Он показал на троих крепких бойцов, которых я уже видел в доме напротив своего, они были частью охранного поста.
— Слишком приметные. А как там мой старина Джо?
— В целом здоров, но требуется время для восстановления, а что?
— Может, его пришлете? Один человек, оденется как крестьянин, внимание не привлечёт, и потом тут же свежий воздух, заодно восстановится.
— Ну, это приемлемо, только Вам надо будет в одну из своих поездок его забрать. Ездить к Вам очень сложно.
— Как там Мин?
— Восстанавливается. Нам кажется, что Константин проявляет к ней теплоту и интерес, больше, чем к просто подчинённой.
— Правда? — притворно удивился я. — А община против?
— Община считает, что это не наше дело. Есть она, он и их родители. А может вообще, мы не правы и это проявление симпатии и дружбы после покушения. Очередного.
— Простите, Танлу-Же, я, наверное, для Вас оказался беспокойным контрагентом, всё время у меня какие-то перестрелки, нападения.
— Ой, да бросьте Вы. Это же вольный город. Если Вы дожили до шестидесяти лет без единого ареста или покушения, то Вы скучный и пустой человек.
— Хорошо, что Вы не обижаетесь. Кстати, хотел спросить, а у Вас есть подданство Поднебесной империи? Ну, я для целей биржи интересуюсь, всё же международная штука.
— Есть. У китайцев не принято разрывать связь с родиной, даже если вы уехали много лет назад в связи с обвинением в коррупции при поставках оружия в войска, за что положена казнь через пронзание горла множеством деревянных колышков. Это я так, теоретически. Надо поднять старые документы?
— Пока нет, достаточно того, что Вы сказали.
…
Китайские цыгане (они способны подделать даже народность) уехали, и мы с Тайлером уже было облегчённо выдохнули, когда по дороге показался очередной обоз.
— Скажи, Тайлер, может мы прогневали какое-то транспортное божество? Или день сегодня особенный, может Юрий-Путешественник?
— Юрий-названый гость. Нет, это, кажется, местные.
— Бить будут? Знакомиться, а потом всё же бить?
— Не похоже, — он сбегал и достал из своих вещей неплохецкий, хотя и массивный, армейский бинокль. Я отметил себе, что тоже надо бы привезти бинокль. — Скорее похороны, мы же на кладбище живём.
— Мы в доме живём!
— На краю кладбища. Рано утром приезжало трое работяг, покопошились где-то на погосте и уехали в дальше восточном направлении, не мимо нас. Наверное, это были копачи.
— Копач от слова копать? Те, кто копают, траншеи там, ямы, погреба…
— То землекопы. А копачи копают могилы. Вы же не думали, босс, что траурное шествие приезжает и безутешная вдова покойного берётся за лопату? Нас кстати, не минует участие в этом мероприятии. Кажется, теперь я понимаю, как спился прежний жилец дома.
Забавно, что слово «спился» говорил Тайлер, который трезвым бывал далеко не каждый день.
Действительно, когда пешая колонна людей, во главе которой шла лошадка, везущая фургон с гробом, украшенный чёрными цветками и кусочками ткани, доехала до кладбища, они развернулись на площадке перед кладбищенской оградой, а хвост колонны оказался прямо перед нашей околицей.
У всех крестьян были скорбные и сосредоточенные лица, кто-то пустил слезу, но в основном народ был сосредоточенно-спокоен и показательно печален.
Среди ходоков был один дед, у которого на груди было что-то вроде специальной сумки с громадным нагрудным карманом, в который была воткнута ужасающих размеров бутыль мутного самогона. Увидев нас, он немного нахмурился, а Тайлер (хорошо, что у меня он есть) шагнул вперёд, к нему.
Разговаривали они тихо, до меня долетали обрывки фраз.
— Кого хороним? — спросил Тайлер.
— Так Лобову же, — ответил дед, — нашу старосту прошлую. Екатерину Геннадьевну.
— Геннадиевну?
— Геннадьевну. Через мягкий знак.
— А пошто так? Отца ейного ГеннадЬй звали, что ли? — не понял Тайлер.
— Да кто его там видел? Говорила, что всенепременно так. Истерила, коль иначе.
— Достойная была женщина, — уважительно отозвался Тайлер, который покойницу видел примерно ноль раз.
— Да не, — отмахнулся старик, достал два стакана и доверительно шепнул. — Стервь та ещё и ко всему прочему, тупая. Но похороны — дело святое, надо человека похоронить и про покойную плохого слова не сказать. Традиция.
В продолжение мысли про традиции он налил в два стакана, Тайлеру и мне, на четыре пальца самогона совершенно пугающей мутности, но Тайлер шепнул ему про меня, мол, этот — больной на поджелудочную, передал стакан дедку, и они с вопросом потребления самогона справились и сами, без меня.
В голове колонны шли организационные мероприятия, а хвост колонны густо курил, окутывая дымом. Люди молчали либо же переговаривались шёпотом. Я немного среди них побродил. Крестьянам было любопытно посмотреть на сравнительно новые лица, Тайлер под одобрительные взгляды пил уже третью. Гроб подняли, опасно накренили, но всё-таки не уронили. Черноглазый парень с выпученными глазами нёс следом крышку.
