— Определённо можете, раз я Вас позвал.
— Главное правило переговоров — это уровень переговорщиков. Вы патриарх?
Он засопел.
— Нет, не патриарх, но всё равно уполномочен.
Я огорчённо вздохнул, всем своим видом показывая, что мне, как патриарху и Владетелю, он, абстрактный родственник претендента и проходимца, определённо не ровня.
— Пройдёмте вот туда, в отдельный зал, специально арендованный, — Хомяков показал мне дверь, за которой было отдельное изолированное помещение с богато сервированным столом.
— Нет, спасибо, — дружелюбно ответил я и осмотрел зал.
— В смысле? — изумлённо взвизгнула женщина.
— В коромысле. Что не понятно? Я говорю «нет».
— Как Вы сме… — она открыла было рот и мне стало очевидно, что в жизни ей редко кто-то перечит и смеет возражать.
— Марина, подожди. Аркадий Ефимович, ну что за цирк, Вы же на встречу пришли со старшими.
Я посмотрел на официанта. Ему было одновременно неприятно тут находиться и скучно.
— Любезнейший, мы сядем за этот стол, — я ткнул пальцем в небольшой столик, где сейчас обедала молодая пара, которая, кстати, нас слышала, а парень, как мне кажется, даже знал, кто я.
Стол этот был посреди зала, но не открыт для входной двери, то есть нельзя было «шустро влететь» и, скажем, сделать из пистолета дырку в одном молодом графе.
А за соседним столом непринуждённо сидели и деловито-неторопливо потребляли суп пятеро моих единорогов, все как один в форме, в чёрных бронежилетах и с маркировкой. На них посматривали, если не сказать, пялились, но поскольку они были вместе, то и не стеснялись. Ещё два единорога в штатском сидели за столиком у входной двери и расслаблено попивали кофеёк, изображая посторонних, да и зашли они отдельно от основной группы. И это, не считая дюжины китайцев снаружи, которые, пока мы подходили, заметили четверых поляков в машине.
Так что мой кажущийся случайным и сумасбродным выбор столика таковым не был.
— К сожалению, тут уже сидят другие гости, — с извинениями улыбнулся мне официант.
— Попросите их от имени графа Филинова, — от моих слов женщина из клана Хомяковых пренебрежительно фыркнула, — Скажите, нижайше просит. Я оплачу их обед в качестве компенсации, а также прошу заказать им лучшего шампанского.
— Лучшее шампанское у нас стоит сорок восемь рублей, а отобедали они где-то на шестнадцать, — тоном практичным и совершенно не сомневающемся в моей платежеспособности сказал официант.
— И десерт им подайте шикарный, всё же граф просит. Просите пересесть за другой столик. Вот Вам двести рублей, сдачу оставите себе на чай.
Официант с достоинством принял от меня деньги и сразу же развил бурную деятельность, в результате которой пара, довольная внезапно свалившейся халявой, переместилась на столик у окна, а наш столик был протёрт и украшен цветами.
— Распорядитесь, чтобы наш обед сервировали сюда, — обратился я к официанту.
— Как угодно, — склонился в почтительном поклоне он и остался ожидать дополнительный заказ.
— Коньячка, за встречу? — шустрый Хомяков присел за стол, супруга его раздражённо перетаптывалась.
Я тоже присел. В ногах правды нет.
— Не пью. Мне — минералку в бутылке и стакан.
— Здоровье не очень? — с панибратской иронией спросил Хомяков.
— Есть некоторые проблемы, но рассчитываю Вас пережить.
— Не очень-то вежливо, — язвительно сказала женщина, которая всё же решилась присесть.
Пройдясь глазами по залу, я нашёл представителя Грифа, который крутился с ним во время собрания. Кивком поздоровался, потом нашёл и поляков. Их было, по меньшей мере, восемь человек.
Переплетение страстей и политических интересов.
— Что Вы сказали? — переспросил я Хомякову, она оскорблённо вспыхнула, но всё же промолчала.
— Давайте к делу, граждане Хомяковы.
— Вы же адвокат, человек переговоров, мягкости и уговариваний? — наставительно сказала мне Хомякова.
— Чего? То, как я веду переговоры, вам не понравится, а слова «уговариваний» вообще нет. Кстати, если всё пойдёт не так, как я хочу, то про переговоры узнаете на практике.
— Вот только не надо нам угрожать, — с апломбом оскалился Хомяков. — Мы многочисленный и хорошо вооружённый клан, Вы себе не представляете, на что способны. Стрелки, маги, охотники, оружейники.
— И никаких юристов и генералов, что характерно, — поддел его я. — Численность клана почти четыреста человек, по меньшей мере, тридцать из них по каторгам. Министр Хомяков был единственным высоким чином, отсюда большой интерес к Кустовому. Только вы не учли, что он вас даже в таком статусе не прокормит.
— Ничего, мы умеем распределять ресурсы, вот и сейчас готовы предложить Вам в качестве отступного, чтобы Вы ушли, отказались…
— Ну, давайте, жгите.
Хомяков заёрзал на стуле.
— Мы готовы предложить вам один миллион рублей.
— Мне миллион, вам остальное?
— Да! — просиял Хомяков и дал отмашку официанту, чтобы тот налил ему коньяка.
