Мы летим домой, а Яга расспрашивает меня о том, как я жила здесь, ну и ранее, в той жизни. Вижу я, не нравится что-то самой великой ведьме. А что не нравится, не говорит, ну, надеюсь, рано или поздно узнаю, куда денусь. Все тайное рано или поздно обязательно становится явным.
— Насколько я понимаю, я во дворце жить буду? — интересуюсь я у Яги.
— Да, — кивает она. — С матушкой да батюшкой, а что?
— Ну я же офицер, — объясняю ей. — Может, найдется, куда меня приткнуть, чтобы от скуки не издохнуть?
— Может, и найдется, — с еще большим интересом смотрит на меня самая сильная из известных мне ведьм. — Ты об этом попозже с воями посудачь.
В смысле с ответственными людьми. Это логично. В поле царевну, разумеется, не пустят, но хоть что-то делать — уже польза великая, потому что иначе взвою. Не привыкла я ничего не делать, но тут есть еще один нюанс, о котором спросить забыла.
— Яга, а как с магией? У меня же теперь магия есть, только я ж не знаю них… Ничего, — обращаюсь я легендарной нашей.
— Во-первых, магия есть у всех, — вздыхает Яга. — Во-вторых, Школа Ворожеев есть, туда и царской дочери не стыдно будет.
— Как — у всех? — не понимаю я.
— Русь магическая, — объясняет мне легендарная. — Все маги там, а у людей магов не рождается, ибо никому это не нужно. Не немцы чай, так детей мучить.
Сначала до меня не доходит, при чем тут немцы, потом я вспоминаю, что на Руси вообще всех иностранцев так звали, ну кроме басурман, конечно. И вот тут я понимаю мудрость народа. Рожденные немагами маги вырваны насильно из привычного мира, не имея возможности ни помочь, ни рассказать, ни разделить интересы. Они должны прятаться от любимых, потому что найти пару в мире магии… Маленький он, потому и сложно. В общем, довольно это непросто, а тут простое разделение — и мажата в мире людей не рождаются. Уж не знаю, как этого удалось добиться, но, на мой взгляд, это самое лучшее, что я узнала до сих пор.
Ступа ощутимо идет вниз, по-видимому, приближаясь к цели своего путешествия, а я борюсь с внутренним нетерпением, ведь я маму увижу! Маму!
От Несмеяны я сейчас отличаюсь мало, то есть реву большую часть времени. Впервые за долгое время я чувствую не только тепло обнимающей меня женщины, но и… это просто не объяснить, потому что всеми фибрами своей души я чувствую — это мама! Мамочка обнимает меня гладит, рассказывает о том, как она меня ждала, как распознала подмену и боялась произошедшего. А я реву, просто ничего не могу с собой поделать. Такое чувство, что мечты Милены и Герании о маме просто усилили чувства Милалики.
Что самое интересное, меня отлично понимают. Папа тоже обнимает, как сокровище просто. Я чувствую, что вот он мой папа и что он меня очень любит. Я просто теряюсь и растворяюсь в родительском тепле, не желая с ними расставаться даже ночью, хотя это и неправильно. Но мне ставят кровать в комнате, прилегающей к родительской спальне, чтобы я, если что, могла позвать на помощь.
Странно, но кошмаров нет, совсем нет, хотя должны быть теоретически, все-таки обе жизни у меня были не самые простые. Следователи потрошат Дамблдора, тот факт, что он сдох, никого не останавливает, а я сижу с родителями. Мне, оказывается, достаточно просто чувствовать руку мамы, чтобы ощущать себя комфортно, а мамочка радуется тому, как я изменилась.
— Мамочка, а можно я на подменыша взгляну? — интересуюсь я. — Ну, на Несмеяну?
— Можно, моя хорошая, — кивает она, поднимаясь на ноги. — Пойдем-ка.
Несмеяну устроили в дальних покоях, обеспечив всем необходимым, но смотреть на вечно ревущую копию Милалики маме было, конечно же, невмочь. Она ведет меня с собой по коридорам царского дворца, меняющихся от богато украшенных до серых и темных, а я думаю о том, зачем мне это надо. Но надо же зачем-то… Вот наконец мы доходим до покоев, из-за дверей которых доносится тоскливый рев, заставляя маму морщиться. Я накладываю «Нетрта», чары, показанные мне местными «летучими мышами», прямо через дверь. Рев мгновенно прекращается, что логично, потому что Несмеяне реветь сейчас нечем.
Дверь открывается, мы входим, чтобы увидеть льющую слезы девушку. Что-то мне в ней кажется странным, поэтому я подхожу поближе, чтобы разглядеть получше то, что вижу. Интересно, а если попробовать так? Я накладываю Фините Инкантатем на пределе всех своих сил, отчего голова начинает кружиться, а вот Несмеяна изменяется внешне.
— Получается, меня вернули в тот же временной отрезок, из которого похитили? — интересуюсь я у мамы. — Меня сколько времени не было?
— Месяца три, доченька, — вздыхает мама. — Все глаза уже выплакала.
— Особенно это интересно тем, что моя жизнь военной, получается, в другом мире прошла, раз в будущем… — задумчиво произношу я. — Жаль, Смерть не расспросишь.
— Ну почему сразу не расспросишь… — копируя мои интонации, произносит царица Магической Руси. — Это мы решим, но я вижу, ты знаешь эту девочку?
