— Я понял, понял, прочтёт твою книжку. А как ты собрался высекать… У тебя есть магия такая?
— Если всё в силе, то наймём мага камня или каменотёса, найдём каменюку побольше или притащим в твою столицу. Есть у тебя столица?
— Городов у Юбы нет. Но главное место тут, это мой улус. Если бы был город, там должен быть такой конституционный камень. Существуют главные стоянки, особенно зимние. Там точно нужны такие камни.
— То есть ты согласен, великий каган?
— Я не говорил, что «против». И «за» не говорил. Идея, чтобы все знали, что я правитель и владыка, мне нравится. Но есть также и сомнения, что я с этого получу?
— Есть конституция, есть возможность заключить договор о взаимной торговле с Россией и Китаем, появятся купцы, появятся товары. Купцы захотят дружить с правителем, принесут подарки.
— Подарки я люблю.
— Кроме того мы создадим банк, это позволит зарабатывать на транзакциях и кредитной системе. Если учредить город, то появятся предприятия, можно будет ввести небольшие налоги, будут поступления в бюджет.
— Твои слова мёд, — противореча произнесённому, скептически вздохнул недоверчивый Юба, легко встал с подушек, пошёл к стоящему у стены шкафу и достал оттуда кувшин.
— Ароматный кумыс, свежайший, — причмокнув, поведал он. — Если ты говоришь серьёзно, то надо выпить.
— Ну, ради безмерно уважаемого мной великого кагана и ценнейшего заказчика можно и пригубить.
— Льстец.
Юба достал два стакана в посеребрённых подстаканниках с надписью «имперские железные дороги» и налил нам по полному. Надеюсь, он их всё же купил, а не царственно позаимствовал из купе? Юба меж тем задумчиво вещал:
— Вообще, скажи. Ты же адвокат, вроде. А у империи же нет конституции?
— Нет, — мы чокнулись и выпили. Ощущения, что я сейчас блевану, не возникло, то есть уже неплохо. — Ни у России, ни Британии нет конституции. Слово из другой империи, его придумали древние римляне. Что иронично, слово у них было, а конституции тоже не было.
— А мне она тогда на кой? Мои предки жили без всяких конституций и горя не знали.
— Знали они горе, великий каган, знали. По большому счёту, сейчас самые лучшие времена и не последнюю роль в благополучии и воцарившейся стабильности сыграл политический талант Юбы.
— Да, я хорош, это правда. Но что делать с тем, что у империй нет конституций?
— Большие страны сложные не из-за размеров. В Южном Алы Тау всё просто. Юба — главный. Верховный главнокомандующий, выше министра обороны и главный над всеми военными. Верховный судья. Назначает правительство, определяет политику, может распустить курултай, никому не объясняя причин, может помиловать и объявить войну.
— Там так и написано? — польщённый Юба налил нам ещё кумыса и, не дожидаясь меня, чокнулся и единым махом выпил стакан кумыса.
— Да, так и написано. И поскольку в твоём царстве нет такого бардака и переплетения политических сил, как в империи, то ты можешь выстроить понятную и вызывающую восхищение структуру государства. Есть и ещё одна причина, почему я обратился к тебе, великий каган.
— Какая же? На моей земле есть золото?
— Не слышал об этом. Нет, причина другая.
— Ну не тяни, говори уже.
— Я тебя знаю, доверяю и уважаю. Я могу пойти к ближайшему степному хану или кагану и помочь им с созданием государства. Но зачем кому-то другому быть первым просвещённым монархом в этом краю, когда у меня есть такой скромный и талантливый каган, который достоин того, чтобы стать самым лучшим, передовым и выдающимся?
— Ясен шлямбур, я же Великий каган! Всё ты правильно придумал, на кой тебе эти мелкие необразованные дебилы. А я, если помнишь, пару лет даже учился, сдавая сессии за взят… благодаря таланту, упорству и трудолюбию. Ну и из-за этого, когда мои родственники резали друг друга за наследство, я удачно пересидел большую часть разборок. О чем это я? Короче, я человек решительный и как ты там выразился? Переживой?
— Передовой.
— Это тоже. Давай свои конституции, буду подписывать.
Для начала он снова налил кумыса, и я с сожалением констатировал, что решительный шаг в развитии государственности в Южном Алы Тау произвёл каган, опившийся кумыса, а документы сделал адвокат, который действовал, исходя из своих корыстных интересов.
Но в учебники, само собой, напишем не так. Про то, что каган получил блестящее имперское образование и нёс свет знаний своему народу, а конституцию писали передовые юристы полгода, а не я (в дипломе, кроме троек, редко что-то другое проскакивало) за две недели в перерывах между разборками и интригами. Ну, это если у меня дойдут руки до учебника и, если меня раньше не пристрелят, само собой.
Юба устал подписывать уже после шестого экземпляра, а Канцлер сделал для нас пятьдесят штук.
Потом пошли каганские указы.
— Что это?
— Кого ты назначаешь премьер-министром?
— А кто это?
— Вроде как глава правительства. Типа управляет, когда тебе лень.
— Я понял. Есть у меня племянник один… по сестре.
— Талантливый и амбициозный?
