— Товарищи бойцы! — рык рыжего прокатился по Аллее, возвращаясь на площадь. Родители школьников, просто обыватели и слетевшиеся, как мухи на помет, журналисты оторопело смотрели на происходящее. — Сегодня день Гриффиндора! Наш день! Сегодня мы чествуем ветеранов факультета, проявивших высокий профессионализм, стойкость и мужество в борьбе против сил Тьмы! Где бы ни находились, чем бы ни занимались наши ветераны — они пример для нас. Клянемся не посрамить чести факультета Гриффиндор!
— Клянемся! — несмотря на неокрепшие еще голоса, от этого выкрика вздрогнули многие взрослые, находившиеся на площади. Некоторым захотелось убежать, но они удержали себя в руках, о чем впоследствии сильно жалели. Когда очнулись.
— Мы не должны искать легких путей, ведь мы — Гриффиндор! — рыжая девочка смотрела на мальчиков и девочек в форме, стоявших сегодня в едином строю, и под ее взглядом юные бойцы подтягивались. Только Невилл смотрел так, как будто она была святой, не иначе, отчего в горле вставал комок.
— Помните! Товарищеская взаимопомощь, вера в командира и беспрекословное выполнение приказа для гриффиндорцев не только традиция, но и необходимая составляющая ежедневного тяжелого труда, — вступил товарищ прапорщик, на ходу заменяя слова «десантник» на «гриффиндорец», вспоминая речь командующего по поводу дня ВДВ. — От всей души желаю вам мирного неба над головой, счастья вам и вашим семьям, крепкого гриффиндорского здоровья, благополучия и новых успехов в деле защиты магов Британии от затаившегося Зла!
Потом был торжественный марш, от которого старшему поколению стало совсем нехорошо, показательные выступления: строевые упражнения, работа руками против палочки, боевые искусства. Ну и традиционное уничтожение стройматериалов. Наблюдая за тем, как рыжий мальчик крошит кулаком кирпич безо всякой магии, Люциус Малфой решил пересмотреть свое отношение к этой семье, еще не зная, что они стали другими. В Мунго на постоянное место жительства не хотелось. Ну а потом прозвучали команды «Вольно» и «Разойдись». И вот тут гриффиндорцы разошлись…
— Папа, смотри, как я умею! Акцио кирпич! — ошарашенный отец древнего семейства внимательно проследил за процессом уничтожения кирпича, гулко сглотнув. С «традиционным воспитанием» придется распрощаться, что мужчина очень хорошо понял. Этого и домовики вряд ли удержат.
— Надеюсь, они нам аллею по кирпичику не разберут… — задумчиво произнес представитель Министерства Магии, но сделал это тихо, чтобы никого не спровоцировать.
— Молодой человек, ваше поведение! Урль-блюм… — кто-то несдержанный как-то отключил свой инстинкт самосохранения, поэтому был отправлен в Мунго учиться держать себя в руках.
— О! Малфой! Ты меня уважаешь? — поинтересовался пьяный Сашка, увидев цель. Цель поспешила согласиться, что да, уважает, но пить не будет. — Значит, не уважаешь, — констатировал товарищ прапорщик. Очнулся Люциус только в Мунго.
Прибывшие на праздник Смерть с подругами оценили размах мероприятия, были одарены горячительным, некоторое время потребляли со всеми гриффиндорцами, кого увидели и кто смог увидеть их, а потом стали визуально младше и пошли культурно отдыхать шеренгой… Гарри, Гермиона, Джинни, Луна, Рон, Невилл, принявшие старящее зелье, чтобы не сшибало с ног от одного глотка, и трое смутно знакомых девчонок надвигались на обывателей Магического Мира с неотвратимостью парового катка. Они горланили песни, били всех, кто не успел убежать и не хотел выпить с ними за Гриффиндор, и всячески отдыхали.
— О! Министр! Девочки, познакомьтесь, это наш Министр! — воскликнул потерявший контакт с реальностью Сашка. — А это — Смерть, Жизнь, Судьба! Выпьешь с нами, Министр? — пришлось пить, потому что Министр Магии был труслив и в Мунго не хотел. А выпив, он страх подрастерял и приказал аврорату прийти в то же состояние. Правоохранителям пришлось выполнять — Министр же. Примерно так и выглядели их объяснения на следующий день…
Часть 15
О чем во время праздника Вера Митрофановна говорила с Великими Силами, память ее не сохранила. Память насладившейся с утра антипохмельным зельем девочки девственно-чистой не была, но, как всегда, сохранила только отдельные моменты культурной программы. Поэтому Вера помнила, что о чем-то говорила, а вот о чем — не помнила совершенно. Приведя себя в порядок и распинав в буквальном смысле разлегшегося на проходе Сашку, девочка обозрела диспозицию. Десант, то есть Гриффиндор лежал там, где их настиг здоровый и не очень здоровый сон. Поморщившись от многообразия запахов, Вера Митрофановна начала накладывать Экскуро на все подряд, поэтому просыпались подростки уже в чистом помещении и чистой, что характерно, одежде. Одарив всех зельем, девочка вдруг поняла, что бросаться в объятия Невиллу ее совсем не тянет. Наверное… Исчезла и некоторая баранистость из взгляда мальчика, что свидетельствовало о… О чем это свидетельствовало, Вера Митрофановна пока не понимала, решив подумать обо всем произошедшем попозже.
— Хорошо вы вчера погуляли, — в комнату, где подобно бревнам лежал дес… то есть Гриффиндор, вплыла улыбающаяся Молли. — Я там вам воспоминания слила, полюбуйтесь.
