Я ударил снова. А потом еще. Снова и снова…
Глухой стук доски о кость сменился влажным хлюпаньем. Лицо исчезло, превратившись в сплошное кровавое месиво. Такой Грицук мне больше по душе.
Сделано.
Я отшвырнул окровавленную доску, выдохнул. Но вместо облегчения внутри тянула душу пустота. Бескрайняя и беспощадная, как вся моя предыдущая жизнь. Я победил, но почему не чувствую радости? Одолел злейшего врага, который, не уничтожь я его, был готов убивать и дальше, но усталость и тоска сковали тело, будто тяжёлые цепи.
Вера… Я думаю о ней. Я не могу смириться. Она — предательница, она дочь Грицука. Но ведь остались вопросы. Вопросы, на которые только она могла дать ответы. Где мне её искать? И тут меня осенило. Сафрон рвался даже не убить меня поскорее, а найти Фёдора. Что-то ему было нужно. Что-то важное, смертельно важное. Но что?
Я подошёл к трупу Фёдора. Тот лежал в неестественной позе, как выброшенная кукла. Я начал обыскивать карманы: сигареты, перочинный нож, фонарик — обычный набор. Но на шее, под грязной, скомканной тканью телогрейки, я нащупал твердь металла. Ключ.
Он был не таким, как у советских замков. Старый, массивный, с изогнутой головной частью и узорчатыми зубцами. Почти чёрный металл, покрытый налетом старины. Непростой ключ. Это было нечто большее — словно артефакт, реликвия. Возможно, именно он был нужен Сафрону.
Я дёрнул за цепочку, рванул. Фёдор колыхнулся, шея наклонилась в сторону, будто в безмолвном укоре. Уголки его потрескавшихся губ исказились в застывшей ухмылке, словно смерть возмущалась тем, что я забираю её тайны.
Ключ лежал в моей ладони, холодный, словно кусок тьмы. Что он открывает? Какую тайну хранил Фёдор?
Я взглянул на мёртвое лицо. Ответа не было. Оставалось одно — искать самому. Я не стал ждать, когда придёт помощь. Времени мало. Силы уходили, но оставалось одно — желание докопаться до истины.
Я начал обходить лагерь. Проверял каждую дверь, каждую скважину, каждый закоулок. Где-то здесь должен быть замок, который ожидает этого ключа. И, чёрт возьми, я его найду.
Но всё было безуспешно. Ключ никуда не подходил. Ни к одному замку. Я уже было подумал, что это просто случайная безделушка или какой-то амулет чокнутого убийцы. Может, Сафрон искал вовсе не его.
Я присел у раскидистой сосны возле заброшенного футбольного поля. Нужно отдышаться. Из ран сочилась кровь. Ещё немного — и можно схлопотать заражение. Или вообще глупо сдохнуть от потери крови.
«Вот сейчас посижу, соберусь с силами, вернусь в домик сторожа, найду тряпицу, порежу её на лоскуты, прокипячу и замотаю раны. Только минутку, передохну… ещё чуть-чуть…» — говорил я сам себе, чтобы не отключиться. Но голос этот становился всё тише. Глуше. А дальше — пустота. Сам не заметил, как вырубился.
Сколько прошло времени — минут, часов, я не знал. Только внезапно почувствовал, как солнце касается моего лица тёплым лучиком. Мягким. Липким. И почему-то мокрым. Что за ерунда? И почему кто-то скулит?
Я открыл глаза. Передо мной стоял Мухтар. Его тёплый язык касался щёк, губ, носа, слизывая засохшую кровь. Он скулил, толкал меня носом, заглядывал в лицо.
— Привет, друг, — мой голос был хриплым, но улыбка всё же тронула сухие губы. Я протянул руку, провёл пальцами по загривку пса. — Ты нашёл меня… Как ты меня нашёл? А где все?
Я только сейчас заметил, что к ошейнику у Мухтара примотан клочок бумаги. Записка. Сорвал её, развернул скомканный, грязный листок. Почерк я узнал сразу. Вернее, его полное отсутствие: кривые, косые буквы плясали вкривь и вкось по разлинованному листу в клетку. И ошибки, много ошибок.
Что-то мне подсказывало — ответ на главный вопрос уже здесь. Только бы хватило сил его прочитать.
Записка гласила:
«Саныча, мы идём. Машина не проехать. Мухтар пустил по твоему следу. Скоро будем. Тулуш»
Всё ясно. Я потрёпал слабой рукой Мухтара по загривку, какая всё-таки шерсть у него — приятно тёплая, знакомая и родная.
— Ты пришёл первым, друг. Ты молодец.
Но пёс беспокоился. Он поскуливал, жалобно заглядывал мне в лицо, словно пытался сказать: «Ты не в порядке». Он видел, что мне нужна помощь. Но всё, что он мог, — это лизать мои раны. А от этого они не заживут.
— Пойдём, пойдём, хватит ныть, — пробормотал я. — Не раскисай, брат. Я нормально, ещё повоюем.
Я уцепился за ошейник. Мухтар упёрся четырьмя лапами в землю, стал неподвижной статуей, словно понимал: мне нужна опора. Я напрягся, потянулся вверх и с трудом встал на ноги. Голова тут же закружилась, перед глазами поплыли пятна. Видимо, потеря крови была серьёзнее, чем я думал. Главное — не делать резких движений. Держаться за Мухтара.
И тут меня осенило. Нельзя уходить сейчас, никак нельзя. Именно сейчас я должен найти ту самую дверь.
Я сунул руку в карман, достал ключ на цепочке и протянул псу.
— Ну-ка, брат, понюхай. Это что-то важное. Наверное, очень важное. Давай, ищи!
