— Если бы ситуация повторилась, вы бы поступили так же?
Я что-то отвечал, старался улыбаться. Как и положено герою, многозначительно кивал и пожимал плечами, мол, работа такая, на моем месте поступил бы так же любой комсомолец и все в этом духе.
А потом генерал, оглянувшись на кого-то в углу палаты у входа, перевел взгляд на присутствующих и, широко улыбнувшись, проговорил:
— Полегче, товарищи, не наседайте. Нашему герою нужен отдых, не все сразу. И у нас вышло время. Да, да, да… Прошу покинуть помещение. Врачи нам дали пять минут. Давайте оставим лейтенанта отдыхать и лечиться, тем более что за дверью там у него еще посетители, очевидно, родственники. Александр Александрович, есть у вас какие-то просьбы? — Громов навис надо мной всемогущим джином, исполняющим желание. — Как вас здесь кормят? Кстати, пионеры из первой школы подготовили стенгазету с вашим подвигом и собрали для вас рисунки с Мухтаром и с вами, они принесут их завтра. Поправляйтесь… Ну раз просьб нет, то…
— Есть одна просьба, товарищ генерал, — я делано нахмурился, изображая грусть-печальку.
— Слушаю.
Я прочистил горло.
— Я попал в замечательный коллектив в Зарыбинске, сплоченный и дружный. Он стал таким благодаря чуткому руководству майора Кулебякина Петра Петровича, — журналисты скрипели карандашами, записывая, а более продвинутые щелкнули кнопками портативных кассетных магнитофонов. — И вот теперь опытный начальник, милиционер со стажем, наставник и для многих из нас, можно сказать, отец, выведен почему-то за штат и снят с должности. Благодаря его умелому руководству и я сделал то, что сделал. Считаю, что Петра Петровича незаслуженно и необдуманно подвинули. Прошу вас вернуть его на должность начальника Зарыбинского ГОВД.
Тишина. Все замерли, журналисты вопросительно и с профессиональным интересом уставились на гостя в погонах, ведь в воздухе пахло сенсацией и скандалом. Что ответит генерал? Ведь все понимали, что убрать текущего начальника милиции с должности можно только приказом руководителя главка, то есть самого Громова.
— Петр Петрович Кулебякин — действительно отличный руководитель и наставник, — генерал сглотнул, прокашлялся в кулак, немного покраснел и продолжил сочинять. — Уверен, что это лишь досадное недоразумение. Я возьму это дело под личный контроль и приму незамедлительные и всесторонние меры. У майора Кулебякина были проблемы со здоровьем, вероятно, кадры что-то напутали. Я разберусь, товарищи.
Громов больше обращался к журналистам, а не ко мне, знал, что может запахнуть жареным, если это раструбят в массы. А те, в свою очередь, немного поникли. Скандал отменяется. Подумаешь, кадры что-то напутали, такое везде бывает. Кто это читать будет?
А я остался довольным, теперь Громову заднюю не включить, он во всеуслышание заявил, что история с Кулебякиным — это досадная оплошность, которую он исправит.
Шах и мат, товарищ генерал…
— Всё, всё, товарищи, попрошу на выход, — заторопил присутствующих генерал и сам стал спешить, а вдруг я еще что-то такое попрошу.
Журналисты недовольно загудели, но подчинились. У меня немного двоилось в глазах, и я никак не мог разглядеть, кто же там стоит в углу.
Делегация тем временем потекла на выход, а генерал подошел к тому человеку, что держался поодаль и внимательно наблюдал за происходящим. Несмотря на летнее тепло, он был в костюме, сером, неприметном, как мышь, но по очертаниям видно, что элегантном. Силуэт его фигуры и расплывчатое пятно лица мне показались знакомыми. Я попробовал его разглядеть, но между нами все время кто-то мельтешил и загораживал обзор.
Громов и таинственный незнакомец перебросились парой фраз, косясь на меня, а после вместе направились на выход.
Хм… Уверен, что этот в костюмчике еще вернется, он просто ждет, когда я останусь один, а пока одна из журналисток и не подумала уходить. Она прорвала живую цепочку и направилась прямиком к моей кровати.
— Вы куда? — грозно вскинул на нее бровь генерал. — Прошу покинуть палату. Интервью закончено…
— Я его девушка, — гордо вскинув голову с косичками, заявила журналистка. — Я здесь как частное лицо.
Только сейчас я разглядел Асю, до этого она затерялась в толпе и не задавала глупых вопросов, выжидала.
— Пропустите ее, Борис Ефимович, — проговорил я.
— Она действительно ваша девушка? — спросил тот.
— Да, — кивнул я, а у Аси глазенки заблестели от моего ответа.
Делегация удалилась, а Пичугина прильнула ко мне.
— Ой, мамочки, Саша, какой же ты дурак! Ты зачем полез? А если бы тебя убили⁈ Ты обещал в кино со мной сходить и прибить полочку. Я так переживала, так переживала… ты совсем не думаешь о себе, обо мне подумай…
— Да ерунда, живой же, — улыбался я. — Работа у меня такая.
— Ну далась тебе эта работа, сидел бы бумажки перебирал в кабинете да с Мухтаром гулял. Зачем рисковать? А если бы сильней головой ударился и мозги совсем отбил? Их и так у тебя мало, потому что на рожон лезешь. Эх ты. О себе маленько думать надо.
