— Понравился?
— Нет. Он та ещё задница и он мне совсем не понравился. Пару раз мне хотелось его пристрелить. Но, в отличие от хлыща Форбса, кстати, как он…
— Жив, рад что Вы спросили.
— Это был сарказм. Мне плевать на Форбса. Тут материя тонкая. Меня злит ваш Дьюспэн, но он вызывает у меня уважение. А такие как Форбс, нет. То есть по факту, если вы назначите мне такого бабушкиного пирожка, то я приму его в городе, но по-взрослому с ним говорить не стану. Мы начали с Вами знакомство с рассматривания друг друга через прицел. После этого нужен человек жёсткий. Мне не понравится общаться с капитаном Дьюспэном, но я по крайней мере смогу с ним говорить и понимать, что он хотя и козёл винтокрылый, фактически враг, но такой враг, которого можно воспринимать на равных.
— Я Вас услышал. Конечно, решать нам.
— Да, я это понимаю. В конце концов, посол — это не красна девица чтобы всем нравится.
— Да, рад, что Вы понимаете.
— Что мы теперь делаем? — впереди показался дальний край озера.
— Я прилечу с пактом и эдиктом на его подписание. Так же, на самолёте, официально. Дату сообщу. Вы меня встречаете, мы садимся за стол, всё проверяем и подписываем. Фотографы нас снимают, потом совместное фото и всё, я улетаю.
— Ужин? Предпочитаете рыбу?
— Стейк. Но на ужин я не останусь. Протокол и ситуация… Словом, я прибуду на большом самолёте, чтобы вывезти первую партию пленных. Потом самолет прилетит ещё несколько раз, чтобы вывезти всех. Полетим прямым рейсом в Лахор.
— Окей.
— Какой-то Вы не радостный, Аркадий? Я думал, Вам нужно соглашение, мир, всё такое.
— Очень нужно. Простите, у меня тут… Родственника оперируют в настоящий момент. Врачи гарантий жизни не дают, может помереть, вот я и волнуюсь.
— Аааа… Не смею больше отвлекать. Буду рад Вас увидеть. И те условия, что Вы озвучили, тоже буду рад увидеть.
— Всё будет и даже больше.
Я положил трубку и вытер лицо рукой.
Теперь помирать никак нельзя.
Доктор пролетел на километров тридцать-пятьдесят западнее города, так?
Деревушка звалась вроде бы «Замой». На карте была точка, которая называлась «Zamoly». Могла при переводе буква потеряться?
Короче, пробую туда. Один чёрт, у меня не точная навигация, а направление.
А ещё я не знал частоты для связи с аэропортом.
После озера сбросил скорость и, кажется, мне повезло. Я увидел крошечный самолёт, который взлетел с земли где-то с полей.
Проследив место взлёта, я снизился, сильно сбросил скорость и стал кружить, пока не увидел полосу.
Та ли эта полоса? Черт его знает, когда садись, не запомнил, а когда были на земле, то всё казалось по-другому.
Я включил рацию и стал рыскать по частотам, постоянно повторяя «Венкель».
В какой-то момент одна из частот что-то пробурчала со словом «Венкель». Или ругались на меня или согласились, что такой человек у них есть. Вообще-то, он не хозяин аэропорта, а просто очень оборотистый директор кабака.
Я посмотрел на полосу. Никто не взлетал и не садился. Чем чёрт не шутит? Пробую сесть. Доктор же посадил такую же фиговину?
Садиться — это, на мой взгляд, труднее всего. Я ни разу не сажал самолёт. Фёдор Иванович всегда это делал сам. Не то чтобы мне не доверял, просто я не просил. Взлетать да, раза три давал. Порулить на высоте.
А вот сесть… Мне кажется, это самое трудное в лётном деле, сесть и так, чтобы целым.
Когда-то миллион лет назад я играл на Pentium 486 в авиасимулятор F-16. И всё, что я знал о полётах — это совместный опыт с Фёдором и чёртова древняя игрушка на компьютере.
— Там, в салоне! Все сядьте и пристегните ремни!
До бойцов без лишних слов доходила серьёзность момента, никто, даже Малой, не стал спорить или задавать глупые вопросы.
По моей команде Старшина тоже взялся за штурвал, но с полностью расслабленными руками.
Сделал очередной круг. Выставил машину, чтобы она шла точно по полосе, чтобы ВПП казалось прямой струной. Сбросил скорость до сто десяти, медленнее машина начинала просто падать, я пробовал.
Стал приближаться и, одновременно, снижаться пока не оказался на высоте всего полутора сотен метров. И когда увидел передний край полосы… Надо сказать, что местные венгры, кажется, поняли, что у меня проблемы и подсветили, несмотря на день, полосу. Так же по бокам полосы собрались люди, у некоторых в руках были огнетушители, багры и топоры. Настроены они были серьёзно.
Видимо те настораживающие факты, что я делал уже одиннадцатый круг над аэродромом и не выходил на связь, плюс то, что рулил неуверенно, вселили в них тревогу.
Я выпустил шасси, три лампочки мигнули и показали, что шасси выпущены (искренне надеюсь, что индикаторы не врут) и стал снижать. Так плавно, плавнее, чем я уговаривал судью, плавнее, чем мухлевал с нотариальным завещанием. Плавнее, чем делал что-либо в своей жизни.
Кажется, я мог разглядеть все трещины на бетоне полосы.
Удар, покрышки взвизгнули от касания.
