Поезд уносил девочку домой, то есть — в неизвестность. Память Гермионы, умершей, судя по всему, от страха, окрашивала понятие «дом» в серые тона, а понятие «мама» было связано с ужасом. Погибшая девочка боялась маму до непроизвольной дефекации. Поэтому уже ничего и никого не боявшаяся Варя решила, что так дело не пойдет. Незадолго перед прибытием девочка вышла в туалет, где тщательно смазала ягодицы, часть ног и поясницу мазью от Лаванды. Не прошло и пяти минут, как смазанные части тела совершенно утратили чувствительность, как будто их залили лидокаином. Теперь Варя была готова к встрече с родителями.
Пройдя сквозь стену, девочка с трудом идентифицировала родителей, подходя к ним и как будто с трудом узнавая, что привлекло внимание мистера Грейнджера. Но ему надо было отправляться на работу, поэтому он только закинул миссис Грейнджер и дочь домой, сочувственно шепнув: «Держись, принцесса». Варе же, несмотря на весь опыт и предварительную накачку, стало страшно, особенно когда мать Гермионы вытащила длинную розгу. Орудие массажа выглядело действительно страшным.
— Почему ты не писала последний месяц? — строго спросила миссис Грейнджер.
— Я была травмирована и получила ретроградную амнезию, — ответила Варя, понимая, что ее ответ будет даже вряд ли услышан, вон как у женщины горят предвкушением глаза. Мама девочки оказалась скрытой садисткой. Ну что же…
— Ты лжешь! — заявила женщина и потребовала. — Раздевайся!
Старательно настраивая себя на то, что ничего плохого случиться не может, Варя начала медленно раздеваться. Гермиону наказывали всегда полностью обнаженной, поэтому ничего нового в этом требовании не было, но вот психика мамы девочки внушала серьезные опасения. Если то, что хотела сделать Варя, не даст ожидаемого результата, то нужно будет действовать жестко. Инстинкт самосохранения у Вари был.
Оставшись только в трусиках, Варя бросила взгляд на женщину, что сломала девочку еще шесть лет назад, улыбнулась про себя и, избавившись от последней детали туалета, улеглась на специально для этой цели стоявшую кушетку. Стоило ей улечься, как руки и ноги девочки были сразу же привязаны, лишая ее свободы маневра и вызывая волну паники. С трудом справившись с собой, Варя услышала тонкий свист и почувствовала легкое прикосновение.
— А-ах! — воскликнула девочка. — Еще!
— Что такое? — удивилась миссис Грейнджер, вкладывая всю силу в следующий удар, повредивший кожу так, что показалась кровь, но Варя лишь призывно стонала, прося еще. Наконец миссис Грейнджер застыла, в неверии глядя на дочь, что изображала почти оргазм. Женщина бросила розгу и, не отвязывая Варю, бросилась к телефону. Вернулась она погасшая, сгорбленная, и отвязав девочку, куда-то ушла. А Варя отправилась в ванную комнату оказывать себе первую помощь. Смыв кровь и рассмотрев результаты, девочка пришла в ярость, решив, что «мамочке» это с рук не сойдет. Специальная заживляющая мазь полностью убирала шрамы и раны, но оставляла иллюзию того, что заживила. Изобретателю этой мази надо было поставить памятник, по мнению Вари.
Одевшись, девочка решила приготовить что-нибудь, напоминающее обед, а ее мать в это время рыдала в подушку, вспоминая злые слова мужа: «Я говорил тебе, что ты доиграешься? Так вот, ты доигралась!»
Через еще полчаса приехал с работы папа девочки, удивился наличию обеда, а после попросил разрешить ему осмотреть «работу мамы». Совершенно не смущаясь, Варя продемонстрировала ему результаты, выглядевшие достаточно страшно, только вот болеутоляющая мазь еще действовала, поэтому девочка не почувствовала прикосновений. Убедившись, что дочь не реагирует так, как должна была бы, мистер Грейнджер облегченно выдохнул, взял доченьку за руку и повел в кабинет разговаривать.
— Признавайся, новокаин или что-то другое? — спросил мужчина улыбнувшуюся девочку.
— Так и думала, что ты догадаешься, — произнесла она. — Понимаешь, папа, не мама одна такая умная, магический мир действительно застыл в девятнадцатом веке, а мы, девочки, не любим, когда больно.
— Этого следовало ожидать, — кивнул мистер Грейнджер. — И что делать будем?
— Ну я на маму обижусь за то, что она бросила на полпути, — коварно усмехнулась Варя. — Но если еще раз попробует, будет слоников ловить. Розовых.
— Жестко… Что с тобой случилось, дочь? — поинтересовался папа.
— По голове дали, ретроградку обеспечили, и я просто забыла, что нужно бояться, — оскалилась милая девочка. — А по сравнению с троллем, что меня чуть не убил, мама — это смешно.
— Вот, значит, как… — проговорил мистер Грейнджер. — Тебя больше никто не тронет, слово даю. Хочешь, в больницу завтра съездим?
— Хочу, мне бы кардиолога посетить, папа, — попросила Варя. — Не нравятся мне некоторые симптомы.
— Интересно у тебя речь изменилась, — хмыкнул мужчина. — Ну что, пошли маму пугать?
