— Что ты так наряжаешься? На ночь глядя… — с намёком спросил я его.
Тот нацепил кроссовки, новые джинсы и модную рубашку, посмотрел на меня и спросил:
— Мороз… а можно твой пиджачок замшевый взять погонять на вечер? На танцы иду…
— Бери, — кивнул я на шкаф. — С Василиной, что ли, на танцы-то идете?
— Один, — заговорщически шепнул Нурик. — Только ей ни слова-на… Лады?
И стоит, улыбается. Очень уж довольный заговорщик.
— Угу… Надоела «семейная» жизнь? Решил проветриться?
— Иногда надо отдыхать от своей женщины… — философски заметил сосед. — Сегодня в Зарыбинск приехали женские студенческие команды по волейболу. У меня товарищ в спорткомплексе работает. Сказал, что девчата на танцы в парк собираются.
— Спортсменки? У них же режим и все такое?
— Ха! Студентку режимом не удержишь, Мороз! Ты вообще был студентом? А-а! Не был, курсантом сразу стал. А я был… Слышь, а можно еще туфли твои надеть? Что-то кроссы не идут к пиджачку совсем.
— Малы будут, — проворчал я.
— И правда, — сокрушенно покачал головой Нурик, который, не дожидаясь разрешения, успел слазить в мои ботинки своей лапой. — И почему у тебя нога такая маленькая? Мне 44-й нужен. Эх…
— Вали уже на свои танцы, а то Василина сейчас явится, а ты в моем пиджаке.
— И что? — опешил он, не понимая, к чему тут пиджак.
— А то. Оба крайние будем.
Будто в подтверждение моих слов дверь захотела распахнуться, ухнула под напором, но уперлась в щеколду. Предусмотрительный у меня сосед — прежде чем прихорашиваться, заперся.
— Накаркал-на! — испуганно выдохнул Нурлан. — Щас батур мне оторвет! И тебе — за пиджак! Что делать, Мороз?
В дверь уже настойчиво стучали.
— Лезь под кровать! — скомандовал я.
— Точно! — Нурик нырнул в укрытие, а я, скрепя сердце, наблюдал, как он возит моим пиджаком по полу. Надеюсь, он тут хоть иногда убирался без меня, и под кроватью не слишком грязно.
Я открыл дверь. На пороге действительно стояла Василина.
— О! Саша! — расплылась в улыбке комендант. — Чо закрылся? Один? Ты в гости или как?
— Или как, — кивнул я. — Вернулся вот…
— Давно пора, — одобрила та, — а то у меня проверочки всякие бывают, а ну как соседи настучат, что жилец не проживает? И занимает койко-место. Меня взгреют, а тебя выселят.
Женщина вошла и огляделась.
— Вы что-то хотели, Василина Егоровна? — спросил я.
— Ты моего не видал? Вроде тут где-то бегал. Фигаро, кошки-матрешки!
— Нурлана?
— Конечно, Нурлана. А кого еще? Думаешь, у меня их целая гроздь? Один у меня, только этот недотепа узкоглазенький.
Последнюю фразу Василина проговорила не с укором, а даже с некоторой теплотой, что удивительно. Слыла она женщиной суровой, но вот же — растаяло неподступное сердце, растопил Нурик снежную королеву. Вернее, Снежную Бабу…
— Не видел, — изобразил я честный вид, и чуть перегородил проход к кровати, под которой сопел Нурик.
— А почему «Шипром» его несет? — недоверчиво поводила носом коменда.
— Так это я одолжил у него… — нашелся сразу ответ. — Мы же с ним как братья. Все считай общее. Как Чук и Гек.
— Ладно… Как увидишь, скажи этому Чуку, чтобы ко мне зашел, а то выселю, и поедет на свою Чукотку.
— Обязательно.
— Ой, чуть не забыла… Там тебя к телефону.
— Меня?
— Ну да… Спросили Морозова, я отгавкала просящего, как положено, ибо не хрен мне названивать, я не швейцар, — Василина снова включила суровость — по привычке это у неё очень легко получалось. — Но трубку не положила, сказала, чтобы ждал, и за тобой, как видишь, пришла. Все же ты у меня на особом счету, Александр.
И посмотрела на меня со значением. Наверное, газету про нас с Мухтаром видела.
— Спасибо.
Я заторопился к двери, намекая ей, что хотел бы всё же успеть переговорить по телефону.
— Пожалуйста, только скажи этому мужику, который звонит, чтобы больше не названивал. Чай не переговорный пункт и не почта.
— А вот этого, Василина Егоровна, я сделать не могу… Как-никак по службе могут вызвать срочно.
— Тю-ю… По службе! Какая служба? Ты с гипсом, Морозов!
Произнесла так, будто я мог это забыть.
— Настоящий милиционер всегда на службе, — подмигнул я, и мы вышли наконец в коридор, направились на вахту к телефону.
Но комендантша всё топталась на месте, только за дверь отдрейфовала.
— Хорошо сказал, — вздохнула Василина. — Вот бы моему Нурланчику такое привить…
— Так он же не милиционер.
— Ответственность ему привить, Саша, тридцать лет мужику, а в жопе детство играет. Эх… Вот и сейчас где-то шарошится. Пусть только попробует явиться поздно… Прибью…
Она погрозила пальцем в сторону нашей комнаты. Я же всё невзначай подталкивал её продвигаться по коридору.
— Он вам, наверное, цветы покупает, а вы наговариваете, — сказал я погромче, а Нурик под кроватью сдавленно и недовольно хмыкнул, но его услышал лишь я.
Я подошел к перегородке на вахте и взял лежащую трубку.
