— Что там, доченька? — поинтересовался доктор Грейнджер, видя, как хмурится дочь, разглядывая экран монитора.
— Последствия воспитания и испытанных сильных эмоций, — высказалась Варя, вздохнув. — Буду учиться держать себя в руках, а то кардиореанимации в замке нет.
— Настолько плохо? — посерьезнел папа.
— Залповая желудочковая в моменты стресса, — объяснила ему любимая дочь. — То есть бить меня, как и сильно пугать, запрещается.
— Поня-я-ятно, — протянул доктор Грейнджер. — Ну что, какие планы на сегодня?
— Так Рождество же? — удивилась девочка. — Посещу пациентов, раздам подарки, ты родителей той, что с Марфаном, напугал?
— Да, доченька, — улыбнулся мужчина, вспомнив бледный вид людей, понявших, что ребенку действительно больно. — А потом?
— А потом домой, готовить праздничный ужин, — озвучила свои планы девочка. — Не все же из ресторанов питаться?
Пациент и пациентки были искренне рады Варе, или, как ее начали называть, «доктор Грейнджер-младшая». Это было признание. Признание коллег, признание пациентов, оно было очень дорого девочке, снова чувствовавшей себя действительно нужной. Потянувшаяся к ней Мария, у которой уже не болел живот и которую не наказывали за то, что она проспала или не успела, улыбавшаяся Дороти, приходившая в себя после сложной сосудистой операции, которой поверили и которую спасли буквально в последний момент. И мягкая, добрая улыбка Вари, девочки, что спасала этих детей здесь и сейчас. Медсестры, с любовью смотревшие на ту, о которой спрашивали пациенты… «А когда придет Гермиона? А можно мне Гермиона сделает укол?» Несмотря на то, что некоторые уколы были болезненными, дети принимали мягкие, добрые руки девочки, удивляя тем самым и врачей, и медсестер.
— Скажите, мисс Грейнджер, как у вас это получается? — спросила старшая медсестра отделения.
— Дети, миссис Смит, — ответила ей Варя. — Они очень любят ласку и тепло, а еще они чувствуют, когда их любят. Надо просто любить их, не жалеть, а любить, понимаете?
— Кажется, да, — медленно кивнула старшая медицинская сестра, поражаясь большому, просто огромному сердцу дочери заведующего отделением.
— Всем счастливого Рождества! — улыбнулась девочка, попрощавшись с уже точно коллегами.
Дома Варвара погрузилась в готовку, показывая маме, что и как нужно делать. Мама Эмма уже знала, что своими наказаниями добилась опасной для ребенка аритмии, и буквально ластилась к дочери, стараясь загладить свою вину. Хотя Варя объяснила ей про магов и весь тот мир, взрослая женщина с большим трудом прощала себя. Ей было трудно уложить в голове, что в любой момент доченька могла умереть под розгой.[8] Это было очень страшно.
Рождество пролетело очень быстро, и скоро уже надо было возвращаться в школу. Варя, пользуясь добротой папы и собственной хитростью, собирала себе укладку. Она помнила о том, что Гарри будут устраивать приключения, и хотела сделать все, чтобы мальчик выжил. Ведь у пацана с признаками авитаминоза и болезненной худобы, было в жизни так мало хорошего…
— На случай, если снова заколдуют, — произнесла девочка. — Напиши мне, я хоть подготовлюсь.
— Ничего, наша мама вспомнила, что она психиатр, — улыбнулся папа. — Теперь контролирует свою психику и мысли.
— Ну, лучше поздно, чем никогда, — в тон ему ответила Варя, наблюдавшая недавно, как кушетка для наказаний отправилась на городскую свалку, а все орудия, коих оказалось достаточно много — в мусорную корзину. Теперь ей ничего не грозило, то есть задача на Рождественские каникулы была выполнена. В укладке у нее был портативный дефибриллятор в стальном заземляемом ящичке, который еще предстояло проверить, потому что было у Варвары ощущение, что электрические приборы вполне могут работать в мире магии. То есть предстоял эксперимент.
Красный поезд уносил девочку обратно в замок, полный «чудес», без которых она бы вполне обошлась, но, по нелепой случайности, ее как раз никто не спрашивал. В сердце жила тоска по Сергею и надежда… О Наташе Варя, разумеется, тоже помнила, надеясь на то, что та как-то даст о себе знать, если тоже окажется в этой «сказке». А пока предстояла учеба, экзамены и «приключение», которое было фактически тимбилдингом. Варя была рада тому, что и папа, и мама ее историю восприняли нормально, потому что прятать «умище»[9] ей было бы сложно.
***
Гарри искренне обрадовался Варе, рассказав, что ему подарили мантию отца. На что девочка резонно заметила, что это не подарок, а возврат того, что ему принадлежит по праву. Мальчик некоторое время подумал, затем медленно кивнул, соглашаясь. Оказалось, что на факультет вернулись все Уизли, но теперь они вели себя совсем по-другому, как будто их всех скопом запугали до непроизвольного мочеиспускания. Слухи на факультете, бережно собираемые Лавандой, которой Варя была очень благодарна, объяснили причину этого. В заражении магическим паразитом были виноваты близнецы, поэтому все Уизли теперь проверялись представителем аврората раз в неделю. Очень уж опасным для всего Хогвартса оказался обнаруженный паразит. Поэтому хулиганить рыжики просто опасались. Грустнее всего выглядел бывший староста, с которого сняли значок за то, что не уследил за братьями.
