, ты весь израненный, беспомощный, но, смотрю, дела не так плохи, — хитро прищурилась старшая пионервожатая.
Но на лице её ещё лежала тень той тревоги, с которой она сюда ехала.
— Ладно, я пойду, — сказала Василина. — А вы бы хоть девушке тубаретку предложили.
— Заходите, — подскочил Нурик и изобразил казахский реверанс (может, это было что-то другое, но я про себя нарёк его так). — Пиво будете?
Василина зыркнула на Ахметова, и тот умерил пыл гостеприимства, убрал улыбку кота с довольного лица.
— Я бы хотела поговорить с Сашей наедине, — чуть отстранилась от ухаживаний Нурика девушка.
— Да не вопрос, всегда пожалуйста. Я… покурить. Ну вы тут это, — он хитро подмигнул мне. — Если что — закрывайтесь-на…
— Иди уже, — шикнула на него комендант и вытянула Нурлана за собой в коридор. — Без сопливых разберутся.
И дверь за ними закрылась.
— Ну рассказывай, — пытливо уставилась на меня Алёна, — как жизнь молодая?
— Чай будешь? — вопросом ответил я.
— Нет, спасибо.
— Да нормально, потихоньку, вот… на больничном пока, — я постучал по гипсу. — Там ничего страшного, там не открытый перелом, а закрытый. Ха-ха…
Шутку Алена не оценила, а посмотрела на меня серьезно и проговорила:
— Как ты с одной рукой по хозяйству управляешься? Бедненький… Стираешь, готовишь. Сосед, наверное, помогает?
— Хм-м… Нурик — отличный парень. Он даже оберег мне подарил от сглаза, — попытался я перевести тему. — Это такая штука, которая, согласно поверьям, обладает…
— Я знаю, что такое оберег, Саша, — перебила меня пионервожатая и уже глядела на меня так, будто мы на допросе.
Вот блин… Со мной так Виталий Владимирович не разговаривал, как она сейчас. Ей бы не в школе работать, а погоны носить.
— Да я, конечно, не верю в эти всякие сглазы, — продолжил я развивать левую тему. — Заговоры-приговоры, но…
И снова Алена не дала мне договорить, но в этот раз не перебила, а заткнула рот. В буквальном смысле этого слова. Заткнула поцелуем.
Я немного офигел. Со знаком плюс, конечно, но всё же. Обнял ее за талию одной рукой, вторую не знал куда девать и отвел ее за собственную спину.
— Хорошо целуешься, — как-то слишком спокойно и ровно для романтических разговоров проговорила девушка, когда долгий поцелуй закончился и она чуть отстранилась, чтобы посмотреть мне в глаза. — Много девушек перецеловал, наверное…
— Ну-у… не то чтобы много, — зачем-то стал оправдываться я. — Но, кхм, не вчера родился, да…
И я притянул ее снова к себе, чтобы повторить поцелуй. Алена приложила указательный палец к моим губам, поставив его поперек, как запрет говорить или что-то еще, и вдруг выдала:
— Вот когда Асю бросишь и съедешь от нее, тогда, может, и поцелуемся, Морозов. А пока — лечись. Поправляйся…
Любовные пассатижи! Я вытаращился на нее.
— Погоди… Так ты это… — я подбирал слова, и секунды убегали от меня.
Ситуация очень щепетильная, не каждый день попадаешь в такую — честно говоря, в первый раз так угодил.
— Ты, что ли… Э-э…
Больше ничего не придумывалось.
— Да все я знаю, Морозов, Ася поделилась, она ведь подруга. А подруги не предают.
Акцент был сделан на последнее слово, будто именно я — предатель. С другой стороны, официально у нас с Аленой ничего не было, даже на свидание не ходили, все недосуг было, столько навалилось за этот мой первый месяц пребывания в новом-старом времени. А тут такая скрытая претензия.
Алену понять можно, конечно, она девочка неглупая, все видит и все подмечает. Видит, что мне нравится, впрочем, я этого никогда и не скрывал, не школьник сопливый, чтобы издалека вздыхать. Сначала она нас с Марией Антиповной застукала, а теперь вот Ася… Но вышло, как вышло, по крайней мере, я никого не обманывал и не обманываю, просто Алена так неожиданно приехала, никак не ждал…
Мысленно-то я оправдал себя, но почему-то легче не становилось. А вслух оправдываться не стал, но, признаться, Алена выросла в моих глазах сразу, что называется, на несколько пунктиков. Сидит сейчас так ровно и свободно, смотрит на меня прямо. Хороша… Несмотря на мои грешки, не оступается. Подразнила сладким поцелуем и выставила что-то вроде ультиматума. Свои границы, свои вешки обозначает.
— Пока, Морозов, — проговорила Алена сладким голосом и засобиралась. — Выздоравливай.
Обращение ко мне по фамилии, очевидно, должно было подчеркнуть её строгость и холодок в наших отношениях. В отношениях, которых еще толком не было, но ведь на самом деле они есть… Как известно, у женщины две основные функции пред мужчиной: успокоить, когда он нервный, и нервировать, когда он спокоен.
— Серому привет, — одарил я на прощание лучезарной, насколько это было возможно, улыбкой нежданную гостью. — Он у тебя молодец.
— Я знаю, — в этот раз Алена улыбнулась.
Может, не из-за меня, а вспомнила брата, а может, все-таки растаяла немного, потому что в ее красивых глазах за холодным блеском я все же разглядел теплоту. Где-то очень глубоко. И чтобы вытащить ее на поверхность, много усилий придется приложить…
Алена ушла, а минут через пятнадцать нарисовался Нурик. Деликатно постучал, а только потом просунул голову.