— Знаю, мама, — киваю я. — Не понимаю, что она тут делает, потому что здесь ее точно быть не должно. Гермонея вели позвать, очную ставку делать будем.
— Интересно, — улыбается мама, хлопая в ладоши, а девочка, придя в себя, падает перед нами на колени.
— Умоляю, верните меня мамочке и папочке! Лучше пусть накажут! Пожалуйста… — вполне канонно выглядящая Гермиона Грейнджер плачет.
Но плачет она уже не так, как Несмеяна, а именно как испуганный ребенок. То есть уже по-людски. Разобраться в происходящем необходимо, даже очень, но вот именно эта девочка на месте царевны очень четко указывает на Дамблдора. Особенно в свете всего выясненного ранее. Учитывая неканон и тот факт, что Герма в школе убили, то пока версия непротиворечивая. Очень хорошо.
— Чем могу служить? — интересуется вызванный мамой следователь.
— Милалика? — переадресует его ко мне мамочка.
— Со мной из Британии прибыл перерожденец, бывший Гермоней Грейнджер, — объясняю я. — Эта девочка — Гермиона Грейнджер, она работала подменышем меня. Проблема в том, что они оба из семьи сквибов по английской классификации, но почему-то я от мальчика о пропавшей сестре не слышала.
— Вы хотите проверить память обоих? — интересуется следователь. — А потом?
— Да пусть домой летит или куда захочет, — вздыхаю я.
Мне очень интересно узнать, что именно произошло с ними обоими, но я в первые ряды не лезу. Во-первых, все самое нужное мне и так расскажут, во-вторых, автора-организатора мы и так уже знаем, в-третьих, ну узнаю я, и что? Информации ради информации не бывает, она для чего-то нужна. С нужностью взрослые дяди и тети разберутся, а я в школу пойду. Только арсенал боевой сдам — и сразу же пойду.
Выйдя из помещения, я отправляюсь за мамочкой. Меня мало интересует, куда она идем, потому что мне важно быть рядом с ней. Но стоит нам только дойти до Тронного зала, как ко мне обращаются.
— Ваше Высочество, — оглянувшись, я вижу ротмистра и приветствую товарища.
— Отчего так официально? — интересуюсь я, разглядывая офицера.
— Георгиевская дума Руси Магической, рассмотрев воспоминания, как исторические, так и современные, — очень торжественно произносит ротмистр, отчего я рефлекторно принимаю строевую стойку, что в платье выглядит, конечно, оригинально, — подтверждает статус георгиевского кавалера царевны Милалики.
Он закрепляет у меня на платье небольшой белый крестик, вызывая тем самым живейший интерес, ибо что это такое, я не знаю. Надо будет потом почитать, потому что мамочка выглядит очень удивленной. Но ротмистр как будто понимает, что я не осознаю своего нового статуса, поэтому начинает мне рассказывать. Он повествует, объясняя, что это за статус, зачем он нужен и чем я теперь отличаюсь от военных и гражданских лиц Магической Руси. Поток информации просто заставляет меня замереть, обдумывая.
— А в школе смеяться не будут? — интересуюсь я.
— Над георгиевским кавалером? — хмыкает офицер. — Самоубийц там нет.
— Тогда ладно, — киваю я. — Обмывать будем?
— А как же! — обрадованно подтверждает ротмистр.
Мы уговариваемся о месте и времени, офицер покидает нас, а я рассказываю мамочке о традиции обмывать ордена. Мамочка с интересом внимает, кивая и ведя меня в сторону Тронного зала. Она что-то говорит о том, что шокировать надо правильно, а я не возражаю — маме виднее, мне достаточно того, что она есть.
Глава четырнадцатая
Ой, как голова-то болит… забыла я совсем, что тело-то у меня детское, потому не уследила за нормой. Товарищи офицеры отнеслись к этому с пониманием. То есть тело принесли, уложили, и все. А утром я с больной головой виновато смотрю в мамины глаза. А мамочка улыбается и протягивает мне кувшин.
— Отпей, доченька, — говорит она мне. — Сразу легче будет, батюшка твой не раз на себе проверял.
— Ты не сердишься? — тихо спрашиваю я, потому что стыдно неимоверно.
— Нет, маленькая, — качает она головой. — Это ваша воинская традиция, а то что нормы ты своей не знаешь, так то предсказуемо, ребенок ты еще. Так что пей отвар, одевайся и пойдем к Яге.
— Да, мамочка, — киваю я, присасываясь к кувшину.
Интересно, что мы у Яги-то забыли? Ладно, думаю, скажут, тем более что у меня самой к ней вопрос образовался, потому что я на свои, по идее, пятнадцать не выгляжу, вчера ребята обратили мое внимание на этот вопиющий факт. Желудок подает сигнал, намекая на то, что поесть после волшебного кувшина было бы очень неплохо. Я переадресую эту проблему маме, подкрепив ее жалобным взглядом. Царица магической Руси хихикает.
— Пойдем откушаем, — улыбается она мне. — Видела бы ты себя сейчас.
Ну, как я сейчас выгляжу, я и так неплохо представляю. Но голод не тетка, и подумать о том можно будет и попозже. Я цепляюсь за мамину руку, против чего она совсем не возражает, идя в трапезную. Вот, кстати, странность — Возвращение Сути мне сделали, по идее, мне должно быть пятнадцать, почему я тогда веду себя, как совсем ребенок? Неужели стрессы так сказались?