Мухтар шумно втянул воздух, поводил носом сантиметрах в десяти от почвы, даже нахмурился. Затем резким движением ткнулся в землю, коротко гавкнул и рванул вперёд.
— Эй! — крикнул я. — Жди меня, не так быстро!
Но он уже мчался вперёд, пригнув голову, вынюхивая, будто нашёл ту самую ниточку, что ведёт его и меня к разгадке.
Я выругался, схватился за бок и, спотыкаясь, побрёл следом. Внутри разгоралось предчувствие. Этот чёртов ключ — точно не просто побрякушка. И Мухтар, самый лучший пёс, знает, куда нас вести.
Глава 23
Мухтар повёл меня к котельной. Я еле поспевал, переставляя ноги, как свинцовые гири, кровь продолжала сочиться из ран, эти потери отдавались в теле пульсирующей слабостью. Голова кружилась, перед глазами плыло, и я с каждым шагом всё сильнее сомневался — не зря ли мы идём туда, прочь от помощи? Может, пёс ошибся? Может, учуял запах Сафрона, всё ещё витавший здесь, и по инерции ведёт меня по старому следу?
Но Мухтар то и дело возвращался ко мне, будто боялся снова потерять. Он скулил, просяще смотрел и упрямо тащил меня всё в том же направлении. Он что-то почуял на этом ключе. Запах того, кто ему был хорошо знаком. И вот мы оказались перед котельной.
Я замер. Прислушался… Все так же тихо, как в склепе. Неужели я что-то упустил? Что здесь, в этом гиблом месте, могло быть ещё?
Мы вошли внутрь. Я на всякий случай вооружился увесистым камнем, сжал его в ладони, чувствуя холодную шероховатую поверхность.
Я убил Сафрона, убил Фёдора, этих зверей без страха и совести. Но чувство опасности не исчезло. Оно было здесь, витало в воздухе, липло к коже, будто невидимая паутина.
И Мухтар зарычал. Его шерсть на загривке встала дыбом. Здесь был кто-то ещё.
Мне вдруг показалось, что я снова в тёмном подъезде, с арматурой в рукаве, и Серый скалится на меня с лестницы этажом выше.
Нет, нет, Морозов — уже не тот.
Я помотал головой. Слабость навалилась вдруг, неожиданно. Будто силы окончательно покинули меня. Потеря крови — рана брала своё. Я вцепился в стену, пытаясь прийти в себя, но Мухтар уже уверенно вёл меня в дальний угол, где валялся грязный половик, весь в саже.
Пёс стал яростно отгребать лапами ткань, откидывая её в сторону. Я с трудом наклонился, опасаясь, что если покачнусь и упаду, то останусь здесь навсегда, дернул тряпицу, потянул сильнее. Половик с глухим шорохом отвалился, и под ним открылся люк.
Ржавый, массивный, с железной окантовкой, он словно сросся с полом, став частью этого проклятого места. В центре висел кованый замок — огромный, покрытый глубокой рыжиной, словно переживший не одно десятилетие.
Какая странная замочная скважина… Я сразу узнал её. Ключ, который я нашёл у Фёдора, был именно такой формы.
— Молодец, Мухтар, хороший пёс… — голос был хриплым, как будто чужим. Я слабо улыбнулся и нашел силы потрепать пса по загривку.
Пёс же только мотнул головой в ответ и всё нетерпеливо скрёб лапами по люку, он явно кого-то почуял. Я не сразу попал в скважину, медленно вставил ключ в замок, провернул. Он нехотя поддался — хрипло скрежетнул, будто возмущаясь, но в конце концов щёлкнул, и дужка отделилась от корпуса, откинулась в сторону.
Отшвырнув замок, я взялся за крышку, собрав остатки сил, и с трудом поднял её. Железо было тяжёлым, люк скрипел и сопротивлялся, наконец, поддался, и крышка с гулким звоном бухнулась о пол, подняв облако пыли, сажи и чего-то ещё… Но из-под земли не потянуло холодом. Удивительно, но там было теплее, чем снаружи.
Передо мной зияла дыра — будто чёрная пасть подземелья. Я пошарил по помещению. Нашел бытовой ножик, отшвырнул камень и вооружился хотя бы хлипким клинком. Лучше, чем ничего.
В углу котельной заметил старые застывшие в плаче свечи. Одну зажёг. Огонёк дрожал, плясал у меня в пальцах, но давал хоть какой-то свет.
Я сделал первый шаг вниз, на лестницу, ведущую в черноту. Я спускался не слишком быстро, шаг за шагом, и ступеньки казались бесконечными. Куда же она ведёт? Или это я схожу с ума? Каждый шаг отдавался в теле тупой болью, силы уходили с каждым мгновением, как песок сквозь пальцы. Может, у меня уже галлюцинации от потери крови? Или тут действительно огромное помещение под котельной?
Я поднял голову — Мухтар в проёме казался маленьким, словно детская игрушка. Чёрт, действительно просторно.
И вот, наконец, упёрся в дверь. Только подумал, что придётся её ломать, и мысленно выругался — где взять сил на этот рывок, но потянул за ржавую ручку — и дверь со скрипом отворилась сама. Внутри, как ни странно, горел свет.
Свеча.
Тень мелькнула в углу, что-то бросилось на меня. Я вскинул руку, готовый ударить, но вдруг услышал знакомый голос.
— Саша⁈ Это ты⁈
— Вера?
Я замер.
К ноге её тянулась цепь. Она стояла в центре этой странно обставленной комнаты. Кровать, шкаф, даже подобие уборной. Почти как обычное жилище, только под землёй. Только отсутствие окон и металлическая цепь выдавали суть — это была темница.