалась.
— Я подозревала, — ответила Ленка. — Ну, рассказывай.
Стас рассказал про встречу с родственниками, вид комнаты, свое ненормальное желание убивать, и чем оно для дядюшки закончилось. Рассказал и о том, что случилось после, заставив Ленку стать очень серьезной, что совсем не выглядело комично. Все трое понимали, что ситуация очень серьезная и абсолютно непонятная.
— Значит, говоришь, тебя отпустило, а тетка некоторое время автопилотировалась? — поинтересовалась Лена. — Это фигово, потому что предполагает прибор контроля сознания.
— У меня создалось аналогичное ощущение, — признался Стас. — Просто другого объяснения я не вижу.
— Я тоже не вижу, — вздохнула Ленка, пока Витя что-то прикидывал в уме.
— Народ, — вдруг произнес Виктор. — А тогда получается, что либо мы с лохматой в одной лодке, либо, учитывая, что Стас на нее реагирует…
— Возьмем под защиту, — кивнул Станислав. — Тела-то у нас детские, они вполне могут быть как-то связаны, вряд ли устроители этого театра рассчитывали на разведку и спецназ. А у тебя что?
— А у меня белобрысенькая такая, с ПТСР, — признался Виктор. — Реагирует тушка, не воспринимают глаза, соплюшка ж совсем.
— Тоже задача — выяснить, нет ли в этой сказке предназначений, — сообщила девочка. — Если есть, то будет грустно, но на всякий случай — обеих девчонок под защиту.
— Так, это хорошо, — кивнул Стас. — Мне одежки надо, а то сами видите…
— Сейчас отпросимся и пойдем, — кивнула Лена. — Вяз, сбегай за зазнобой, с собой возьмем.
— Есть, понял, — кивнул Витя, срываясь с места.
Решение взять с собой Луну сразу же обернулось некоторыми проблемами — девочка была, очень мягко говоря, не одета. Трусы под мантией обнаружились, но это была вся одежда девочки, поэтому Ленка очень быстро обрядила ту в одно из своих платьев, оказавшееся чуточку не по размеру, но выживаемо. Распотрошив папину банку с фунтами, весь табор двинулся в камин. Лена очень крепко держала за руку абсолютно не сопротивлявшуюся Луну. Беленькая девочка была, казалось, не здесь, глядя по сторонам большими наивными глазами. Такой взгляд подошел бы скорее ребенку лет трех-четырех, чем одиннадцатилетней девочке. Витя очень хорошо понимал, что это значит, а Стас только вздыхал.
Достаточно быстро выяснив, где находится армейский магазин, выглядящие детьми офицеры в сопровождении одного действительного ребенка, устроили фурор в этом самом магазине, найдя форму на свои линейные размеры. С Луной было чуть сложнее, но тоже разобрались. Только выйдя из магазина и обозрев воинство, Стас тихо застонал.
— Змей, ты чего? — удивилась Ленка.
— Посмотри на нас, на Луну и почувствуй разницу, — ответил Стас. — Мы ж светимся — глаз не оторвать!
— Змей, ты, конечно, умный, — хихикнула товарищ старший лейтенант. — Но иногда такой дурак… Мы одиннадцатилетние дети, максимум за кадетов примут. Подумай подфуражечной емкостью!
— Хм, точно, — попытался сделать виноватое лицо товарищ капитан, отчего все засмеялись. — А что будем делать с оружием?
— Дихлофос и зажигалка, — повторил свою мысль Виктор. — Можно еще чего сварганить.
— Смотря для каких целей… — задумчиво протянул Станислав.
— У нас нечисть — пожиратели душ и по идее твой крестный, — объяснила задачу Ленка. — Личность спорная, игравшая уголовника, но точно фанатичная.
— Ну, логично, кто может крестить шахида, — очень непонятно для Луны произнес товарищ капитан. — С крестным разберемся, а нечисть… Ты огнемет, что ли, хочешь?
— Учитывая, как с ними справлялись, да, — кивнула офицер, выглядевшая девочкой.
— Хм…. Ну-ка, пойдем в хозяйственный, — повел Стас за собой свое воинство.
Часть 5
Гермиона Джин Уизли стояла, глядя на свежую могилу. Серый камень могилы был всем, что осталось от ее друга. Пожалуй, лучшего друга в жизни и, пожалуй, единственного. Вчера умер Гарри, а сегодня его как-то очень быстро похоронили. Не доживший и до сорока лет мужчина был единственной поддержкой во всех ее начинаниях долгие, долгие годы. Последний год был полон ударов для Гарри… Магия не признала никого из его сыновей наследниками рода Поттер, Гермиона, конечно же, сразу поняла, что это значит, но Гарри гнал от себя эти мысли, не позволял задумываться и пресекал разговоры на эту тему, а потом случилось страшное.