— Ты один? — удивился он, и только после этого за головой в комнату вошла его тушка. — Задолбался курить, блин… А это кто был?
Глаза соседа светились любопытством, восторгом и чем-то еще. Алена ему явно понравилась.
— Слышь, Мороз, так у тебя оказывается, деваха есть?
— Куда ж без них, — улыбнулся я и вздохнул. — Только не эта… Встречаюсь на работе с одной. Тоже хорошая…
Решил уже не лукавить перед другом, а то так и будет причислять меня к девственникам или к монашескому ордену.
— Ого! — восхищенно протянул Нурик. — В милиции? Красивая?
— Угу, — кивнул я, вспомнив, что Марию природа этим точно не обделила.
— Молодая? — продолжал допытываться любопытный Нурик.
— Конечно, — чуть замешкавшись, выдал я.
— Ну скока ей лет? Двадцать?
— Не это важно… — отмахнулся я.
— Ну двадцать с чем?
— Двадцать с пятнадцатью.
— Ха, Мороз! Брат! Оказывается, не я один люблю женщин возраста не комсомольского, — с каким-то облегчением и восторгом выдохнул сосед. — У меня Василине знаешь сколько лет?
Через неделю жизнь вошла в спокойное русло, если не считать мои мысли об Алене, которая, поразив меня своим появлением, снова укатила в пионерский лагерь дорабатывать смену. Я старался пока не думать о том скором времени, когда она вернется. Мы договорились оставаться с ней, вроде как, друзьями. Ага, конечно… знаем мы такие дружбы.
А пока я по-прежнему жил у Аси.
Однажды среди ночи раздался звонок. Телефон в квартире был далеко не у каждого, но, как я понял, Ася была не из простой семьи, раз имела отдельную жилплощадь и телефонную точку в квартире.
На дребезжащий звонок девушка даже не проснулась, а я, резко подняв голову, продрал глаза. На непривычные звуки среди ночи я реагирую мгновенно, привычка выработалась. Все-таки на зоне всякое бывало, и приходилось быть начеку.
Мысленно ругая неизвестного абонента, глянул на часы — время три ночи. Какого рожна и кому там надо? Щас возьму трубку и отбрею хулигана.
— Алло! — недовольно пробурчал я, щурась от включенного ночника.
— Алло! Саныч?
— Ну? — соображал я, чей это такой знакомый голос.
— Это самое… Выручай.
По фирменному бурчанию я, наконец, понял, что звонит Баночкин, ему я номер оставил на всякий случай, ведь у меня там Мухтар живет, и связь должна быть всегда со мной на всякий пожарный. Неужели с псом что-то приключилось?
— Что случилось? — насторожился я.
— У нас убийство, Кулебякин сказал тебе звонить, машина за тобой уже поехала.
Я с некоторым облегчением выдохнул — всего лишь убийство, а пёс в порядке.
— Вообще-то я на больничном, — в доказательство я махнул перед телефонной трубкой гипсом, будто Баночкин мог видеть через телефонный провод.
— Я знаю, но Мухтарку нужно срочно задействовать, это самое… Сам понимаешь, без тебя он не работает.
— Конечно, не работает, — с некоторой важностью подчеркнул я. — Это только мой напарник. Меня и Серого лишь слушается. А чего такого грандиозного произошло?
Убийства, на самом деле, в любом советском городке — не такая уж и редкость. Конечно, уровень преступности пониже, чем в двадцать первом веке, но всё же преступления никто не отменял. В том числе особо тяжкие. В нашем городке это были, по большей части, так называемые бытовые убийства. Где-то что-то не поделили по пьянке, слово за слово — и за нож. Случались и кухонные убийства, когда муж жену или жена мужа пырнули. Такие преступления заведомо, как принято назвать, были «светлые». Все фигуранты известны, никого ловить и искать не надо, да и раскрывать тоже. Преступление считалось раскрытым, как только виновника доставляли в ГОВД. Но, судя по взволнованному голосу дежурного, сейчас совсем не тот случай.
А тем более, раз Кулебякин на работе — подняли начальника, получается, а по пустякам Петр Петрович ночью в отдел не поедет. Я медленно трезвел ото сна и готовился вникать.
— Ларионова знаешь? — спросил тем временем Баночкин.
— Это который в КПЗ постовой? — напряг я брови, помогая мозгам.
— Нет, это который Макар Ефимович, наша местная знаменитость.
— Не знаю, — честно ответил я. — И что же он натворил?
— Дак не он. Убили его. Преступление темное, труп криминальный. Прокурора я поднял, в область отзвонился, сейчас еще ответственный от главка приедет, — Баночкин тяжко вздохнул: — В общем, все шишки собираются на место происшествия выезжать, и ты с Мухтаром готовься. Ты ведь одной рукой сможешь поводок держать? Да?
А что тут спрашивать — вопросы уже явно превратились в риторические.
— Могу вообще без рук, зубами, — хмыкнул я. — Ладно… всё, иду.
За открытым окном послышалось характерное урчание двигателя УАЗа и скрип тормозов. Оперативно за мной приехали, прямо на всех парах мчались, что ли — со сна даже это казалось мне не заслугой ребят, а будто бы виной. Ладно. Съезжу. Надо так надо… Да и Мухтарчик засиделся. Давненько не работал, поеду обрадую его.