— Сейчас поедим и полюбуемся, — задумчиво произнес пришедший в себя Сашка, только что споивший антипохмельное Луне. — Гарри, невестой займись, — приказал он, поднимаясь с пола, где служил кроваткой для возлюбленной.
— Ты вчера сказала той женщине, что нельзя принуждать любить, — тихо произнес Невилл, подошедший совсем близко к Вере. — Я понимаю, что… — он вздохнул. — Но я все равно… пусть и не так сильно, как было, но…
— Эх, Невилл, — обняла его девочка, отчего мальчишка просто замер в ее руках. — Попробуем, может, у тебя это пройдет. Все в твоих руках, — улыбнулась она.
— Спасибо, — тихо поблагодарил он. Взяв ее руку в свою, Невилл прикоснулся губами к ее ладони, чтобы потом быстро исчезнуть в направлении санитарных удобств.
После завтрака молодые люди ныряли в Омут Памяти, чтобы оценить последствия праздника. Рассматривая сцены типа «ты меня уважаешь?», Вера Митрофановна поняла, что принцип «делай, как я» гриффиндорцы запомнили накрепко, потому что скромная девочка Гермиона, разбившая кирпич своей головой на глазах у ошарашенного отца — это внушало, конечно…
— Да, праздник точно надолго запомнят, — задумчиво проговорила рыжая девочка, от себя очень многого, как оказалось, не ожидавшая.
— Газеты отзываются исключительно тепло и положительно, — по-девичьи хихикнула Молли. — Скиттер, как ты вчера сказала, «дотрынделась», что впечатлило всех, учитывая, куда ты ей засунула ее перо.
— Хорошо, что русских на празднике не было, — проговорил Сашка. — А то мы бы там все разнесли.
— Да как тебе сказать, сынок, — женщина очень мило улыбалась. — Был там русский посланник. Он Смерти заявил, что она «пигалица», а потом они вместе куда-то ушли.
— Ну, понятно, куда, — хмыкнула Вера Митрофановна, помнившая, чем такие радости заканчивались. — Продолжать культурную программу, куда ж еще…
— Горизонтально, — кивнул Сашка, вгрызшись в сочный кусок зажаренного мяса. — Что у нас в сухом остатке?
— Меня в отношении Невилла отпустило, а его в отношении меня — нет, — тихо проговорила девочка, чувствуя все-таки что-то такое по отношению к мальчишке, но вряд ли это была любовь, по мнению товарища капитана.
— Ничего, какие ваши годы, — махнул рукой Вронский. — Успеете еще!
Они заканчивали завтрак, когда к Вере Митрофановне спикировала сова. Точнее, спикировал к ней скелет этой самой совы, многое говоря о личности отправителя. Расправив кусок черного пергамента, девочка вчиталась в написанное, хмыкнув в конце.
— Смерть пишет, — громко сообщила она, но после праздника это никого не удивляло уже. — Благодарит за отличное развлечение, обещает бывать на следующих и клянется, что Лонгботтомов не брала. То есть надо поискать получше.
— Может, им память стерли? — задумчиво произнес Невилл, по-прежнему терявший дар речи при виде Джинни. Мальчик понимал, что она права — заставлять любить нельзя, но вот почему у него это чувство сохранялось, он не знал.
— Хм… — Вера Митрофановна подумала, озвучивать ли приписку и решила, что не надо. «Тебя и Невилла никто не принуждал, сестричка», — было написано в заключении, — «просто немного усилили, чтобы поменьше плясали. Но так как ты против, то усиление убрали. Веселых танцев тебе!» — это означало, что никакого принуждения, скорее всего, не было, что наводило на грустные мысли о гормонах юной девочки, которой она собственно и была. А вот то, что ее назвали сестрой… — Ладно, Невилл, разрешаю меня обнимать! — торжественно сообщила мальчику Вера Митрофановна.
— Антипохмельное же вроде остатки алкоголя выводит… — с интересом посмотрел на нее товарищ прапорщик. — Ладно, потом расскажешь… Сегодня отдыхаем, похмеляем всех наших, а завтра начинаем готовиться к учебному году.
Собравшиеся согласно покивали, продолжая молча завтракать. Предстояло еще найти родителей Невилла. Как-то они еще посмотрят на такую зазнобу сына… Иногда Вера чувствовала себя жутко неуверенной, поэтому решила не задумываться, просто счистив со стола останки почтальона и вздохнув.
Невилл, похоже, или прочитал какую-то литературу, или наслушался советов прапорщика и Гарри, потому что начал осаду по всем правилам, с точки зрения Веры Митрофановны. Правда определенные границы не переходил, зная, что переломы — это больно, а за девочкой, если что, не заржавеет. Но вот этого вот «я тебя поведу к самому краю Вселенной, я подарю тебе эту звезду! Светом нетленным будет она озарять нам путь в бесконечность…»[34] — было сколько угодно. Слушать это было неожиданно приятно. Ощущать себя девочкой — тоже… Казалось, давно забытое ощущение…
Поиски Лонгботтомов интенсифицировались. Как ни странно, помог этому именно праздник. Министр Магии, которого никто похмелять не торопился, ощущения запомнил, поэтому решил, что он тут главный, и неожиданно для себя разрешил ритуал поиска по крови. Разрешение неожиданным для гриффиндорцев не было, после праздника с львятами вообще желающих связываться не было. Неожиданностью стала цена такого разрешения — бутылка водки, что навело Веру Митрофановну на мысли. Впрочем, пока мысли думались, предков Лонгботтома искали.