Группа юрт могла состоять из трёх, а могла и из тридцати юрт, причем размер и состояние у них будет разное. А вот заборов и стен местные не знали. Не было тут такой концепции.
Стойбище располагалось в долине между живописных, но в этой части Алтая, невысоких гор, по краю стойбища тёк полноводный быстрый ручей.
Местные суровые зимы, которые для разнообразия могли усиливаться приходящими с гор холодными потоками воздуха и внезапными осадками, отличались суровостью и резкой сменой погоды. Зато место под стойбище выбрано безопасное, тут не бывает селей, до сюда не могут дойти лавины, а ручей не настолько большой, чтобы внезапно выйти из берегов, вызвав подтопление.
Несмотря на то, что юрта — это, по сути, разборное жилище, зимы она выдерживала и дарила сравнительный комфорт.
Стоянка Юбы тут была постоянно, то есть часть его шатров и юрт не снималась никогда. Но это не означало, что он не брал ещё юрты и не двигал, куда хотел, в том числе, как показывает практика, далеко за пределы своего каганата.
Предполагалось, что когда тому или иному клану становилось тут скучно, он снимался и уходил. Учитывая, что местные знали горы и долины, как свои пять пальцев, идти им было куда. При этом часть потенциальных иных стоянок и хлебных с точки зрения охоты и рыбалки мест имели собственника, то есть клан, который считал эту территорию своей. Туда без разрешения «хозяина» не совались. Но большая часть долин была никому и даром не нужна.
В стойбище Юбы было что-то порядка трёхсот юрт. Ну, пересчитывать я не стал, но порядок такой. В одной юрте мог жить один человек, могла и семья из пятнадцати разного возраста человек, причём не сказать, чтобы они чувствовали себя неуютно из-за тесноты, скорее наоборот, им было тепло, а все бытовые вопросы решались для одного жилища, а не для многих.
Если считать, что в среднем в одной юрте пять человек, но получается, что в лагере обретается полторы тысячи жителей.
Многие юрты были украшены грубо нашитыми символами, примитивный геральдикой. Очень часто встречались те или иные тамги, то есть одиночный сравнительно сложный вензель и изображения зверей. Надо сказать, что среди местных особо почитался волк, медведь, тигр, крупные травоядные и хищные птицы. Это наблюдение навело меня на необходимость вывесить и свою нашивку.
Дальше от центра и по одной-две стояли юрты одиноких охотников, путешественников, представителей других территорий или таких как мы, вовсе чужаков.
Стойбища бывали родовыми, то есть принадлежащими клану, в данном случае это был сам Юба, а бывали «общими», такими, как то стойбище, куда я попал когда-то после вынужденного путешествия по Изнанке.
Хотя полиции как таковой не существовало, в родовых стойбищах порядок обеспечивал хозяйский род и остальные его вынужденно слушали. В «общих» порядка не было, точнее сказать его обеспечивали общими силами. И тут уж как в выражении: «если за проект отвечает больше одного человека, то виноватых в провале не найти».
То есть в общих стойбищах запросто царил бардак и беззаконие.
Здесь была тишина и порядок, можно сказать, первобытная идиллия.
Двойная юрта, то есть две юрты, поставленные так, чтобы смыкаться и иметь проход (увидев такую компоновку я подумал, что тоже такое хочу), принадлежала англичанам и стояла в отдалении от всех.
За юртой паслись три расседланных лошади.
На входе с максимально скучающим видом на самодельном стульчике сидел молодой парнишка-алтаец с копьём, которое он приобнимал и чуть раскачивался, отчего напоминал шального воробья на крупной степной травинке, который раскачивается на ветру.
— Здарова, приятель, — я поздоровался с ним за руку. — Не знаешь, англичане дома?
Цивилизация в целом до этих мест не докатилась. В философском смысле этого слова эту самую цивилизацию катил я и те, кто идут со мной. Но цивилизация — слово абстрактное. Вот курить и пить тут все давно умели, так что я достал пачку сигарет и предложил парнишке парочку.
Он взял сразу три, привстал, разминаясь и указал на юрту.
— А куда они денутся? Сидят внутри, как бобры в хатке, играют в карты, разговаривают не по-русски и попивают джин.
— Можно мне к ним? — дружелюбно спросил я.
Исходя из того, что он явно не англичанин, я предположил, что его наняли в качестве охранника и следить за лошадьми.
Парень сделал неопределённый жест руками, который я посчитал за согласие.
…
— Гуд афте нуун, джентльменс.
Англичане сидели на раскладных креслах, частично закутавшись в шкуры.
— И Вам добрый день.
— О, Вы говорите по-русски.
— Лучше, чем Вы по-английски, — вежливо по тону, но не по содержанию ответил старший из них, чьё лицо было украшено завитыми усами. — Вынужденная мера при работе в Степи.
Этой фразой он сказал очень много, и я мгновенно почувствовал, что словно вступил на поле игры, где сложность повышена кратно и дела творятся серьёзные.
— А чьи интересы представляют уважаемые господа, стесняюсь спросить?
— Нет, не стесняетесь, — язвительно констатировал факт, лишь едва приподняв уголки губ, усатый. — А Вы, собственно, кто?
