— Вы, наверное, Аркадий Ефимович? — спросил директор, пока возился с самоваром, наливая нам по чашке ароматного зелёного чая с какими-то местными степными травами.
Я кивнул, давая ему возможность продолжить говорить.
— Нам говорили, что Вы приняли наследство, что Вы теперь вроде как новый акционер, а если ещё нет, то это вопрос ближайшего времени?
— Сегодня оформил, — лаконично подтвердил я.
— И что Вы, наверное, вместо Амбера… Простите, Амвросия Дмитриевича, теперь заняли пост министра?
Я снова кивнул.
— Юстиции, верно?
— Да.
— Врать не буду, не знаю, чем Ваше министерство занимается.
— Как и большинство. У меня, знаете, есть боевое подразделение с правом производить аресты и применять оружие.
Он моментально поднял ладони в примирительным жесте.
— Сразу заявляю, что мы с партнёрами не намерены вступать с Вами в конфликт. Правда, признаться, мы не спешили, не пытались ускорить процесс нашей встречи.
— Это я заметил.
— По закону, совет директоров во второй декаде марта, так что мы хотели подготовиться, отчёт сделать, все формы, документацию.
— Предлагаю Вам для начала представиться.
— Простите, — он искренне и очень располагающе к себе хлопнул по лбу. — Где мои манеры? Грыков Александр Александрович, Ваш покорный слуга.
Он протянул мне руку для рукопожатия, подал чай, достал какие-то ароматные баранки и налил мёда, приговаривая, что он настоящий, башкирский. Чай и баранки меня мало интересовали, это так сказать, формальная часть церемонии ведения переговоров.
— А что Вас заставило затягивать встретиться со мной? — самым нейтральным тоном спросил я.
— Ну, как что? — обречённо опустил плечи Грыков. — Вы же захотите пересмотреть условия ведения бизнеса.
— Хм. Какой у меня процент акций, Сан Саныч? — ответ я знал и без него, но было любопытно, попытается ли он меня обмануть или ответить уклончиво.
— Семьдесят два. Ещё десять у Маравина, тот давно отошёл от дел, пьёт в своём поместье и появляется раз в год. А у нас с исполнителями по четыре с половиной.
— Вас и исполнителей Вы говорите сколько?
— Четверо. Максим руководит продажами, Евсей — технической частью, я — общее руководство и работа с госорганами, Марат контролирует движение судов.
— Значит Вы, по сути, топы? Расскажете свою историю? Откуда Вы знаете Амвросия Дмитриевича.
— Ах да, говорили, что вы были не очень близки. Мы познакомились в момент, когда он перестал активно посещать увеселительные заведения…
— Бросил кутить и бухать как конь. И? Он тогда решил заняться бизнесом?
— Ну, он тогда выбил у англичан крупную ссуду без процентов под залог земли, вложил в предприятие ни много ни мало миллион.
— Миллион?
— За ещё два года он вложил, в том числе за счёт прибылей, ещё почти три миллиона. Но это просто цифры. В реальности это самоходные баржи, эта база, это два маневровых буксира, плавучий док и пароходы. Это работники, это шесть собственных точек обслуживания, что здорово упрощает и экономит.
— Круто. Какой сейчас оборот в год?
— Около семи с половиной миллионов.
— И Вы боитесь, что я Вас отсюда выгоню?
Грыков поёжился, несмотря на то, что в кабинете было не холодно.
— Амбер… Простите, Амвросий Дмитриевич к судовым перевозкам остыл. Стал старше, как и Маравин.
Я понятия не имел кто такой Маравин, но он был отчасти прав. Вьюрковский уже лет десять как стал вести незаконную добычу макров на собственной Изнанке (а кто его остановит?), а потом вообще занялся наркоторговлей. Грузоперевозки, конечно, меркнут по сравнению с таким «бизнесом». Собственную фабрику так он вообще забросил, она буквально пустовала к моменту его смерти. Что называется, неэффективное управление. Говорят, что управляющего, который довёл фабрику до разорения, он лично застрелил.
При этом достаточно интересен был тот факт, что ни одно из его направлений не связано друг с другом. Он изолировал их. Например, ни один грамм наркотика не отправлялся по рекам, фабрика не использовалась для нужд наркотрафика, не обрабатывала незаконно добытые макры.
— Вы молоды. Он был… Немолод.
— Думаете, я со скуки отниму у Вас дело всей жизни?
— Мы же стабильно выходим в плюс, обновляем суда, покупаем новые, не пользуемся кредитами, — непонимающе нахмурился он. — Давайте, я соберу всех наших, руководящих партнёров, соберём совещание?
Он потянулся к телефону на столе, но я выставил палец, как ствол пистолета.
— Ну зачем? Мы нормально разговариваем, я пытаюсь понять. Не сбивайте меня с мысли.
Он убрал руку и уткнулся в чашку, как в щит, громко похлёбывая чаёк.
— Если бы я хотел прямо сейчас продать свой пакет акций, а по сути, всё это предприятие, — я встал и посмотрел в окно, сделал паузу. — то выручил бы десять миллионов? Пятнадцать?
— Больше, — безрадостно подтвердил Грыков. — Ведь дивидендный доход всего лишь примерно сто тысяч в год. А тут сразу такая сумма!
— Уверен, что если залезу в бухгалтерию, то найду там схемы утечки денег. С другой стороны, зачем трогать механизм, который работает?
