— Освещение?
— Да, оно даёт свет в кабине, и наш маршевый фонарь питает. И помпу высокого давления гоняет, которая делает температуру в котле равномерной и помпу фильтра тоже, за счёт чего вода в котле достаточно чистая, хоть чай заваривай. И пожарное оборудование на электричестве, рация опять-таки.
— Круто.
— Железные дороги высокотехноло… логи… высокой. Тьфу! Короче, за железные дороги!
…
Несмотря на кажущуюся скорость, паровоз, тем более такой как наш, грузовой, двигался сравнительно медленно и к границе мы прибыли уже после заката. Митяй предупредил, что мы пребываем почти одновременно с пассажирским составом, так что на нас, если не плевать, то… Основной интерес у пограничников к толпе пассажиров, пересекающих границу республики, тому, что они могут везти и кто они такие.
Особый интерес у погранцов вызывал тот факт, что Кустовой — город вольный, где пряталась от правосудия орда каторжников, преступников и прочих криминальных элементов, которым в эту вольницу надо было как-то попасть. Граница — узкое место, где эту рыбку пограничники ловили.
Поезд остановился. Митяй высунулся на улицу, вздохнул, потом сел на своё кресло и, балансируя бумажками на коленке, принялся что-то рисовать и писать в каких-то документах.
Наш состав поставили в боковой путь, кармашек, где мы целых сорок минут ждали, чтобы к нам пришёл наш пограничник со штампом о проходе границы.
Тяжёлый удар кулака о дверь сопровождался громогласным «Откройте, служба государственной границы!».
— Заходи, чего стучишь! — проорал в ответ Митяй.
Зашёл пограничник и для начала стал зачем-то принюхиваться, что смотрелось комично, потому что он сочетал это с серьёзным и даже надменным выражением лица.
Потом он прошёлся и открыл стенной шкаф, в котором обнаружил спящего и всё ещё дышавшего перегаром железнодорожника. Так я узнал, где первый помощник (я-то был вторым).
— Спит, что ли? — спросил донельзя серьёзный пограничник.
— Спит. И будет спать, — уверенно ответил Митяй. — Он гульбанил четверо суток, вернулся на одних инстинктах. Чего б ему не спать?
— А документы его?
— У меня.
— Это нарушение!
— С чего бы это? — искренне возмутился Митяй. — Где это сказано, что пересекающий границу должен быть трезв, как стёклышко?
— Так он не то, чтобы просто не трезв, он вообще спит?
— А на кой ему бдеть? Дай малому поспать, чего пристал⁈
— Мне надо личность установить.
— Флаг в руки. В смысле, документ в руки и устанавливай, сколько влезет.
Пограничник взял в руки наши паспорта и выжидающе засопел.
— Хорошилов! — с нажимом сказал Митяй.
— Да-да?
— Денег не дам.
Пограничник возмущённо приподнял бровь.
— Денег не дам, — повторил Митяй. — Я сегодня пустой, ничего не везу.
— Я вообще не понимаю, о чём ты, — он покосился на меня и добавил шёпотом (а и всё равно я услышал). — Как ничего?
— Ну такой день, Хорошилов. Какое-то время ничего, кроме водки в моих жилах.
Пограничник разочаровано вздохнул и без энтузиазма помусолил документы.
— А вот он? — Хорошилов безошибочно показал на меня.
— Тоже не дам. Он не каторжанин. Неужто не видишь?
— А зачем же?
— Безбилетник, токма я его оформил, как помощника и в реестр вписал. Показать?
— А зачем ты его вписал?
— Зачем-зачем. Ты глупый что ли, Хорошилов? Он же деньги на билет пропил вместе со мной.
— А может всё же беглый? Или в розыске? А, отвечай, помощник?
— Я что? Я ничего. Я почти не пью, — привычно сделав глупое лицо, почтительно стал перед пограничником.
— А скинь-ка на секунду куртку от формы, я на тебя полюбуюсь.
Я оголился по пояс.
— Ну, видишь, Хорошилов, каторжанских татуировок нет.
— Вижу, не слепой. А зачем же ты, голубчик, в Кустовой пробираешься?
— Я же ей говорил, что не пью. А если пью, то не пьянею. И коня ейного папаши не я пропил. А она дрыном, стервь! Говорит, уходи из дома.
— От жены сбёг? — предположил пограничник.
— Нет, у нас крепкий брак, -убеждённо соврал я
— Точно, сбёг! Ещё и алкаш, — уверился Хорошилов.
— Денег не дам! — упрямо стоял на своём Митяй.
— Ну хоть налей, — просительно заворчал пограничник.
— Тебе ж нельзя, ты на службе, — хитро прищурился железнодорожник.
— Как и тебе, Митяй, как и тебе.
Глава 14Скрежет зубов
— Алло, Аркадий, это Константин. Вы мне днём звонили, не мог ответить.
— Добрый день, точнее ночь, — я уже давно попрощался с Митяем и покинул железнодорожную станцию «Товарная» через проходную, где никто не спросил у меня пропуск, потому что вахтёр спрашивал пропуска только «на вход», а на выход предполагалось, что он уже всех проверил.
Ну или ему было пофигу, такое тоже бывает.
— Что-то случилось, Аркадий?
— Ну, как что? Я с императором встретился или Вы забыли? Или для Вас — это ординарное событие?
