— Вы очень хорошо осведомлены, — прокурор города скрупулёзно перечислял мои откровенно уязвимые места.
— Вы за все эти бизнесы не переживайте, я присмотрю, никто не обидит.
До того, как он это сказал, я и не переживал.
— Как скажете. Мне стало спокойнее, — это была ложь, его слова меня здорово напрягли.
— Но, соответственно, у меня к Вам, Аркадий, просьба.
— Весь внимание.
— Я направляю Вам свою ученицу, Колонкову Ангелину Родионовну. В порядке перевода с повышением. Я сейчас объясню.
— Да-да, слушаю.
— Вы формируете органы власти своей республики? Пардон, каганата, монархии?
— Есть такое дело. Война повлияла на события, но мы это делаем.
— Вот я рекомендую и прошу Вас принять на должность прокурора каганата и города Николай, он же так называется?
— Да.
— Колонкову. Она же везёт Вам запечатанный пакет с деньгами. Что внутри, она не знает. Мне будет приятно, что моя протеже станет у вас прокурором. Вы с ней знакомы лично, вели дела, она у нас отличается кристальной честностью и уважением к закону.
Кажется, я начал что-то понимать. В отличие от других работников прокуратуры, она реально верила в закон и была честной как идеалист.
Она даже верила, что Губачинский борется с коррупцией, а не то, чтобы он давит чиновников, как пиратский корабль более мелких пиратов, чтобы выпотрошить их, параллельно продвигая свой бизнес.
— Знаете, если такой уважаемый человек, как Павел Андреевич так говорит, то я соглашусь.
— Вот и ладненько.
— Предупрежу французов.
— Она будет с вещами. Всё же у девушки переезд. Вы уж встретьте, разместите. Уважьте меня.
Я, несмотря на то, что собеседник меня не видел, кивнул.
Это Губачинский ловко придумал. Наверное, она что-то как прокурорский работник нарыла не то, что надо. Он её перекидывает ко мне под благовидным предлогом, в результате у него знакомый генпрокурор и одним излишне честным человеком в прокуратуре меньше.
— Всё сделаю и доложусь.
— Спасибо. Тогда до связи.
Я выдохнул. Вот оно как. Ладно, мне надо готовиться к судебному. Для этого, как ни странно, пришлось катить в Патронный завод и ловить Игоря, подписывать доверенность, после чего перечитывать, что мне там англичане выкатили.
— Всем встать, суд идёт!
Судья Митрофанов прошествовал в зал заседаний, шурша полами мантии, как хищная птица перьями крыльев.
Он встал «на позицию», то есть за свой стол и осмотрелся.
— Слушается дело по иску Королевского завода стрелкового оружия «Энфилд» из Соединенного королевства, Лондон… к Патронному заводу в городе Николай о нарушении патентных прав. Прошу садиться.
От англичан было сразу трое представителей, которые поблёскивали в мою сторону очками и строили самоуверенные выражения лиц.
Набирали как из команды «Умники и умницы». Хотя один, с надменной неискренней улыбкой выделялся иностранной бледностью.
— Дело слушается в составе судьи Митрофанова, при секретаре Сазоновой. Отводы?
— Доверяем, отводов нет, — я был один, но говорил про себя многозначительное «мы».
Британская делегация тоже что-то проблеяла.
— Так, что там у нас по явке? От гостей из-за Ла-Манша у нас господин Яков Кнашевский, Иссак Ананьевич Берштейн и сэр Уильям Бэрри Ронстайн. Всех перечислил? Встаньте, пожалуйста.
Они послушно встали.
— Как добрались?
— Ээээ. Что?
— Языками не владеете? — с жалостью спросил судья. — Я могу из школы напротив привести вам учительницу английского, если переводчик нужен. Но учтите, Марфа Галактионовна будет вас ругать за произношение и неверное спряжение. Наверняка. Она у нас женщина учёная, но строгая. Она даже меня будет ругать.
— Нет, мы все говорим по-русски, — поправив очки, заговорил Кнашевский, — Разрешите пояснение? Это наш коллега непосредственно из Лондона, а мы двое — выдающиеся московские адвокаты.
— Куда вы выдающиеся? В каком-то конкретном месте? — бесстрастный судья спрашивал их без тени улыбки, в ответ делегаты проблеяли что-то неопределённое.
— Так, раз вы адвокаты, то, наверное, и права вам ясны, предусмотренное нашим бийским гражданско-процессуальным кодексом?
— Да, права известны и ясны.
— А Вам, коллега? — спросил меня судья.
Я встал и подтвердил, что тоже вполне себе ясны. Секретарь прошлась и собрала по этому поводу подписи в протоколе.
— Кстати, это представитель Патронного завода и всего города Николай заодно. Бугуйхан Аркадий Ефимович, — махнул в мою сторону судья.
— А можем мы взглянуть на его доверенность? — надменно спросил член британской группы, но судья лишь смерил его долгим строгим взглядом, в котором читалось, на что и в каком месте тот сможет взглянуть.
— Порядок такой… — Митрофанов взял дело раскрыл примерно на середине. — Ну, я как судья, предлагаю, а вы можете не согласится, поспорить, поплакать в конце концов, тут же суд, он видел много слёз. А потом всё равно будет, как я скажу. Согласны?