— Чтобы заставить нас платить больше. Или обидиться на нас и пристрелить, как мог Амбер… То есть…
— Я понял. Или продать всё в едрене фене?
— Ну да.
— Ну и на кой мне хрен эти двадцать миллионов?
Хозяин кабинета ошарашено подавился чаем.
— Серьёзно, Сан Саныч. Все твердят, что все любят и нуждаются в деньгах. Заметьте, я не спорю. Но! У меня есть дом. Если подумать, посчитать в уме… У меня квартира, скромная, аскетичная. У меня особняк в землях, служанка его оставила в отменном состоянии. У меня особняк в городе. Два, два, мать его, особняка, один из которых я переделываю в посольство.
— Во что?
— Посольство. Я посол. Мы отвлеклись. Короче, куда мне ещё денег? Нет, ну ясен красен даже по местным меркам я не самый богатый, но свои потребности удовлетворяю, покушать есть чего, машина есть, даже охрана. Если бы сейчас на этот стол вывалить двадцать миллионов, на что мне их тратить?
— Придумали бы. Мне, более скромному человеку, этот вопрос не понятен. Уж простите.
— Без обид. Ладно, Сан Саныч. За чай спасибо, я, пожалуй, пойду.
— И всё?
— Ну, что значит «всё»? Я Вас уведомил. Я неофициально, а реестродержатель официально, о том, что у Вас новый владелец. Так сказать заводов, теперь ещё и пароходов. Сколько пароходов?
— На ходу два. Честно говоря, оба старенькие, чадят, дымят. Мы сейчас всё больше на мазуте ходим, это дешевле и не так дымит, не отравляет.
— Мудро. А куда грузы ходят? Турция?
— Что Вы, Аркадий Ефимович, речная логистика работает не так. Суда у нас класса «река» и «река-море». Осадка мелкая, почти плоскодонки, только, конечно, большие. Да и не впадает Тобол в Чёрное море, — усмехнулся он.
— Просветите, — невинно попросил я.
— Ну, Тобол-то наш течёт с юга на север. Впадает в Иртыш. Железная дорога тут тупиковая, грузы из Степи приходят по суше, по дорогам. А дальше мы их везём на север, либо же через Яик-Тоболький канал, на запад, до Каспия. До порта Атырау.
— Это где юридический адрес компании?
— Был когда-то. Мы его сменили на тутошний, потому как забодались взятки тамошним давать. Но Вы не думайте, нам Амбер, то есть, Амвосий Дмитриевич, всё согласовал, всё разрешил.
— Да что там, мудро. Если на Вас будет кто наезжать, Вы помните, что Ваш учредитель — это целый владетель. Ваши проблемы — мои проблемы, быстро порешаем.
— Желаете посмотреть базу?
— В другой раз, — не говорить же ему, что у меня тут война на горизонте. — Главное, что Вы меня признаёте, не оспариваете. А то всякое бывает. Но пожелания у меня к Вам будут, это уж точно.
— Какие? — с готовностью отреагировал он.
— Расширить географию работы.
— Куда возить, чего возить? Только смотрите, мы класс «река» и «река-море». Мы в море, того… не очень. Потому и возим до Каспия, оттуда уже через реки и каналы везут в Чёрное море и дальше.
— Ничего, это всё по рекам.
Я подал ему руку для рукопожатия, он с готовностью её пожал.
Когда я выходил, то секретарша стояла и преданно улыбалась во все тридцать два, а мой единорог тоже пил чай. Ну, мелочь, а приятно, раз напоили чаем, то уважают.
…
От грузовозов мы поехали на Чёрный рынок.
— Шо Ви-таки хотите? — дядя Мотл, местный торговец оружием с откровенным страхом смотрел на единорога, который зашёл со мной.
Под моим взглядом, намекающим, что ему надо бы выйти, ибо люди стесняются говорить с ним, как с представителем власти, он лишь недовольно засопел, но всё-таки вышел.
Парадокс в том, что и я представитель власти, причём дядя Мотл это знал, но почему-то его это не смущало.
— Мне нужны пулемёты.
— Я-таки надеюсь, шо Ви не собрались устроить туточки государственный переворот? А то я как-то привык и к порядкам в городе, и к тому, шо у меня в голове ровно столько дырок, сколько заложено в неё природой? Спрашиваю тока шутки ради…
По лицу дяди Мотла было видно, что он ни разу не шутил.
— Вы верно слышали, что я не так давно уволил разом всю свою личную армию. Ну, она недавно стала моей, я привыкнуть не успел.
— Слухи ходют. Тока в них нет объяснений, куда они делись?
— Это радует, что нет объяснений. Так больше бояться будут. Уволил, они ушли, не прощаясь, решили не делиться подробностями маршрута, чтобы их милому путешествию не помешала полиция.
— Мудро. И причём тут пулемёты?
— Найму новых, только законопослушных и немного. А разницу в численности нивелирую возможностью плотного огня. И потом, у них там и раньше были пулемёты, но некие злые люди их отняли.
— Это те, кто отправил на покой Вашего дядюшку?
— Они. Так что я провожу нечто вроде механизации, компенсирую численность. И обещаю, что не буду ставить их на вооружение отряда в городе. Всё оружие будет за пределами.
— Надеюсь на Вашу искренность. А сможем сделать закупку официально?