— Он сбежал, я… ну, так получилось, поместил его в резервацию, в естественную, устроенную, скажем так, природой тюрьму.
— А питание?
— Там есть рыба. Есть вода. Водоросли есть.
— Короче, курорт. Вроде необитаемого острова?
— Вроде того. Пусть посидит, подумает о своём поведении.
— Ты главное скажи, он оттуда не усвистает?
— Не знаю… Не должен.
— Ну, у меня хотя бы на одного подопечного меньше. Ты понимаешь, какой это геморрой пленников содержать? Казаки не тюремщики, а защитники земли. Когда, кстати, ты землю раздашь?
— Ты её выбрал?
— Мы смотрели поля, это рядом с нынешним лагерем китайцев, там ровные и плодородные участки, насколько мы смогли оценить. Нам надо что-то около трёхсот участков по десять гектар.
— Бери больше, кидай дальше.
— В смысле? Что значит эта аллегория?
— Ты поспрашивай казаков, пусть кто хочет, берёт и пятьдесят гектар.
— Неравенство получится.
— Получится. Это неизбежно. Кто-то сдаст землю в аренду соседу. Надо это тоже урегулировать. Сразу скажи им, что решить этот вопрос надо до весны, до того, когда начинается сельскохозяйственный год. Аренда на год, условия на усмотрение участников, договор письменный.
— Может, ты ещё и как юрист, образец сделаешь?
— Сделаю. Получится, что у одного земли больше, у другого меньше. В любом случае нужно, чтобы они за пару-тройку лет у тебя все обзавелись конями, которыми ещё бы и умели управлять.
— Аркадий, не получится. Если ты мечтал о кавалерии, то… Ничего не получится. Рекрутирую конницу из степняков.
— Ты так против конницы?
— Послушай, я был на войне. Я видел, как после каждой войны мир меняется.
Мы прибыли на окончание полосы, там, где традиционно останавливаются самолёты и принялись ждать.
— Так что ты говоришь про изменчивый мир?
— Я говорю… Казаки у тебя, прости, кто?
— Уважаемые люди, которым я не припоминаю, что они битые мной наёмники, собранные из сброда и каторжан.
— Ну вот и не напоминай. Они со мной по два пуда соли скушали, каждый. Так вот. Мы же тебе не наступательное войско, так? Ты же не планировал ведение войн за пределами каганата.
— Я бы вообще не воевал. Но раз уж моё государство с этого начало, то ясен пень, армия нужна. Глядя на кагана, в формирование регулярной армии я не верю.
— Хе. Аркадий, но ведь такая армия, если бы её создавал каган, она была бы из степняков, которые опять стали бы лидирующей политической силой в каганате. А так как казаки в массе своей русские… Ну, то есть, мы официально придерживаемся точки зрения, что казаки — это отдельный этнос.
— Логика в этом есть, само слово тюркское, означает «свободный», как и казах.
— Так вот. Казаки, которые выйдут из этой войны победителями, русские. Чалдоны тоже считай русские, они часть франтирёров. Как бы я не ругался с де Жерсом.
— Да это мелочи, вы по-крупному поддерживаете друг друга.
— Да. Чалдоны местные, русские. Казаки русские. Алтайцы — алтайцы. И только незначительная часть наёмников — степняки. Получается, что победу выбили не степняки кагана Юбы. В каком городе пройдёт парад Победы?
— А он нужен?
— Обязательно! — атаман выставил вверх палец. — Послушайся моего опыта. Народу нужен символизм, чтобы переключиться на режим мира.
— Ну, хорошо. Тогда ответ на твой вопрос простой. У нас в каганате один город, мы в нём находимся, вариантов нет, парад будет где-то тут.
— Воооот. И все поймут, что с лидерских политических позиций степняки смещены.
— Я не революционер, я не хочу никого свергать, иначе каганат давно был бы республикой, а на меня точила бы зуб вся Степь.
— Так ты поэтому оставляешь его у власти?
— Ну да, он у нас главный, — мы оба рассмеялись. — Правда, всё бабло-то у меня.
— Армия из двух компонентов тоже условно «у тебя». Транспортная сеть у тебя. Но ты прав, контроль над финансами — это главное. Так вот. Казаки наши ведут оборонительные войны. Дай Предок, в ближайшие годы не придётся. Но всё же армия имеет свою специфику.
— Ну, если подумать, то да. И франтирёры, и казаки — это оборонительные, если так можно выразиться, рода войск.
— Ну, вот и на кой тебе конница? Это всё стереотипы. Ты поставил в войска семь «козликов».
— Думаешь, вместо конницы ещё какое-то количество мотопулемётов?
— Это проще и дешевле. И не такой геморрой для меня. Опять-таки, научить человека ездить верхом, а ещё и воевать верхом сложнее, чем штурвал крутить у «козлика».
— Ладно, согласен, ты меня убедил, хрен с ними, с конями. Если считаешь, что казакам быть конными не обязательно…
— Считаю. Да, у меня будет некоторое количество лошадей, но не более того.
— Договорились. Короче по земле, тебе сколько нужно, ты отмеряй, я всё дам. То есть, техническая работа на тебе.
— А у казаков есть право эту землю продать?
— Нет, иначе они снова станут бродягами. Только аренда.
— Лады.