Голова колонны втягивалась на кладбище, кто-то шуганул кладбищенских собак.
Похороны — это ритуал, тут в яму сначала положили какие-то пучки трав, сожгли их (вернее сказать, они подымили). От этого в видимом мне магическом фоне произошли слабые колебания и возмущения.
Перед тем, как опустить гроб, было положено проститься с усопшей, что заняло ещё где-то четверть часа. Покойницу мало кто целовал, в основном люди останавливались и бормотали какие-то добрые слова или чаще молчали (может, было нечего сказать).
Я, само собой, к восковому трупу не пошёл, это не было так уж обязательно. На похоронах присутствовали несколько детей, но явно не близких родственников покойной, сразу видно, что они воспринимали похороны как скучный, но обязательный ритуал, лица делали серьёзными, но без трагизма.
Спросил об этом у какой-то женщины в очках, так ответила, что покойница «так и умерла бездетной».
Потом гроб заколотили, чем руководил, внезапно, городовой полицейский, которого народ так же почтительно именовал «околоточный», а я, к стыду своему не знал, какой термин более точный, народ постоял с полминуты и гроб стали опускать. Опускали на длинных полотенцах, которые бросили в яму.
Потом многие, но не все, прошлись и кинули по горсточке земли.
Два мужика с лопатами дождались, пока символическое возложение земли завершиться и неожиданно шустро, но при этом достаточно тихо закидали могилу землей и сформировали небольшой курган-холмик (высотой немного ниже полуметра), которую утрамбовали теми же лопатами. Сверху поставили венок и на этом ритуал завершился, народ потянулся к воротам кладбища.
Дедок с самогоном налил мужикам с лопатами (как я понял, копачи — это не они) по стакану самогона и выпил с ними.
Постепенно колонна, уже без такой организованности, выдвигалась назад, к «поминальному столу», в дом в недрах села, нас тоже позвали. Само собой, нашим делегатом выступал Тайлер, который успел со всеми, пользуясь случаем, перезнакомится и выпить.
Я пересидел уход народных масс в доме, вышел и решительно завёл машину. После всех этих неживых дел мне надо было проветриться и посмотреть на что-то более живое, вот я и решил съездить в город.
Глава 7Нет документа, нет проблем
В качестве развлечения я поехал, как ни странно, домой, в тот дом, что у меня в Кустовом.
Если подумать, то за достаточно короткое время я уже сменил комнатку в коммерческом доме (они это называют многозначительно — доходный дом и тут трудно поспорить, дом сам по себе генерирует доходы), каптёрку в офисе, проживание в бабкинской, но шикарной квартире, собственный, весьма скромный и аскетично обставленный дом, где я практически не живу, пещеру, которая несмотря на то, как это звучит, самое благоустроенное и безопасное моё жилье, да теперь ещё и дом в сельской местности с печкой и комарами.
Сейчас я, не доехав до своего дома, чтобы не попасть в поле зрения китайского поста, если он там есть — или вражеских недоброжелателей, а они там тоже могут ошиваться, припарковал грузовик на соседней улице и активировал Шило, чтобы попасть в пещеру.
Завтра трудный день. Завтра поставка продуктов Вьюрковскому и судебное по обжалованию документов с фискальной службой.
Пока что я занялся сначала подготовкой к судебному (победа любит подготовку, примерно так говорили римляне и у меня не было причин им не верить), потом собрал воедино то, что знаю про путь в Индию, причём объективных причин его искать у меня не было, это скорее интуитивный интерес.
А уже потом расстелил на предварительно начисто вытертом журнальном столике карту республики, купленную мной на Чёрном рынке. Столик этот раньше предполагался использоваться под обеденный, но пока что он был просто испачкан в процессе благоустройства пещеры строительной пылью и поэтому подвёргся очистительным процедурам.
Карта была весьма странной и снабжена множеством малопонятных мне пометок. На одной стороне была карта «региона», то есть республики, а на другом — города.
Пометки по городу давали понять, что это маршруты движения казачьих патрулей ночью и днём, адреса полицейских отделений и опорных пунктов (а так же предприятия общепита, где полиция часто сиживала).
Если моё подозрение верно, то пометки ставили люди, которым было бы интересно встреч с патрулями избежать. Надо бы казакам откопировать карту, пусть знают, что преступный мир за ними приглядывает, а не только наоборот.
На карте республики были отмечены «зоны» вокруг вольного города, это так называемые «земли», то есть районы республики.
Положил рядом с картой несколько чистых листов для записей, в данном случае не видел смысла делать пометки размышлений в блокноте.
Итак владетели, то есть, в моей классификации — лендлорды, это сам Кротовский, потом его жена Белкина, не знаю сменила она фамилию или нет…
Ещё одной зоной ранее владел некто Мартын, по неофициальной версии убитый в ходе политических разборок, вместо которого наследником стал некто Митрофан, слабый умом, то есть управляемый.