— Алло?
Тишина.
— Алло! — с нажимом повторил я.
Слышно, что в трубку кто-то дышит. А потом раздались короткие гудки. Положили.
— Ну? Кошки-матрешки! Хулиганы? — торжествующе уставилась на меня коменда. — А ты говоришь — по работе, по работе…
— Балуются, — пожал я плечами, а про себя подумал, что телефонные хулиганы обычно обзванивают по справочнику и поэтому знают фамилию абонента. А тут общага, и ни в каких справочниках я не числюсь.
— А голос-то какой, мужской был? — уточнил я.
— Да, — кивнула Василина. — Мерзкий такой и вкрадчивый. Сразу слышно, что человек — дерьмо. Надо было все-таки его пожестче отбрить, и матом.
Она вздохнула с досадой.
— В следующий раз так и сделайте, — улыбнулся я и пошел в комнату.
Плотно закрыл дверь, но замыкаться не стал.
— Вылезай, танцор, — сказал я кровати, но та не шелохнулась.
Я нагнулся и заглянул — Нурика и след простыл. Поднял голову — и увидел распахнутое окошко. Все ясно, смылся, благо первый этаж. Ну что ж… Пускай теперь Василину задабривает и новые цветочки ей покупает.
Я сходил в душ (с гипсом даже это — тот еще квест), после завалился спать пораньше. Но пораньше не вышло, я всё ворочался и не мог уснуть. Уже совсем стемнело, а я все раздумывал, когда же поймают Антошеньку… Не оплошает ли Гужевой? Не подведет? Как-то неспокойно… Нет, надо было наплевать на гипс и с ними в засаду идти. Но там три лба, три оперативника, не дети малые, должны справиться. Почему я вечно надеюсь только на себя? Привычка за жизнь прошлую выработалась… Чем я им с одной рукой помогу? Хотя стрелять и одной можно. Может, проведать их? Нет… а если Трубецкой уже там, возле барака? Спугну только. Эх, это как надо жизнь прожить, чтобы твои же коллеги против тебя засаду устраивали? Как на опасного зверя капкан… С такими тревожными мыслями я и уснул.
Понятно, что снилось мне всё то же — вот я все-таки встал, пошел в барак ребят проведать, а там — одни трупы. Ваня и два милиционера. Лежат в лунном свете, уже не шевелятся. Никого больше не поймают. Я, конечно, выхватил пистолет, а в висок мне уперся ствол. Широкий и короткий, холодный. Это явно не пистолет, а двенадцатый калибр, не меньше.
— Ну что, Морозов? — проскрежетал мерзкий голос. — Вот теперь и с тобой расквитаюсь…
Только голос был слишком реалистичный, пробирал до печёнок. Таким холодным бывает только голос убийцы.
Я проснулся, но не смог пошевелиться. Потому что в висок мне действительно упирался ствол обреза. Из распахнутого окна обдало ледяным ветерком. Стылым, как сама смерть.
Глава 10
И голос этот мне не приснился. Его я ни с кем не спутаю — это был Трубецкой. Вот сука! Пролез в окошко, пока я спал.
Рука инстинктивно потянулась к поясу, будто там мог быть спасительный пистолет. Нащупал я только одеяло.
— Замри! — рявкнул Антоша.
— А то что? — в голос я нагнал беззаботности, будто как в библиотеку пройти, спрашивал. — На выстрел вся общага сбежится. Не дури… Убери волыну.
— Думаешь, не выстрелю, — как-то отрешенно проскрежетал бывший милиционер. — Хочешь проверить? Мне терять нечего, мне и так вышка корячится. Тебе ли не знать…
— Если будешь сотрудничать со следствием и…
— Заткнись, падла! — оборвал Трубецкой. — Не надо мне песни эти, сам знаю, что все это развод! Где деньги? Говори!
— Получка в кошельке, но там немного. Так ты что? Ты теперь у нас гоп-стопом зарабатываешь? Скатился, Антон Львович… Ну бери кошелек и выметайся, пока возможность есть.
— Не п*зди мне! Деньги, которые ты забрал у Купера. Три куска, где?
А, так он в курсе тех тугриков. Вот так новости. Похоже, Купер ему успел сообщить, как я его обнес в кабинете. Из сейфа вытащил три тыщи, вот гад… Надо бы навестить бывшего начальничка, товарища подполковника, и потолковать по душам, а то слишком уж вольготно себя чувствует на пенсии. Обязательно навещу, если, конечно, сегодня выживу.
— На работе денежки, — не стал я врать. — Там у меня тайничок есть. Поехали, отдам.
Рассчитывал на то, что по пути огрею его гипсом и вывернусь. Но Антоша не повелся, а лишь сильнее надавил на обрез, ткнул меня в висок, аж в глазу сверкнуло.
— Сиди ровно, ждем твоего соседа-недоумка. Его за деньгами отправишь, если не принесет, башку тебе снесу!
— А если принесет? — хмыкнул я.
— Проживешь дольше на час, пока за рублями ходит, — прошипел с нескрываемой ненавистью Трубецкой.
На его месте я бы тоже себя убил, как только заграбастаю деньги. Как-никак он понимает, что я не отстану и буду его искать, преследовать всегда.
А вот за деньгами он вовсе не из жадности ко мне наведался — это средство вырваться из города и затеряться на просторах Союза. Без деньжат тяжело прятаться. А так, возможно, еще и паспорт справит левый, и прибьется к какой-нибудь преступной группе, или на старшего выйдет, который Кукловода курировал. Может, еще и послужит во вред нашей стране, гнида…