— Меня зовут Бугуйхан. Представитель Великого кагана.
— Не очень Вы похожи на Бугуйхана, — английский сарказм это нечто, они подкалывают с каменным выражением лица.
— От Вас ничего не скроешь. До недавних пор у меня была фамилия Филинов.
— Девичья фамилия?
— Вроде того.
— Я барон сэр Джесон Форин, а это барон сэр Эдвард Кларк Энелэй.
— Меня зовут Аркадий. Про между прочим, граф. И мне всё же интересно, что делают англичане в нашем скромной стойбище?
— Мы уже отвечали на этот вопрос достопочтенному Юбе.
Это он так меня на хер послал?
— Говорят, что вы претендуете на министерские должности, в частности министра торговли?
— Мистер Аркадий. Как Вам должно быть известно, между Объединённым королевством и Российской империей существует пакт, соглашение, заключённое в Лондоне.
Иностранец произносил Лондон как «Ландон», то есть с безупречным произношением, но больше пугало то, как он уверенно шпарил на русском.
— В силу профессии — известно.
Мне не предложили сесть, поэтому я пододвинул к себе походный сундук и уселся на него сам.
— Тогда Вы знаете и то, что сферы интересов между странами поделены следующим образом. России — Сибирь, Британской короне — Индия.
— И Вам что, показалось, что тут прямо Индия? Вы здорово заплутали, господа хорошие.
— Мы знаем, где находимся, — холодно прокомментировал мои слова Энелэй.
— Мой коллега прав, — подхватил его слова Форин. — Мы осведомлены о географии, что так же означает, что эта территория нейтральна.
— Хрен там плавал. А знаете почему?
— Ну, попробуйте просветить нас, мистер Аркадий.
— А потому что я не представляю интересы империи. Я гражданин Кустовской вольной республики и подданный Юбы. И у нас тут вовсе не территория. То есть Вы сейчас рассуждаете о моей стране, конституционной монархии Южный Алы Тау как об объекте, куске пирога, который с кем-то делите.
— Вы же русский?
— До недавних пор меня считали молдаванином, цыганом и даже негром. Моя национальность Вас не касается. Я же не спрашиваю, откуда такой загар у сэра Энелэя?
Англичане побагровели.
Мистер Энелэй явно был не совсем коренной британец, уж больно у него тёмный оттенок кожи. Для Степи, интернациональной по своей природе, это не имело значения, но не подколоть его я не мог.
— Итак, буду считать, что вы проводники британских интересов, так будет честнее. У нас, у алтайцев, принято спрашивать, с добрыми или злыми намерениями вы явились в наш дом?
— Вообще-то это Вы в нашей юрте, — фыркнул Энелэй.
— Это была глупая реплика, — отмахнулся я и перевёл взгляд на усача.
— А каков Ваш статус, мистер Аркадий, чтобы запрашивать о наших намерениях.
— Например, я посол каганата в городе Кустовой.
— Ну так и шли бы Вы… В смысле, а почему Вы тогда не там, не в Кустовом? А тут, пристаёте к честным английским подданным.
— А ещё я министр иностранных дел каганата, — не меняя выражения лица, продолжил я. — И отвечаю за всё международное в его степенной традиционной жизни. Вот вы, например, международный элемент.
Я с трудом сдержался чтобы добавить «враждебный».
— Получается, вы в прямой сфере моих интересов. Вот я и спрашиваю, ну, чтобы отбросить домыслы и предположения. Чего вы сюда пришли и насколько вы дружелюбны или напротив, враждебны.
— А мы не скрываем, мы пришли с миром, конечно, — он продемонстрировал открытые ладони.
— А министерский пост, про который вы говорили с каганом, он вам для развития торговли, развития промышленности в каганате?
— Конечно, к обоюдной выгоде английской стороне и мистера Юбы, Вашего патрона, начальника, — заулыбался во все тридцать два Форин.
Я кивнул. Это можно было бы перевести на человеческий как — «мы будем вывозить полезные ископаемые и сырьё за гроши, зато задаривать подарками Вашего правителя, а его сына пристроим учиться в свой Принстон чтобы он стал проводником наших интересов, а государственный бюджет Вашей страны получит хрен на постном масле».
Эдакая колониальная политика при формальном отсутствии статуса колонии. А ещё не думаю, что это понравится старому церберу Шпренгеру.
— А есть какие-то уже идеи, проекты, планы по предприятиям?
— Мы пока не готовы это обсуждать.
О как. Или что-то знаем, но вам не скажем, или ни хрена пока не подобрали, но столбимся тут на всякий случай.
— Я вас услышал, господа иностранцы. Если вам что-то понадобится, то с другой стороны стойбища есть юрта, которую условно можно назвать моей резиденцией, там мой помощник, зовут Олег. Можете общаться с ним, сообщать и так далее.
…
Когда я вошёл в юрту, то обнаружил что Олег уже отрубился и спит, а Тайлер в одиночку варит кашу и попивает коньяк.
— Тайлер.
— Ась.
— Тебе будет важное политическое задание. По твоему профилю.