Женщина помнила, как носился ее друг с младшей доченькой, как любил ее, буквально сдувая пылинки, но полгода назад случилось страшное — девочка заболела страшной маггловской болезнью, от которой не могли вылечить и маги. Страшная, жуткая болезнь, буквально подкосившая ее друга. Гермиона старалась поддержать Гарри всеми силами, они вдвоем искали, как спасти девочку, пересадка костного мозга могла бы помочь, но Джинни не подошла из-за каких-то особенностей организма, а Гарри… Магглы абсолютно точно установили, что отец маленькой Лили не он, и его костный мозг не подойдет. Гарри так и не вымолил у Джинни имя отца ребенка, и Лили угасла. Всего десять дней назад они хоронили маленькую девочку, и вот могила ее папы. До самого конца Гарри оставался папой Лили, ухаживал за девочкой, делил ее боль и страх, рассказывал сказки, пел песни, понимая, что девочка умирает. Смерть Лили сделала Гарри глубоким стариком… Этого удара старый друг не выдержал. Гермиона помнила вчерашний день, он пришел к ней попрощаться. Только с ней, как оказалось, Гарри попрощался. Он многое сказал в тот вечер, перед тем как уйти навсегда, и теперь Гермиона стояла и плакала. Только сейчас она поняла, что у нее нет никого. Даже Рон… Женщина плакала, стоя у свежей могилы.
Наверное, пришло время переосмыслить свою жизнь. Гермиона опускалась в своих воспоминаниях все глубже в пучины памяти, и все больше осознавала простой факт — она дура. Сидя дома, обнимая постаревшего Глотика, женщина рассуждала вслух о школе… О Турнире том проклятом… О пятом курсе… Все давно ушло в прошлое, пропало навсегда. Победа горчила потерями, а семейная жизнь — отсутствием детей. Оказалось, что маховик и некоторые обнаруженные следы зелий исключили для нее счастье материнства. Когда Гермиона это узнала, только Гарри сумел вытащить ее из депрессии.
— А ведь я его предала, — вздохнула женщина. — На третьем курсе с этой метлой… Я ведь предала его… А после пятого… Как он вообще смог простить и остаться другом? Вместо того, чтобы поддержать, успокоить, дать тепло, я закрутила «любовь» с Роном.
Ей вспомнились глаза Гарри, когда он впервые увидел ее с Роном. Как она могла этого не увидеть? Эту тоску человека, потерявшего самое дорогое… Такое же лицо у него было, когда хоронили Лили. Как она могла этого не увидеть? Не значит ли это, что Гарри ее любил? Гермиона не знала. Она не понимала себя, не понимала, почему она поступала именно так в прошлом.
— Понимаешь, Глотик, — женщина всхлипнула, прижимаясь к шерсти своего постаревшего друга. — Я, получается, его предавала, а он меня прощал… Но почему я так делала? Вернуться бы и разобраться во всем…
Гермиона ходила на работу, но чувствовала, что со смертью Гарри из ее жизни исчезло что-то важное. Что-то, что давало уверенность. Был ли он только другом? Женщина этого не знала. Ей хотелось бы разобраться в том, что произошло и откуда в ее организме взялись следы таких зелий, о которых говорил колдомедик…
— Зачем я живу, Глотик? — спросила Гермиона своего мурчащего зверя. — Какой смысл в моей жизни? Родители меня не простили, да и сама я не поняла, зачем надо было стирать им память, это их никак не защитило, скорее наоборот… Мама умерла от инсульта, и папа… Папа думает, что это из-за того, что я сделала. До сих пор так думает и не желает меня видеть. Неужели я действительно убила маму этим?
Слезы полились из глаз, женщина горько плакала над своей судьбой. Пока рядом был Гарри, была какая-то уверенность, но теперь… Она просто не понимала, зачем живет. Вот стала она Министром и что? Кому от этого лучше или хуже? Над ней смеются, ее не воспринимают, решения каждый раз надо проталкивать силой… Зачем она нужна?
— Так больно, Глотик, — пожаловалась Гермиона. — Детей у меня никогда-никогда не будет, от процесса удовольствия никакого, я, конечно, изображала, но… Сил моих нет больше. Знаешь… наверное, хватит, — решилась она. — Позвоню-ка я папе.
Но папа просто бросил трубку, услышав голос дочери. Пожалуй, это было последней каплей. Написав сумбурное письмо, которое отправилось отцу обычной почтой, Гермиона сидела в комнате, пока Рон опять заседал в баре. Она сидела и думала, думала о том, что если бы ей дали шанс, она бы точно во всем разобралась.