— Представляешь, — заговорщицким шепотом поделилась Лаванда, — ему сказали, что, если он за братьями не сумел уследить, то за факультетом точно не усмотрит, и отняли значок. Для него это катастрофа.
— Я себе представляю, — кивнула Варя, потому что о планах Персиваля на Министерство не знал только слепоглухонемой.
— А еще Рон Уизли попался на зельях, — продолжила делиться слухами и новостями всезнающая девочка. — Кто ему дал эти самые зелья, он не сознался, но к нему теперь относятся очень сложно, потому что амортенция в этом возрасте может и убить.
«Вот как, амортенция, значит», — подумала Варя. — «Ну, правильно, мне двенадцать, значит… Но чем же я их так заинтересовала?» Это был очень важный вопрос, которым она, подумав, поделилась с Лавандой. Девочка думала недолго, а потом, осторожно подбирая слова, объяснила:
— Если ты не грязнокровка, а «дитя магии», то брак с тобой очистит их от печати предателей, — в задумчивости сказала мисс Браун. — Но тогда ты лакомый кусок для кого угодно… Никому об этом не говори, хорошо?
— Хорошо, — улыбнулась Варя и принялась знакомить Лаванду с косметикой мира людей. Она специально купила самый большой набор, на который хватило денег, поэтому мисс Браун была на седьмом небе от счастья.
Гарри поделился тем, что нашел зеркало, показавшее ему семью. При этом мальчик покраснел и как-то смущенно взглянул на Варю, которая, конечно же, поняла этот взгляд. Ничем не выдав свой интерес, девочка начала расспрашивать про зеркало, когда Гарри вспомнил про надпись на ободе.
— То есть оно просто визуализирует твои желания и фантазии, — сделала Варя простой вывод. — Тебе нравится жить в фантазиях?
— Нет, но они такие… — мальчик вздохнул, жалобно посмотрев на девочку.
— Ты можешь сделать эти фантазии жизнью, — произнесла Варвара. — Родителей уже не вернешь, это так, но у тебя впереди вся жизнь. Тебя ждет любовь, семья, приключения…
— Ты права, — кивнул Гарри. — Телевизором сыт не будешь. Рассказывай, что у тебя нового?
Делясь произошедшим за каникулы, Варя понимала, что у мальчишки началась весна, поэтому надо быть с ним поосторожнее, чтобы не ранить ненароком. Впрочем, вскоре стало не до переживаний — начались уроки, квиддич, на котором девочка с удовольствием болела за Гарри, радовалась его успехам, поздравляла. Рон Уизли внезапно начал учиться, особенно когда ему объяснили, что тем самым пузырьком он мог просто убить. Мальчик оказался не законченной сволочью, тяжело переживая факт того, что чуть не стал убийцей. Поэтому он присоединялся к Варе и Гарри, но перестал быть настолько навязчивым. Возможно, это было временным явлением, возможно и нет.
Год катился к своему окончанию, впереди были экзамены и «приключение», к которому Варя старательно готовилась сама и готовила Гарри. Мальчик и сам что-то подозревал, потому что глупым не был. В тех условиях, в которых он рос, глупый просто не выжил бы. Гарри отлично умел притворяться простодушным, делать наивные глаза и изображать из себя того, кого от него ждали. Учитывая, что поведение мальчика резко не менялось, то Варя сделала вывод, что пока поведение Гарри всех устраивает. А потом настало время «приключения»… Оно бы прошло в точности так, как было написано в книге, вот только Рон с ними идти отказался, а поэтому пришлось идти вдвоем. Это было вторым отклонением от когда-то прочитанного, первым, насколько Варя смогла вспомнить, было отсутствие ночного похода в лес.
Зато «испытания» совпали полностью — и спящий цербер, и ключи, и тролль, и шахматы. С шахматами пришлось пойти на хитрость: Варя облила одну белую фигуру черной краской, закричав: «Предатель! Предатель среди нас!», ну а потом просто отошла с Гарри в сторону, шахматы справились друг с другом сами под хихиканье детей. После этого задача с зельями была детской для обоих. То, что зелья снотворные, Варя догадалась поздно, поэтому Гарри сражался с врагом один.
Часть 6
Очнувшись в первый раз, Сергей Александров ощутил себя в огне, как в горящей «вертушке», потом сознание его погасло от сильной боли, почему-то, в руках. Только и успел прошептать «Варя». Вот второе пробуждение принесло сюрпризы. С одной стороны, он был все тем же старшим лейтенантом спецназа, хоть и в отставке, а вот с другой — наличествовала память какого-то пацана. Пацана звали Гарри Поттер, был он сиротой, и, как будто этого мало, англичанином. Попытка осознать память пацана вызвала желание убивать. А вот потом… Сергей солдафоном не был, книжки читал, даже фантастику, поэтому с идеей «попадунов» или «попаданцев» знаком был. Только вот «попал» он, получается, не в войну, что было бы логично, а совсем даже, на первый взгляд, в сказку. На второй взгляд, сказка оказалась, скорее, фильмом ужасов в американском варианте. Судя по памяти пацана, к нему по-людски относился лишь один человек, девочка по имени Гермиона Грейнджер, отчего пацан в нее, разумеется, влюбился. Долго размышлять товарищу старшему лейтенанту не дали, довольно быстро выпихнув из местного госпиталя.