— Ээээ. Так какой же будет порядок? Общий порядок, доклад по иску, возражения? — поднял руку кто-то из москвичей.
— Нет. Для начала я вам открою глаза во всю ширину нашей реки Бия близ моста. У нас один инженер померял, триста пятьдесят четыре метра. Сразу видно, что человек, во-первых, учёный, а во-вторых, заняться ему нехером.
Англичанин не понял, к чему это, но на всякий случай кивнул.
— Так вот. Открываю вам вторую Америку. Вы подали иск с нарушением территориальной подсудности, и я готов его прекратить что называется, сей же час.
— Но как же, а в какой же суд нам идти⁈ — возмутился Кнашевский.
— У меня есть судебная практика, по которой Вы никак не можете прекратить дело, — самоуверенно заявил Берштейн.
На судью их слова не произвели особого отношения.
— Велика река Бия, — пафосно протянул он. — И всё же размер того фаллоса, что я возлагаю на ваши недовольства, больше. Поэтому. Я посижу тут, следующие дела полистаю, а вы промеж себя поговорите. Диалог. Если о чём-то договоритесь, то заключайте мировое. А если нет, не велика печаль. Если доехали легко, то так же легко и уедите в Москвы́свои с Ландо́нами.
Английская делегация заверещала, как ведьмовской ковен, на который плеснули святой водой.
— Эй, болезные. К порядку! — рыкнул на них я. — Харе бакланить, давайте поговорим как почти что цивилизованные люди. Давайте с простого, кто из вас самый уполномоченный?
На пробу ткнул в англичанина пальцем, тот скрестил руки на груди и высокомерно задрал нос.
— Воспитанные сэры не указывают пальцем.
— Когда увижу их, передам обязательно. Давайте по существу? Ваша фирма владеет правами на винтовку Энфилд?
— Мы, собственно, и есть Энфилд. И модель SMLE наша собственная разработка, защищённая патентный законодательством Соединённого Королевства.
— Ага. И чё вы нам выкатываете?
— Что за вульгарная терминология?
— Знаменитая Алтайская юриспруденция. Давайте по существу!
— Вы без нашего согласия модифицировали нашу винтовку, — англичанин достал папку с делом, но даже не открыл, шпарил по памяти. — Мы провели экспертизу образцов, которые приобрели в Шымкенте.
— Блин, далеко…
Я прикинул, что мы продавали только ограниченные партии товаров, в порядке эксперимента, а они добрались до предгорий Чаткальского хребта.
— То есть, Вы признаёте? — попытался подловить меня Ронстайн.
— Ничего мы не признаём, не имеем такой привычки. И что?
— Мы обвиняем Вас в том, что Вы без разрешения нас, как правообладателя, внесли модификации в наше оружие. В частности, был переработан затвор, усилен ствол, увеличен магазин.
— Сплошные плюсы, — перебил его я, потому что приблизительно представлял, что он расскажет. — Даже если предположить, теоретически, что это мы, у нас нет законодательства, которое бы мы в каганате нарушили, как его нет по всей Степи. У нас, степняков — обычаи, где про оружие ни слова.
— Но Российская империя подписала конвенцию по патентным правам.
— А мы никоим образом не входим в состав Российский империи.
— И тем не менее, наши права нарушены!
— Ну спрашивайте, чего хотите? Только при условии, что закон на вашей стороне не стоит.
— Нет, наши права нарушены, — эмоционально взмахнул руками англичанин.
— Троечник, «нет закона — нет нарушения». Ты диплом на виски выменял, брателло?
— Не пытайтесь меня задеть, представитель.
— А Вы не повторяйтесь, — поддел я англичанина. — Представим, что мы подпишем соглашение по применимому праву и подсудности. Теоретически. Как говорил один… скажем, так, полицейский «Какие ваши доказательства?».
— У нас есть заключение экспертизы, — уверенно ответил Ронстайн.
— Погодите. Цитирую большими буквами наш процессуальный кодекс — каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается, как на основания своих требований и возражений.
— Ну, я и говорю, — англичанин раскрыл дело и взмахнул одним из его разворотов. — Заключение. Его подписали, между прочим, два доктора технических наук.
— А доктора подписались, что оружие модифицировали прямо мои парни с Патронного завода? Или что, представленное на экспертизу… Которая, кстати, статуса судебной не имеет, оружие было модифицировано. Есть документ, подтверждающий, что ваши права нарушили мы, а не неизвестные науке и суду безликие степняковские слесаря?
— Да они максимум коня могут подковать, ваши степняки.
— А ты не гони на моих степняков, болезный. Ты как юрист возрази. Доказательства того, что это всё сделали мы, наша сторона?
— У нас есть копия доклада министерства обороны с выкопировкой донесения сэра Дьюснэпа. Он лично видел противоправный процесс на заводе и результат модификации.
— Стоп, — судья, до этого мирно возившийся в деле о краже постельного белья (так было написано на его обложке), хлопнул о стол. — Истец, у Вас есть свидетель? Или это пустая болтовня?