— А на кой тебе служебный пес в квартире? — спросил я, выставляя закуску на стол.
В квартире у Ершова оказалось на удивление чисто. Простенько, небогато, местами по-советски убого, но чисто, хотя сам он выглядел неряхой. Тельняшка с пятнами, трико дырявое, щетина и заплывшие от выпивки глаза — такой вот облик.
Поэтому я, когда входил, ожидал увидеть клоповник, но нет. Видимо, не пропащий он алкаш еще, есть шанс у него выкарабкаться.
— Дык нету у меня никого больше… — в предвкушении выпивки сглотнул ветеран, разливая по стопкам беленькую. — Вместе будем стареть. Он же мне как брат.
— Рано ему стареть, у него еще и детей-то нет, — хмыкнул я, поднимая стопарик. — Ну, давай, за знакомство. Тебя, кстати, как зовут?
— Жора, — выдохнул тот.
— Саня.
Дзинь!
Чокнулись, выпили, закусили.
— У-ух! Хороша колбаска, — жевал ломоть сервелата Жора. — Ты где достал такую?
— Сорока принесла.
Мухтар тоже лопал на полу собачью радость, не забывая поглядывать на меня одним глазом, мол, не забудь забрать меня, хозяин.
— Наливай, — еще не перестав морщиться от первой, с набитым ртом пробубнил Жора.
— Только же выпили.
— Хорошо идет… Между первой и второй был наш Вася холостой, а как пятую допили, так уже его женили! Ты женат?
— Нет, — я стал наливать, себе полстопки, хозяину квартиры — полную.
— Баба есть?
— Само собой.
— Кем работаешь? Начальником угро?
— Ну…
— Баранки гну! На кой тебе Мухтар тогда? Чтобы в клетке томился? Э-э… луноход пятнадцать, себе долей-ка… Во-во. До краев, не стесняйся, уважь дядю Жору.
Глазастый, блин, заметил халтуру с выпивкой. Трезвый потому что еще. И я долил.
Чокнулись, выпили, закусили. И снова разговор, но уже все больше по душам. И в голосе собеседника нет злости, а у меня к нему так вообще вся агрессия пропала. Даже стукнуть больше не хочется. Вот блин…
— А ты знаешь, что Мухтар не томится ни в какой клетке? — заявил я, еще бы в грудь кулаком ударить, но после второй не делают так. — Он на все преступления в городе выезжает.
— С кем? У вас даже кинолога нет.
— Со мной, — я налил по третьей. — Я совмещаю обязанности кинолога и руководителя розыска. Понял?
— И-ик! — удивленно уставился на меня собеседник. — А так можно?
— А то! — кивнул я. — Между прочим, на счету Мухтара много раскрытых тяжей. А здесь, с тобой на кухне, что он будет делать? Мух ловить?
Клац! — будто бы в подтверждение моих слов Мухтар поймал на лету муху и съел.
— А обо мне ты, Саша, подумал? — Жора положил на мое плечо руку. — Я тут сам как в клетке… в квартире этой гребанной…
Мы выпили, зажевали картошечку прямо со сковородки, что поставил Ершов на стол с плиты.
— А ты дома не сиди, — парировал я. — На работу устройся. Чего киснуть?
— Ага… возьмут меня хромого куда-то, как же. Да и что я делать-то умею? Только собак дрессировать. По следу ходить. Хотел в милицию вольнонаемным проситься — к кинологам, хоть кашеварить собачкам да вольеры чистить, да только видишь — сам еле ноги волочу. Слава богу, уже получше, но все одно с лопатой и метлой не слажу.
— А какое у тебя образование? — спросил я.
— Зоотехник. По диплому — коровам хвосты крутить должен. Во как… а в армии в караульную кинологическую роту попал, так и прикипел к собачкам-то. Там и научили меня старшие товарищи, с какой стороны к псу подходить. Вот с тех пор всю жизнь с ними и вожусь. А Мухтарка у меня лучший. Это ведь в него бандюган стрелял. Тогда… В тот день… — Ершов сглотнул. — Я поперек встал.
— Ты… Мухтара спас? — вытаращился я, а рука так и застыла с картошкой на вилке в воздухе.
— Да чего уж теперь вспоминать, — поморщился Жора и торопливо смахнул накатившую слезу. — Не жалею ни о чем… Дай бог и сам выкарабкаюсь…
Глава 2
— Ты Мухтара собой закрыл? — будто не веря услышанному, переспросил я, нахмурившись, а самого пробрало до глубины души. Вот тебе и алкаш, оказывается, он Муху спас.
— Что было, то было! — отмахнулся Жора и делано попытался натянуть уголки губ вверх.
Улыбка далась ему с трудом, но он быстренько сунул себе в зубы сигарету и с задумчивым видом закурил.
— Не куришь? — опомнившись, предложил он мне открытую пачку.
— Не-а.
— Ну и правильно… я тоже бросаю, уже лет сорок как… Все бросить не могу, а сейчас, с такой жизнью, и смысла не вижу завязывать.
— Слушай, Жора, — я положил ему руку на плечо. — А что там у тебя со здоровьем? Я понимаю, что ранение, а конкретно? Что врачи говорят?
— Да что они могут сказать? Время, мол, лечит… Нет, я против эскулапов ничего не имею, да только они коварные — спрашивают, где болит, а потом давят туда.
— Прогноз-то какой? — допытывался я.
— Жить буду, и слава богу.
— А ходить? Хромота пройдет?
— Этого они не знают. Представляешь, врачи сами удивились, что я вообще на ноги встал. Но как от кровати оторвался, так сразу выпнули, то есть выписали.
