— Я был кинологом, это сложная работа, — хмыкнул я. — И много забрал у тебя Жорич?
— Да… я отдал ему золото, деньги. А он все не унимался. И мне пришла в голову гениальная мысль. Свалить все на него. Я знал, что меня никогда не перестанут искать, кольцо вокруг сжималось, я это чувствовал. Еще эта новая прокурорская следователь в городе появилась. Уверен, что по мою душу. Вот и пришлось придумать легенду, что я опознал на рынке Святошу в робе. А дальше ты сработал четко, нашел на мясокомбинате кладовщика Жорича и показал мне его фотокарточку с доски почета, естественно, я опознал его, как Святошу.
Палач рассказывал охотно, с некоторым упоением, будто наслаждался своей гениальностью или тренировался уже давать интервью газетчикам и телевизионщикам.
— А если бы я не пошел на мясокомбинат?
— Я бы дал еще одну наводку, придумал бы что-нибудь, но ты и так справился. Слишком хорошо у тебя все получалось, будто ты, вовсе не зеленый старлей, а бывалый сыщик.
— И ты понял, что рано или поздно, я на тебя выйду?
— Да, — с горечью проигрыша кивнул Святоша. — Так оно и вышло. Поэтому я отправил по твою душу Сафрона, но остолоп не смог выполнить элементарного задания. Замочил бабу в общежитии, а тебя нет. Жаль… И вот итог, ты меня переиграл-таки.
— А что у тебя с руками? — кивнул я на шрамы на кистях Святоши. — Ты говорил, что выбирался из горящего дома во время бомбежки. Все было совсем не так, не правда ли?
— Это был сарай, и он горел. Когда немцы отступили, меня бросили, не взяли с собой. Я попался сельчанам. Они заперли меня в сарае и сожгли. Вернее, думали, что сожгли. Только я вот этими руками разгреб гнилые горящие доски и выбрался. В тайнике взял документы убитого военного корреспондента Артищева. Тот оказался прописанным в далеком Зарыбинске Угледарской области. Это мне было только на руку. Чем дальше от Брянщины, тем лучше. Так я оказался здесь. Но тикали мы вдвоем. Я прихватил с собой Жорича. Вдвоем легче пробраться. Он потом ссучился… неблагодарная тварь. Я ему жизнь спас, а он меня шантажировал.
В кабинет постучали.
— Войдите! — по старой привычке крикнул редактор.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась Вера. Лишь только увидела редактора в наручниках, сразу все поняла.
— Это он? — кивнула в тихой ярости она на Святошу, сглотнула.
— Да.
— Доказательства есть?
— Есть… И он признался. Ублюдок желает славы, хочет со следствием сотрудничать.
— Славы? — глаза Веры сузились до щелочек. — Будет ему слава.
Святоша что-то заподозрил и забеспокоился, невозмутимость его исчезла. Особенно, когда я стал снимать с его запястий наручники.
— Что вы задумали? — встревожено спросил он.
— Ничего такого, потом в книжке напишешь про нас. Обещаешь?
— Везите меня в КПЗ, — голос его дрогнул, когда я подвел его к раскрытому окошку.
— Ты свободен, — я подтолкнул его к подоконнику.
— Что⁈ — он ошарашено на меня оглянулся.
— Прыгай в окно, говорю… Тут не высоко, первый этаж.
— Но я… — лепетал тот, чую близкую смерть.
— Прыгай, сука… — тихо, но зло процедил я.
— Вы меня хотите убить? При попытке к бегству!
— Вперед, — я был непреклонен.
Святоша шагнул, а потом вдруг высунулся в окно и заорал. — Помогите! Люди, помогите!
Сломался гад, все же боится помирать, сука.
— Заткнись, — я приставил к его затылку пистолет. — А то палец у меня дрогнет. Сигай в окно, так у тебя будет шанс, возможно.
Святоша неуклюже вскарабкался на подоконник, очки слетели и свалились. Стекло одно треснуло.
Дрожащими руками он помогал себе выпрямиться на подоконнике, но шанса спрыгнуть Вера ему, естественно, не дала.
Бах! — выстрел прогремел сразу, как только я отступил от окошка в сторону, освобождая линию огня.
Бах! — Сразу прозвучал второй выстрел. От громкого звука уши заложило. В воздухе висел дым, звон, тугой гул, но они были слаще музыки. Святоша с двумя дырками в спине вывалился в окно.
— Спасибо, Саша, — пробормотала Вера, убирая в сумочку Макаров.
Она единственный работник прокуратуры Зарыбинска, у которого было табельное оружие.
— Я же обещал, — улыбнулся я и выглянул в окошко.
Там на клумбе распластался палач-убийца, много лет скрывавшийся под чужой личиной. Шея неестественно завернута, из дырочек в спине вытекают струйки крови. Гори в аду, Святоша…
В кабинет заскочили перепуганные сотрудники редакции. В том числе и Зина, а за ней и Тулуш.
— Что случилось? — воскликнула журналистка, поправляя излишне помятую прическу и облизывая губы с остатками помады.
Тулуш тоже был немного измят, а рубашка застегнута не на все пуговки. Но рожа довольная, как у кота, укравшего колбасу.
— Внимание, товарищи, — проговорил я, успокаивая присутствующих. — Ваш главный редактор не тот, за кого себя выдавал. Под именем Захара Артищева много лет жил Лев Никанорович Грицук. Немецкий палач и убийца времен Великой отечественной войны. При попытке бегства, старший следователь прокуратуры Соколова застрелила его.