Мне подали уже открытую бутылку минералки, да и сделал это не тот же официант.
— Запечатанную, пожалуйста, — я вернул бутылку.
На стол стали одну за другой ставить дорогие нарезки и закуски. Майор поймал мой взгляд и показал, мол, не взумайте пробовать, оно может быть отравлено, причём, даже если Хомяковы жрут — это не показатель, есть такие яды, от которых можно принять противоядие.
— Миллион у меня уже есть, даже больше, — неспешно пробормотал я так, чтобы мой оппонент меня услышал.
Тётка в очередной раз фыркнула.
— У нас, Марина, как там Вас по отчеству, очень неплохие врачи в госпитале. Вам по всему видать, надо нос подлечить. Что-то хроническое.
Тётка побагровела и задышала часто-часто.
— Мы Вам и предлагаем, Аркадий, оставить себе миллион и выйти из игры, а дальше мы сами, а не то…
— Что, твою мать, не то? — переспросил я. — Вы мне предлагаете не миллион сверху, а просто отдать вам особняк, акции по мелочи, недвижимость, и половину денег, а вы бы за это меня по плечу похлопали? Вас там, в полях под Харьковым продуло, нет? Вы попробовали местного картофельного самогона?
— Ну, всё! — пришла в себя тётка.
Глава 19Обидушки
Возможно, это была ключевая фраза, а может и правда наступил тот самый «ну, всё!». Во всяком случае поляки встали одновременно и неотвратимо двинулись в нашу сторону единой стеной как тайфун.
— Вам не нравится такое наше предложение? — невинно спросил торжествующий Хомяков, надеясь на некий театральный эффект.
Его, то есть эффект, здорово смазал тот факт, что моя пока что не сильно-то обученная группа «Единороги», про которую поляки наверняка гадали «кто это такие?», действовала решительно и достаточно жёстко, как получившие конкретный приказ военные.
В результате первые два из вставших поляка тут же полегли, одному опер вмазал малозаметным движением в середину живота и тот просел, а на лице сначала отобразил гамму эмоций и затем вообще ушёл в себя.
А второму один из бывших военных ударил рукояткой выхваченного из кобуры скрытого ношения увесистого немецкого пистолета точно в нижнюю челюсть. От удара слишком шустрый поляк потерял сознание и зуб. Надо отметить, что этот самый зуб крайне зрелищно отправился в полёт в глубину замершего от развернувшегося перед ним шоу зала. Удар по лицу рукояткой пистолета был весьма и весьма заметен.
Оставшиеся поляки никак не ожидали такой шустрости и борзоты, поэтому в некотором замешательстве остановились, ощетинившись автоматическими пистолетами неизвестной мне марки. Однако и на них со всех сторон были обращены стволы, группа «Единороги» взяла их в окружение и теперь поляков было шестеро против семерых бронированных единорогов.
— Как думаете, граждане Хомяковы, у вас много шансов выжить в перестрелке? — миролюбиво спросил я своих оторопевших собеседников.
Ошарашенные представители «многочисленного и хорошо вооружённого клана» с беспокойством крутили головой и часто моргали. Кажется, моя группа, которая сидела тут уже час как до моего прихода на расспросы официантов, кто они такие, отвечала уклончиво (посылала на хер), до этого момента не казалась им моей. Разумеется, такая неопределённая ситуация напрягает, конечно, когда сидят незнакомые, возможно вооружённые люди, но я-то пришёл отдельно в сопровождении трёх китайцев, которые проводив меня в зал, сразу же ушли.
Представитель Грифа растеряно моргал с явным напряжением, как старенькая видеокамера, которая фиксирует происходящее, но принимать участие не намерена.
— Густав, ты это, с ребятами, пожалуй, присядь, — нервно сглотнув, выдал потерявший свой недавний апломб Хомяков.
Один из поляков, видимо, тот самый Густав, зашипел, но с места пока не сдвинулся, потому что нацеленное на него оружие тоже никуда не делось.
— Ну, я как могу, помогу, — я встал, сцапал вырубленных поляков и при помощи Шило закинул их, бессознательных, на Изнанку. Ушло на это пара секунд.
— Спокойно, господа, работает специальное подразделение по борьбе с бандитизмом министерства юстиции «Единороги», проводим задержание преступных элементов, ситуация под контролем, просьба всем оставаться на местах, — на весь зал уверенно и несокрушимо пророкотал майор.
Мои единороги, когда пространство немого расчистилось, тоже оказались не робкого десятка. Пограничник встал прямо под прицел одного из поляков, перекрывая моё направление и тот пока лишь растеряно крутил головой, пытаясь понять, как вести себя в сложившихся условиях. Его явно обескуражила ситуация, когда не то, чтобы ты терроризируешь мирных граждан и весь из себя на коне, а очень даже наоборот, в тебя тычут пистолетом с очень большим выходным отверстием ствола и ты в опасности — второй оперативник резким движением отобрал у него пистолет и тут же привычно заехал кулаком в ухо.
Поляк упал.
Я хмыкнул и используя Шило, забрал и этого голубчика. Процесс требует времени, ведь каждый раз я деактивирую амулет магического подавления. Вернувшись через полторы секунды увидел, как оставшиеся поляки, как проигравшие ковбои, пятятся назад, понимая, что находятся, мягко говоря, вне своей компетенции.