— Короче, Георгий… — проговорил я. — Тебе на работу надо, иначе скиснешь — верно тебе говорю. Опять же, двигаться будешь, может, и недуг пройдет.
— Да куда я пойду? Я же только с собаками управляться умею, а в грузчиках теперь не потяну.
— С собаками, говоришь? — я крепко задумался. — А если я тебе такую работу организую, с собаками…
— Это как?
— Пока сам еще не знаю, но есть пара мыслишек, нужно разузнать и почву пробить. Сообщу, — я услышал Жорин вздох, глянул на него и увидел, как он горько и мелко кивает — не очень-то мне верит. И добавил: — Это не разговор по пьяной лавочке, я серьезно.
— Ну, если срастется, я, Саня, по гроб жизни тебе благодарен буду, — Жора проникновенно ударил себя кулаком в грудь.
— Рано пока благодарить, а вот с горькой придется подзавязать. Давай приходи в себя, постригись, марафет наведи. В человека обратно превращайся. Сам знаешь, что собаки пьяниц не жалуют.
— Знаю, — повесил голову Ершов. — Одна радость в жизни осталась, и как не пить?
— Тебе что важнее? Заливать горе или жить без него дальше? Радость тебе заменим на настоящую, когда при деле будешь — не до выпивки окажется. Ну и с собаками заниматься надо будет, как ты и любишь.
— Слушай, а точно с собаками? Не окажется потом, что дворником каким-нибудь или сторожем-вахтером?
— Мы же коллеги… Специальность у тебя для нашей области редкая, не хочу, чтобы ты свои знания зарывал. Да и дворником тебе здоровье не позволит. Кстати, о здоровье, ты мне свои диагнозы тоже приготовь, собери бумажки все, что врачи написали. Покажу знающим докторам.
— А есть у нас такие? — снова скептически прищурился тот.
— Найдем, — уверенно кивнул я, а про себя подумал, что понятия не имею, как тут с местным здравоохранением дела обстоят, но ведь что-то делать с Жорой действительно надо. Если он стал ходить, значит, не все потеряно и прогресс все же возможен. Нужно просто знать, в каком направлении и как двигаться.
— Да меня в Москве, в госпитале ведомственном, не выходили, а ты говоришь, местные врачи…
— Ты не спорь. Собери все, на днях заеду — и определимся и с работой, и с больничкой. А пока переходишь в режим трезвления. Понял?
— Угу… Спасибо, Саша…
— Не за что пока. Ладно, я пошел, телефон твой записал. Вот тебе тоже мой рабочий, — я протянул клочок газеты с циферками, — звони. Если что.
Я хитро смотрел то на Мухтара, то на Ершова. Поглядывал, что он дальше делать будет. Пока не говорил ни слова про пса, ждал, когда хозяин этого дома сам тему поднимет.
— Ты это… — Ершов жевал губу и оттягивал на груди тельняшку, будто она душила его или стала вдруг неожиданно мала. — Забирай Мухтарку. А? Ему с тобой лучше будет. Не годится боевому псу в квартирке томиться. Ему работать надо, гадов ловить. Вижу, ты человек хороший, ты его любишь, уважаешь, а он к тебе тянется. Забирай, в общем…
— Спасибо, — я положил руку на плечо кинолога. — Но ты не вешай нос, если все выгорит, скоро будет тебе с кем заниматься. Пока.
— Пока, — вздохнул Ершов и крепко пожал мне руку.
Я взял Мухтара на поводок и вышел из квартиры. Спустился во двор, открыл дверь «шестерки».
— О! Мухтарыч! — воскликнул Эдик. — Ты вернулся!
— А ты сомневался? — улыбался я.
— Фу! Это от тебя так водкой пахнет? Ну дела…
— От него, — хитро кивнул я на пса. — Поехали.
Эдик завел машину, и мы тронулись.
— Ну все, победил ворюгу! — радовался Эдик, кивая через плечо на подъезд Ершова.
— Да нормальный он мужик, просто чахнет с тоски. Один остался. После ранения хромает, говорит, врачеватели вообще не давали прогнозов, что на ноги встанет. Карабкается, как может, вот и решил Мухтара забрать, чтобы радость в жизни была.
— А как ты без Мухтарыча? И я не понял? Ты подружился с этим, что ли?
— Обещал ему помочь… Да и врачу бы его показать знающему. Есть у тебя знакомые подходящие?
— Не надо врачу, у меня костоправ хороший есть. Он у меня кожанку брал и кроссовки. Как раз таких, как твой хромоног, на ноги ставит.
— Костоправ? — с сомнением переспросил я.
— Не веришь? Я тоже не верил, а вот когда маман скрутило, никто не мог недуг снять. А он за три сеанса омолодил. Сам бы не поверил, если бы своими глазами не видел. И вроде ерунда такая, что-то надавил, где-то подтянул, разгладил, дернул. И на тебе! Человек оживает. Забыл, как метод называется по-умному…
— Мануальная терапия, — подсказал я.
— Точно! А ты откуда знаешь?
— В журнале читал, «Наука и жизнь».
Хотя костоправство существовало ещё в Российской империи, да и в Советском Союзе повсеместно практиковалось вне медицинских учреждений, по большей части на дому, медицинский интерес к мануальной терапии обозначился совсем недавно. Но пока еще не достиг своего расцвета.
— Вот давай к нему и свозим твоего инвалида, только тут такая штука — целитель берет дорого… Потянет твой подопечный?
— Сколько?