Самолёт посторонний, то есть, ранее тут такой не совершал посадку, сделал круг над полосой.
— Встречаем.
— А кто, ты говорил, прибывает?
— А вот сейчас и посмотрим, кого к нам западный ветер принёс.
Самолёт сел и вырулил к ближе к нам. Ну, ещё бы, трап-то у нас, собранный, как и большая часть имущества, талантливыми руками Ивана Ивановича. Трап небольшой, всё же у нас тут не Боинги садятся. Колесики маленькие, катался он редко и медленно, собран для одного из французских самолётов.
Надо будет составить список того, что семья Иванычей сделала для аэропорта и оплатить им, если аэропорт перейдёт в управление нового человека.
Новый самолёт сел.
— Оооо! Здравствуйте, господин Филинов! Или как будет правильно, Бугуйхан! — первым по трапу, после стюардессы, шёл Сташер.
— Правильно будет того… предупреждать о своём визите. У нас же того… Незваный гость хуже татарина. Причём татарам мы как раз рады, всё же не чужие люди.
Говоря это, я гадал, что это означает в системе иерархии. Шёл первым, значит типа «важнее»?
— Здравствуйте, господин Сташер.
Следом спустился Симменс.
— Позвольте познакомить вас с Дмитрием, атаманом алтайского казачьего войска.
— Приятно, — англичане лицемерно улыбались, хотя на их лощёных мордах так и читалось: «вот тот мужик, который гонял нашу пехоту по местным сопкам, как мы рады его видеть».
— Пожалуйте. А давайте поедем к нам в порт?
Тем временем я набрал единорогов:
— Майор, странная просьба есть.
— Вы не тот человек, который склонен к странностям, если на то нет серьёзной причины.
— Причина есть. Потом расскажу. А просьба… Можете взять стол, такой, чтобы четыре человека помещались и отвезти в порт, поставить на ровное и отдалённое место.
— И стулья?
— Да. И стулья, четыре. Такое дело, мебели по городу почти ни у кого нет.
— Сделаем сей же момент. Хотя потом было бы любопытно узнать.
…
— Стол? — мы прибыли в порт и неспешно прогулялись до отдельно стоящего стола.
— Вы приехали поговорить, так?
— Вы необыкновенно прозорливы, — согласился Сташер.
Я глянул на него. Фиг знает, это сейчас был английский сарказм?
— А для переговоров нужен стол переговоров. Вот, на правах владельца земли, нарекаю его столом переговоров.
— Э, нет, Аркадий, — атаман поднял руки в защищающем жесте. — Это без меня. Я привёз, отвёз, встретил. У меня совещание, уже полчаса урядники ждут, мы проводим ротацию и перераспределение личного состава. В каждом случае, это требует обсуждения.
— Я понял. Не смею мешать работе войска.
— С другой стороны, как я Вас одного с этими акулами брошу…
— Дмитрий-джан, не морочь мне голову. Вон, единороги мне бойца оставили караулить. Если эти меня топить станут в реке Хозяйке, то спасёт. Всё, давай.
…
— Итак… — они сели по одну сторону стола, я по другую. Тоже своего рода символизм. Дипломатия — это сплошной символизм.
— Мы считаем, что Вы хотели поговорить. А конкретно, что бы Вы хотели за тех англичан, которых удерживаете?
Я вздохнул и забарабанил пальцами по столу.
— С козырей, значит. Молодцы. Хочу чего? Мирный договор хочу с Британией.
— Мы могли бы обеспечить мирный договор с ногайцами.
— Фига, вы щедрые! Сейчас последние ногайцы выбиты или изгнаны с территории каганата. Думаю, я как-то и сам справлюсь с соседями по Степи.
— Формально, Британия, — степенно сообщил мне Симменс, — и не находится в войне с каганатом, как там вас… Южный Алы Тау.
— Не было войны и мир не нужен?
— Да.
— Хорошо, что вы это понимаете. Но по факту война есть. И мне надо формализовать это отсутствие. Вы слышали про теорию семи рукопожатий?
— Нет, поделитесь.
— Суть в том, что каждый человек знает условно-каждого через семь рукопожатий. Вот Вы знаете кого-то, кто знает Вашего короля?
— Да. Само собой, мы же не последние люди.
— Воооот. А министра иностранных дел?
— Я знаю его заместителя. Он мой двоюродный брат. Ну, если мы про нашего министра иностранных дел.
— Про него. Насколько я понимаю, заключение мирного договора в ведении МИДа и совершается с санкции короля либо премьера. Или обоих.
— И?
— И вот. Но раз мирный договор, как Вы справедливо заметили, не нужен, то достаточно одного МИД, для заключения, скажем, простого соглашения.
— Какого «простого»?
— О налаживании торговли и взаимном уважении.
— О чём? Уважении?
— Слово странное, да?
Они усмехнулись.
— Не понимаем, что Вам такое даёт?
— Текст этого проекта соглашения с меня. В нём будет констатирован мир, дружба и жвачка.
— Не всегда понимаю Ваши метафоры.
— Неважно. В нём я так же гарантирую выдачу всех граждан Британии, которые «случайно» оказались у нас в плену. У меня. Плюс свобода торговли для компаний из Британии, за исключением Мерчант Адвенчуре, которых я считаю в этой ситуации крайними. Должен же быть кто-то крайний?