— Нет, лентяй и размазня, характер вредный, такой ни с кем общий язык не найдёт.
— А на кой хрен тебе такой глава правительства?
— Как зачем? Молодой ты ещё, барон, жутко далёк от понимания государственности. Чтобы не смог против меня собрать заговор и свергнуть. А так все будут мне бегать на него жаловаться, при этом он сплотит простой народ и верховную знать, но не вокруг себя, а против.
— Мощно задумано!
— А то! Что ещё за указы?
— Главный судья. Тебе нужен рассудительный и неторопливый старик.
— Ты ж говорил, что это я самый-пресамый судья?
— Так и есть. Но ты высшая инстанция, а он ниже тебя.
— Мне надо подумать. Какие ещё министры?
— Собственно, министр обороны, министр сельского хозяйства, прокуратура, министерство иностранных дел.
— У меня голова кругом!
— Готов помочь несравненному великому кагану! Министр иностранных дел — это я.
Чуть хмельной Юба разоблачающе посмотрел на меня с хитрым прищуром:
— Так вот что ты задумал!
— Да, Юба. Я, чёрт подери, провёл большую работу. Ты знаешь, что я разработал для твоей страны язык, письменность, придумал структуру власти и административного деления? Причём таким образом, чтобы вся власть концентрировалась в твоих руках, а работу делали другие, потому что ты любишь делегировать…
— Деле… что?
— Я финансовую систему создаю и так далее. Эта работа стоит полмиллиона.
— В казне денег нет! — тут же строго сказал Юба, чётко вычленив важный момент в моей речи.
— Само собой. Я попрошу у тебя земельный надел, даже присмотрел один на слиянии рек. И пост министра иностранных дел, с одновременным статусом посла в городе Кустовой. Так я смогу договориться о строительстве к тебе железной дороги.
— Зачем нам тут в чистой вольной степи эти вонючие паровозы?
— А как товары попадут к тебе ко двору? Я понимаю, что денег нет. Я их сам заработаю, ещё и тебе принесу. Это самый ключевой для меня момент. И потом, что-то мне подсказывает, что других кандидатов в твоих землях нет.
— Наша земля богата на таланты. Но вот писать не все умеют.
— Это, кстати, мы тоже поправим. Наймём писаря, чтобы записал твои достижения, и он под нашим чутким руководством напишет книгу о том, какой ты великий правитель, полководец и политик.
— Это ты здорово придумал! Наконец-то здравая идея!
— Это не я придумал, но не важно. И за это я прошу всего лишь пост министра иностранных дел и посла и земельный надел, небольшой. Там даже пастбищ нет, я узнавал.
— Земля положена только каганам, ханам, мурзам и ноянам, нашей знати.
— Очень удачно, что я барон, то есть по статусу как мурза. Но чтобы вопросов не возникало, я сейчас напишу указ о наделении меня статусом мурзы, потом на стеночку повешу рядом с дипломом.
— А ты мою власть потом не захватишь?
— Степняки за мной не пойдут.
— Это правда, степняки будут слушать только меня, а ты сможешь говорить с русскими. Если бы ты не попросил нижайше должность министра иностранных дел, то я бы и сам тебя облагодетельствовал, потом как-нибудь… Пиши указ.
…
И, поскольку мы закончили, — я складывал вещи, попутно прикидывая, что близится вечер. — Я хочу преподнести тебе ещё один подарок.
— Великий каган любит подарки! — несмотря на восторг в голосе, Юба с тоской посмотрел на опустевший кувшин. К счастью для моего желудка большую часть выдул он сам. — Они способны хоть как-то отразить мой вклад в то, что я делаю жизнь людей вокруг меня прекраснее.
— Это великолепный боевой клинок от самого Кротовского, о чём на его рукояти есть памятная надпись.
Это была широкая, настолько широкая, что у неё был тройной продольный дол, чуть коротковатая, явно предназначенная для нанесения убийственных рубящих ударов — сабля.
Трофей явно взят с английского офицера, который незаконно участвовал в степных конфликтах и там же эту свою саблю утерял. На Чёрном рынке родовой герб английского дворянства срезали и вообще тщательно потёрли все упоминания про происхождение клинка. А надпись «От Кротовского своему другу Великому кагану Юбе» мне сделал мой сосед по офису, еврей-часовщик за пять рублей сорок копеек.
Кротовский, как, впрочем, и его окружение, про подарок, само собой, не знали.
Каган с довольным видом побродил по своему шатру и даже от избытка чувств умело срубил один из хвостиков большого ковра. Сабля была остро заточена ещё на рынке.
— Шикарно! — каган с восторгом смотрел на саблю. — Ты уже улетаешь? Я хотел бы завтра выдать тебя за свою самую красивую дочь.
— Улетаю.
— Ладно, сыграем свадьбу, когда вернёшься.
— Мне нельзя. Вынужден отвергнуть предложение. У меня уже есть жена.
— Ты же в степи, два дома… Став мурзой, ты получил второе гражданство. Тебе положено две жены.
— У меня уже есть две жены.
— Ай, вот что ты за человек такой, Аркадий! Я с тобой породниться хочу, а ты уже кругом женат!