— Как? Захар Елизарович? Немецкий палач? — выдохнула Зина, а ее коллеги зароптали.
— Да… Этому есть неопровержимые доказательства.
— Так вот почему он немецкие книжки читал, а сам говорил, что не уважает германскую культуру, — задумчиво пробормотала Зина. — И как журналист он был, честно говоря, слабым. Я еще не понимала, как с такими навыками он служил военкором.
— Расходимся товарищи, это место происшествия, здесь теперь временно запрещено находиться, — распорядился я.
Зина хотела уйти, полядывая на Тулуша, но я их остановил. Отвел девушку в сторонку и спросил:
— Скажи мне, Зина… А помнишь того, кто приходил, якобы, убивать главного редактора и на тебя напал, Сафрона Грицука?
— Конечно.
— Потом ты говорила, что видела его под окнами редакции снова. Это правда?
Зина опустила глаза:
— Я… я обманула, простите… я хотела, чтобы вы приставили к нам Тулуша. Как раньше.
Девушка смущенно оглянулась на Салчака, тот заулыбался, и его глаза превратились в щелочки.
Для осмотра места происшествия вызвали другого следователя прокуратуры — Федю Криворожского, потому как Вера стала участником событий (пристрелила преступника при попытке к бегству) и не могла производить следственные действия по делу. После того, как уладили все бумажные дела, а труп Святоши увезли на вскрытие, я с Тулушем вернулся в ГОВД.
Вроде гора с плеч, изловил я злодея, осталось только Сафрона прижать, но в воздухе витала непонятная тревога.
— Саныч! — из дежурки, завидев меня в коридоре, выскочил Баночкин. — Саныч! Это самое… Ф-ух!
— Что случилось? — недобрый холодок коснулся моего затылка, чуйка подсказывала, что случилось нечто нехорошее. Да и лицо у дежурного было испуганным.
— Не знаю, как сказать! Это само…
— Говори уже, — приказал я по-начальственному.
Личный состав уже привык меня слушаться наравне с Кулебякиным. Незаметно я занял пустующую нишу его заместителя. По штатке зама у Петра Петровича не было, а фактически — был я.
— Мухтара забрали!.. — выдохнул Баночкин.
— Что? Какого хрена⁈ — вырвалось в сердцах. — Кто⁈ Куда забрали?..
— Хозяин его старый объявился… — виновато пробубнил Баночкин.
Рафаэль ДамировНачальник милиции. Книга 6
Глава 1
— Миша! Какой еще, нахрен, хозяин, что ты несешь⁈ — я готов был вытряхнуть из Баночкина душу, но понимал, что тот не виноват.
— Я не знаю, Саныч, — пробормотал дежурный, втянув голову в могучие плечи. — Он, это самое… с Кулебякиным переговорил и забрал. Получается, что шеф добро дал.
— Шеф, говоришь? — зло процедил я и, тут же развернувшись, быстрым шагом, почти бегом направился к лестнице.
Я взлетел на второй этаж и ворвался без стука в кабинет начальника:
— Петр Петрович, я не понял! Про Мухтара — это правда? Это что за подстава?
Кулебякин, который стоял и курил у окна, теперь вздрогнул и, чуть попятившись, уперся задом в подоконник. Остановился и виновато пробормотал:
— Сан Саныч, понимаешь, тут такое дело… Ершов из госпиталя вышел, оклемался. Не надеялись уже…
— Рад за него! Ближе к делу. И кто это вообще?
— Ну-у, это прошлый хозяин Мухтара, — Кулебякин попытался стряхнуть пепел в окно, но сигарета выпала от щелчка пальцев и улетела на улицу.
— Насколько я помню, кинолог, за которым был закреплен пёс — погиб при исполнении. Так?
— Почти, — кивал майор.
— Что значит — почти⁈ — рявкнул я, напирая.
— Сан Саныч, успокойся, найдем тебе другого пса, еще лучше. Даже двух, если захочешь. Я договорюсь, денежки нам на покупку из лучшего питомника выделят. Овчара голубых кровей.
— Меня нашенская кровь устраивает. Другого не надо… И скажите, Петр Петрович, как такое могло вообще произойти? Пса, находящегося на балансе Зарыбинского ГОВД — увели?
— Ну-у… Там такое дело…. Ершов — уважаемый сотрудник, ветеран службы. Его пуля зацепила бандитская, думали, не жилец. Месяцы в госпитале, потом неходячий был, на реабилитации в Москве лечился долгое время. Пока его не было, Мухтара к нам и определили. Так он к тебе и попал. А сейчас Ершов, вроде, ходит. Вернулся в Угледарск, в отставку вышел. И как почетный ветеран органов внутренних дел он в Главк бумагу накатал, дескать, прошу вернуть мне друга, служебного пса Мухтара. Согласно заслугам уважить, мол, инвалида. Списать служебную собаку, а он его заберет себе домой.
— Молодого? Списать?
— Ну, там генерал навстречу пошел, сам знаешь, что разные причины можно найти для списания, не только возраст.
— А мои заслуги что, не считаются? Или мне тоже бумагу надо было писать?
— Сан Саныч, пойми. Ты же теперь не кинолог, официально у нас нет такого сотрудника. Вот и посчитали они там, — Кулебякин ткнул пальцем в потолок, — что пес нам не нужен более.
— Охренели… — выдохнул я. — Они сводку, что ли, не читают? Там Мухтар на каждом мало-мальски значительном преступлении значится! И почему я не в курсе, что моего пса списали?