Маму дополнительно пугать не пришлось, она справилась сама. Вычитав в своих книгах что-то не самое приятное, хотя Варя подозревала, что именно, женщина виновато смотрела на мужа и, как это ни странно, на дочь. Дочь в ответ посмотрела на маму с обидой.
— Мама, почему ты остановилась на середине? — мстительно поинтересовалась Варя. — Мне так хорошо было, так приятно… — она поерзала на стуле и закатила глаза, будто наслаждаясь. Миссис Грейнджер всхлипнула и вдруг упала на колени.
— Прости меня, доченька! — воскликнула женщина, зарыдав. — Прости!
— Ну что ты, мамочка, что случилось? — девочка испугалась, не понимая, отчего такая реакция. Нахмурился и мистер Грейнджер.
— Я не знаю, почему так поступала с тобой, — призналась миссис Грейнджер, заставив Варю вздрогнуть. Это признание могло означать очень многое, особенно учитывая, что в книге девчонка стремилась убежать из мира людей. Это признание могло означать чей-то план, ведь в мире магии человека абсолютно точно можно было заставить действовать даже против собственной воли. Вот только что отменило принуждение? Неужели ее театр?
Часть 4
Утром Варя вскочила, как привыкла, приводя себя в порядок. Когда она умытая, причесанная и одетая спустилась на кухню, мистер Грейнджер только-только проснулся, поднятый будильником, и сонно тыкался на кухне, в попытках проснуться достаточно, чтобы попасть пальцем в кофеварку. Варя некоторое время посмотрела на это, а потом подошла к отцу.
— Присядь, папа, я все сделаю, — произнесла она, передвинув мужчину за руку к стулу, а потом, проверив есть ли кофе в кофеварке, ткнула кнопку и занялась приготовлением завтрака.
— Ты уже встала? — несколько заторможено удивился мистер Грейнджер, наблюдая за быстрыми, уверенными движениями дочери.
— Да как-то привыкла уже в школе, — ответила она, жаря яичницу и одновременно ловя выскочивший из тостера хлеб. Не прошло и десяти минут, как перед мистером Грейнджером дымилась кружка с кофе и стоял завтрак. Варя немного подумала и плеснула себе в кофе молока, все-таки, организм детский, да еще и с сердцем непонятно что… — Приятного аппетита, — пожелала она, в мгновение ока уминая завтрак.
— Как будто в армии служишь, а не в школе учишься, — задумчиво проговорил мужчина, наблюдая, как девочка быстро, но, тем не менее, тщательно пережевывает пищу, запивая все это кофе.
— Закрытая школа мало чем отличается от армии, — наслаждаясь отличной арабикой, проговорила Варя. — Да и от тюрьмы тоже. Даже врача нет, одна медсестра, представляешь? — задала она риторический вопрос.
— Ну, поехали? — поинтересовался немного ошалевший от утренних новостей мужчина. Раньше любимая доченька еду не готовила, пойдя этим талантом, как считал мистер Грейнджер, в маму.
Усевшись в автомобиль, Варя привычно прикрыла глаза, доверяя водителю, а вот мистер Грейнджер в очередной раз удивился. Дочь была спокойна и вела себя так, как будто ничего экстраординарного не происходило. В который раз мужчина задумался о том, что с ребенком сделали в школе, потому что такая смена поведения ненормальна. Не повредила ли действительно миссис Грейнджер что-то в мозгах ребенка?
Автомобиль двигался в общем потоке, медленно приближаясь к больнице, когда девочка почувствовала приближение работы. Это было как шипение рации, как вскочивший Сережа, как… Ощущение, которое Сережа называл «чуйка». «Увидимся ли мы с тобой, Сереженька?» — с тоской подумала Варя. Но работа приближалась со скоростью курьерского состава, девочка это чувствовала, начав оглядываться. Мистер Грейнджер на нервозность дочки внимания не обратил, списав на волнение. Он уже поворачивал, когда Варя увидела.
— Папа, стой! Из машины! — закричала она, и открыв дверцу мгновенно затормозившего автомобиля, рванулась к бьющемуся на асфальте в судорогах мальчугану лет семи на вид.
— Эпи-приступ,[2] — сообщила ошарашенному отцу милая девочка, начав оказывать экстренную помощь. А доктор Грейнджер уже доставал из везде возимой с собой укладки шприц. — Ну что, в больницу? — поинтересовалась Варя, когда приступ закончился.
— В больницу, — согласился мужчина, и подав знак спешившему к ним полицейскому, предъявил врачебное удостоверение. — Вызовите парамедиков, эпилепсия.
— Да, сэр, — кивнул полицейский, отправляясь к своему автомобилю.
Так как больница была уже недалеко, то парамедики появились через десять минут, забрав ребенка, а мистер Грейнджер, пристроившись за ними, быстро доехал до рабочего места. Правда, при этом он в задумчивости посматривал на снова расслабившуюся доченьку. Мужчина отлично понимал, что такое в книгах не прочтешь, то, как действовала двенадцатилетняя девочка, как мгновенно определила пациента, как, не раздумывая, бросилась на помощь — все это нарабатывается годами, если не десятилетиями. Он смотрел на дочь, вспоминал ее действия и понимал, что перед ним была врач, причем врач, привыкшая к экстренным ситуациям. Решив понаблюдать еще в больнице, доктор Грейнджер сделал то, чего не делал никогда — выдал дочке давно купленную «робу»[3] и посоветовал переодеться.