— Удерживай штурвал на нижнем! — сипло пропищал я, от волнения у меня пересохло горло и голос стал сопением. Однако Старшина меня понял и помог со штурвалом.
Я удерживал тоже, одновременно сбросив обороты двигателя в ноль.
Теоретически, если мне не хватало полосы для того, чтобы полостью остановить машину, я мог бы добавить оборотов и оторваться, то есть, взлететь обратно.
Я чувствовал, что мог бы это. Однако не стал. Поскольку самолёт нёсся по полосе, как долбанный гоночный болид, я поставил на кон всё, сбросил скорость и нажимая на тормоза на колесах. Плавно, но уверенно.
У моего самолёта не было парашюта, такого, который выстреливает сзади. Сейчас я заплатил бы за такой парашют миллион или даже сто.
Но… парашюта не было.
Мы держали штурвал, полоса неслась и….
Мы замедлились, катясь все медленнее и медленнее…
Самолёт чуть развернуло, покрышки скрипели, кажется, я их пережёг… Плевать.
Самолёт остановился.
Когда Старшина и парочка бойцов открыли люк, нас встречала половина аэропорта.
— Крейзи рашн! — один из пилотов-контрабандистов безошибочно определил нашу национальность по ошалелому виду.
— Венкель!
Он был тут и покивал головой.
— Сеньор Венкель! Всем шампанского, всем присутствующим. Я посадил самолёт…
Я выкупил шампанское, всё какое было на складе у Венкеля, он ещё и послал в местную деревню закупщиков.
Слегка потряхивающими руками я набрал Шпренгера. Вокруг меня шумели, пили, радовались. Людям только нужен повод. Старшина, даром что пользы от него в полёте было мало, на земле внезапно помог и рассказал, что летим мы с острова Кефалония (не иначе из атласа подглядел), а нашего пилота вообще загребла полиция за драку, так что рулить пришлось боссу, то есть мне. И что в полёте мы натерпелись и оборудование барахлит.
В общем, он наливал воды, болгары-техники переводили, всё радовались. Людям дай волю, они будут радоваться просто тому факту, что рассвет наступил. В данном случае небесное братство радовалось, что мы не разбились, потому что, по их словам, садился я не особо правильно и технично.
— Да, Аркадий Ефимович? — Шпренгера отозвался, возле меня хлопнула пробка от шампанского.
— Дедушка Яков, здравствуй.
— Гм. Ты там пьёшь, что ли?
— Сделал исключение по поводу… Не важно. Дедушка Яков, я чего звоню?
— Аркадий, ну какой я тебе и вам всем дедушка?
— Так вот, наш неродной знакомый из Лондона, он того… согласен на сделку.
— Аааа… у тебя там вокруг посторонние? — догадался Шпренгер. — Лондон согласен на пакт о мире?
— Да, и я тебе первому об этом говорю. На днях должен прилететь риелтор на сделку.
— Тот же Палмер, что прилетал до этого?
— Да, тот же риелтор, именно он.
— А по условиям? Дожимают тебя?
— По мелочам добавили в договор условий, но ничего такого грустного.
— Ага, понял. А ты говоришь буквально, что мне первому сообщаешь? Другие ведомства не знают?
— Я лично никому не говорил. Да, с кем же ещё таким радостным делиться? С самым родным человеком.
Шпренгер усмехнулся.
— Ладно, отдыхай, у тебя там я посмотрю, дым коромыслом. Держи в курсе.
— До свидания и всем, в том числе дяде Мише, привет.
— Куратору? Передам, он подаст под нужным соусом Юбе. Всё, до связи.
…
После Шпренгера и уже значительно позже я набрал Чену, по своему номеру в свой или бывший свой офис на Каспийском проспекте в Кустовом.
— Чен, брат.
— Здравствуйте, босс Аркад Ий.
— Как там погода в Кустовом?
— Ветрено. А у вас в каганате?
— У меня, в данном случае, в Венгрии, штиль. У тебя блокнот под рукой?
— Ну да. Что-то записать?
— Смотри. Пиши для начала. Дон Мантичелло, вилла Мантичелло, восточный пригород Рима.
— Кто это?
— Погоди. Точного адреса я не знаю. Близ Марко-Симоне.
— Записал.
— Надо найти этого чёрта, Дона Помидора.
— Допустим. И?
— У него буквально сегодня угнали самолёт. Я хочу решить проблему как адвокат, а не беспредельщик. Я хочу у него выкупить угнанный самолёт и документы на него.
— Эээээ. Дайте подумать. Вряд ли Вы, Аркадий…
— Чен, мы сто лет как на «ты». Несмотря на то, что давно не виделись, ничего не поменялось.
— Ладно. Не думаю, что ты бы хотел купить несуществующий самолёт. Значит, ты же его и угнал. Судя по адресу, угнал ты его из Рима.
— Гм. Ты же не будешь мне выкатывать, что я путешествую с комфортом, а тебя с собой не взял.
— С чего бы это? И теперь мне надо договориться с человеком, чтобы он этот самолёт продал. Причем, по сути, это откуп.
— По сути, он хрен с маслом получит, если не согласится с твоим предложением. Я в логове контрабасистов, то есть, контрабандистов. Тут мне занедорого перебьют серийники, перекрасят и документы сделают. А ты выясни, сколько стоит такой самолёт у изготовителя «с нуля», то есть, новый и предложи ему ровно столько.