— Нет, всё куда как проще, — меланхолично возразил он. — Я получил официальную инструкцию и из неё понял, что Вы, как это говорили раньше, «не впали в опалу». Кроме того, я ждал, что Вас привезут на самолёте. И даже собирался встречать.
— У них парашюты кончились, — ехидно огрызнулся я. — Забыли, что у нас нет ни единой полосы для летающих средств?
— Кому надо, те садятся, — многозначительно ответил агент, якобы ни на что не намекая.
— Вам удалось выяснить про того профессора? Я искренне надеялся, что расследование факта нападения на меня активизировалось.
Агент секретной имперской службы заразительно зевнул в трубку, мне немедленно захотелось сделать то же самое.
— Могу сообщить Вам про профессора Циффермана Гюнтера Мартина, где он, откуда…
— Давайте угадаю, он из челябинского магического училища?
— Не угадали, — невозмутимо прервал меня он. — Научно-исследовательский институт биорегуляции и геронтологии в Челябинске, он заведующий лаборатории. Пишет докторскую. Мы осторожно запросили, что там у него за исследования, проекты лаборатории и так далее. Но по всему видать, что человечек там не криминальный.
— А ларчик-то просто открывался, да, Константин?
— О чём Вы, поясните?
— Да я говорю, как раз, когда Вам звонил, был в Челябинске, мог бы в глаза тому профессору посмотреть, поговорить, разведать.
— Не надо, поговорить… разведать… — тяжело вздохнул он, — умерьте свой пыл, Вы же не часть следственной группы! Вы слишком ценны, особенно после встречи с самим… Мне не положено спрашивать, о чём Вы говорили…
— Встретимся, что смогу, расскажу. Тем более это и Вас касается.
— А почему Вы были в Челябинске? Улетали же в Москву…
— Летел обратно, погода в Кустовом по прогнозу была нелётная, приземлился в Челябе. Так получилось.
— А чьи были пилоты, я хотел бы разузнать? Какое ведомство, форма, как звали первого пилота? Тип самолёта?
— Не помню.
— У Вас память профессиональная и Вы вдруг не помните? Аркадий, что Вы скрываете?
— Может и помню, но не скажу. Может быть, я с теми лётчиками в запой ушёл, в кои-то веки расслабился, а Вы? Думаете, просто с самим императором…
— Не надо вслух по такой связи… Я понял, понял. Отстаю.
— А что мой «самый большой друг»? Такой, рыжебородый?
Он лишь в очередной раз тяжко вздохнул.
— Аркадий, мы да, подтвердили Ваши, назовём их так, опасения, касательно Вашего друга.
— И?
— Что — «и»?
— Вы будете его арестовывать?
— А Вы считаете, что мы можем по щелчку пальцев, без санкции самого высокого уровня арестовать политическую фигуру из древнего рода из-за незначительных для такого лица предъявленных обвинений?
— Понятно всё с Вами. Вляпались в бюрократию, как пьяная муха в банку мёда. А что он сам? Наблюдение над ним хотя бы есть?
— Не всё могу говорить, Аркадий, да и Вы не всё должны спрашивать. Но да, присматриваем. Дома он, если Вам интересно.
— А как часто он мотается в Челябинск к старичку профессору?
— Наблюдение установлено несколько дней, статистику пока не собрали. Всё, мне пора идти, Аркадий.
— Тогда до завтра! — подвёл итог я.
Китайцы меня встречали. Пригнали за мной экипаж с парочкой боевиков прикрытия, которых я обнял как родных и попросил отвезти меня к моему дому на улице Вестминстерской.
Не так давно тут полегло какое-то количество боевиков Вьюрковского, новых он пока что не пригнал, так что я уверенно забурился в дом и немедленно переместился на Изнанку в своё надёжное убежище.
Как же давно я тут не был!
Я включил систему отопления и, раздевшись, смело полез в воду, в озерцо. Оно было бодряще холодным, чистым и каким-то пронзительным.
Несмотря на сковывающий меня холод, лёг на мелководье и пару минут наслаждался тишиной и уютом пещеры. Тишина. Я — снова я, хаотичные мысли пытаются успокоиться, улечься. Внутренняя собранность — путь к победе и выживанию.
Конечно, трудолюбивые башкиры не успели закончить все работы и была куча недоделок, в пещере без меня было холодно (отопление было погашено до уровня «тлеющий минимум»), на громадной остеклённой стене щедро выступали капли конденсата, но в пещере больше не дуло, дверь в туннель установлена и заперта, дом готов, мебель в массе своей стоит. И вообще — красота.
После холодного, хотя и бодрящего озера, я залез в ванну, она у меня стояла на отдельной площадке под стенами домика и была пуста.
Для водоснабжения башкиры установили здоровенный, на полтора кубометра круглый бак чуть в стороне от моего домика, на металлических массивных стойках. Оттуда по трубам шла вода, в процессе перетекания нагревалась, с шумом лилась в округлую керамическую ванну, неся умиротворяющее тепло моим щедро покрытым гусиной кожей бокам.
Тело постепенно согрелось, я расслабился и стал отдыхать, неспешно собирая в кучу мысли и прокручивая события последних дней.
Любой альпинист, даже с минимальным опытом, скажет, что подъём на вершину не есть финал похода.