Я скривил физиономию и высунул язык, изображая полоумного, даже замычал, а потом, хохотнув, спросил:
— То есть такого бы ты меня не любила, да? Только здорового, в погонах и медалькой?
— Дурак ты! Я же серьезно, — защебетала Ася, всплеснув руками. — Что мне твои погоны и медальки, ты мне живой нужен.
— Медалька, между прочим, из чистого серебра, — я подмигнул.
— Да иди ты!..
— Ладно, я все понимаю, — миролюбиво проговорил я и, притянув к себе Асю, поцеловал. — Шучу. Так получилось. Думаешь, мне охота на тот свет раньше времени?
Мы не договорили, потому что в дверь постучали. Ася от меня нехотя отлипла, и мы обернулись.
Дверь распахнулась, и в палату ввалилась следующая партия посетителей, которых генерал назвал моими родственниками. Это был сияющий Кулебякин, Миха Баночкин, красавица Мария Антиповна, Серый и Эдик. Компания разношерстная, и где они все только встретились и сговорились?
У всех на лицах лыбы до ушей, только Маша хмурится и неотрывно смотрит на журналистку. Та ответила ей колким взглядом и тоже сдвинула бровки на переносицу, а я подумал, что хорошо хоть Алёна в пионерском лагере.
— Морозов! Ядрёна сивуха! — громыхал Кулебякин. — Ну ты даешь, ёшкин кот! Жив? Ты давай поправляйся, ты мне в строю нужен. Единственный кинолог в городе — и тот на больничном. Ха! Не болей, лейтенант! Вот я в твои годы только пару раз чихнул и…
— Что-то вы, Петр Петрович, как начальник рассуждаете, — перебил я и улыбнулся. — Сейчас Мария Антиповна отделом рулит. Пускай она меня и отчитывает.
Я посмотрел на Машу, та действительно была не прочь меня отчитать, но совсем за другое. Она видела, как тянется ко мне Ася, и все поняла, но как женщина умная и тактичная проглотила в себе злую стервочку и улыбалась восковой фигурой, в ее глазах была радость и грусть одновременно. Она был рада видеть, что я в порядке, а грусть, наверное, себе напридумывала. Да? Эх…
— Там это самое… — встрял Баночкин, переминаясь слоником. — Саныч, тут такое дело… Сейчас в коридоре мы с Громовым столкнулись. Так он Петру Петровичу сказал выходить с завтрашнего дня, дескать, приказ соответствующий будет уже сегодня, представляешь!
— Да ты что? — улыбнулся я. — Вот так поворот! Повезло Петру Петровичу, рад за него…
— Дело не в везении, — приосанился Кулебякин. — Дошло до начальства, что ценного кадра незаслуженно задвинули. Поняли, что опрометчиво поступили.
— Хорошо, что поняли, — кивал я.
— Да ладно прибедняться, — Кулебякин убрал осанку гусара, чуть ссутулился и снова выпустил пузо. — Я же знаю, Саныч, что это ты подсуетился… Там в коридоре журналюги обсуждали это… А ведь я, — он кашлянул в кулак и договорил потише: — я же не знал, куда тебя девать поначалу-то. Спасибо, Морозов, но на работу выходи, на больничном не залёживайся. Ты же знаешь, я любимчиков не терплю. Спрашивать буду за показатели еще строже. Ты теперь у нас герой, а с героев спрос больше… Понял, ядрёна сивуха?
Все рассмеялись, я тоже улыбался, раздумывая, что за то недолгое время, что я здесь, все эти люди стали мне действительно как родня. Не хватало только в палате отца и матери, но я просил не сообщать им, пока гипс не снимут, чтобы не волновать — не привык, чтобы за меня переживали. Может, так и неправильно, но такой уж я человек.
Мы еще пообщались, мне навалили на тумбочку всякой снеди, а после в палату заявился врач и всех разогнал. Сказал, что мне отдыхать нужно, что сотрясение все-таки и режим. Судя по тому, как уже кружилась в ритме вальса вокруг меня комната, в чем-то он был прав.
Ася меня чмокнула в щеку на прощание и отпорхнула, победоносно поглядывая на кадровичку. Мария Антиповна решительно подошла ко мне и чмокнула в другую щеку. Если тебя поцеловали в правую щеку, подставь левую. Я чувствовал себя смиренным человеком, исполняющим заповеди.
Посетители ушли. А в палату мимо врача скользнул тип в мышином костюме. Тот самый, что стоял раньше в углу и переговаривался с генералом. Врач его пропустил без всяких ограничений и режимов, уже явно знал, кто это. Лишь я не знал. А тип приблизился к моей кровати и присел на койку напротив.
— Здравствуйте, Александр Александрович, — как себя чувствуете? — проговорил он с улыбкой, но его проницательный немигающий взгляд, словно у кобры, будто пытался меня загипнотизировать.
О как… Сюрпризы не кончались, ведь я теперь разглядел и узнал посетителя. Судя по его виду и манере держаться, это был человек из смежной структуры, вот только я его знал как учителя биологии. Виталик достал удостоверение КГБ СССР, но не раскрыл, а лишь обозначил внешними регалиями корочки.
Я понял, что разговор предстоит долгий и крайне занимательный. И вся история с Пистоном, наконец, обретет осмысленную развязку, не зря им КГБ заинтересовалось. Или это по мою душу пришли? Как знать…
— Привет, Виталик, — улыбнулся я. — Или как мне теперь тебя называть?