ля. Машина направилась в сторону подстанции. Значит, новых вызовов для них пока не было. В эфире зазвучали голоса «спецов», везущих кардиогенный шок, и психов, понятно кого перемещавших, а тринадцатая ехала домой.
Часть 2
Примечание к части
Причины вызовов реальные, просто давно это было.
— Тринадцатая, кого должен любить Док? — услышала Светка, войдя на кухню. Свободные бригады балагурили, снимая стресс. Доктор Витя немедленно приобнял девушку, которую все еще потряхивало.
— Ребята, чайку ребенку налейте, — попросил Альперович. Ему нравилось называть Малыша ребенком, несмотря на то что разница в возрасте была лет десять всего. Маленькой и легкой была Малыш, едва ли тяжелее ящика с лекарствами.
— Что у вас случилось? — сразу же посерьезнели ребята, замечая и бледность, и сжатые губы фельдшера, чего от детской бригады они давно не видели.
— Девица четырнадцатилетняя с выкидышем и двухдневным кровотечением, — пояснил доктор Витя. — Малыш ее держала до тройки.
— Ого… — Леночка из двадцать девятой округлила глаза. — Ничего ж себе…
— Да, — ответил ей кто-то из семнадцатой, кажется, бригады, — это тебе не каловый завал.
Светочка помнила далеко не всех коллег, тем более сейчас, когда ей все еще было нехорошо. К тому же ее доктор Витя был рядом, что частично отключало мозги двадцатишестилетней девушки. Влюбилась она как-то вдруг, но все четыре года их совместной работы на бригаде холила и лелеяла это чувство внутри себя, почти не давая ему прорваться наружу. Альперович об этом, разумеется, знал, но считал себя уже старым, поэтому рукам волю не давал.
— Вот сейчас нас ка-а-ак дернут… — задумчиво произнесла Танечка, не ошибавшаяся никогда. Леночка это знала, потому сразу же отставила чашку.
— Двадцать девятая, — устало прохрипел хорошо прибитый в незапамятные годы матюгальник. — На выезд. Тринадцатая, срочно!
— Вот ведь! — нехорошо высказался доктор Витя. — Чай не дадут ребенку попить. Что у тебя? — спросил он принявшую карточку юную Леночку.
— Пукать едем, — вздохнула девушка, — две недели, болит животик.
— Что, так и написали? — удивился Альперович, принимая карточку с красной полосой срочности.
— Сам смотри, — Леночка тяжело вздохнула, ей хотелось драйва, а посылали на «пропуки», отчего она грустила. — А у тебя что?
— Неделя, дырка в голове, — прочел доктор Витя. — «Нули» совсем озверели… Поехали, Малыш, посмотрим, что там за дырка…
Белый «раф» педиатрической бригады, поскрипывая на поворотах своими сочленениями, споро выезжал со двора подстанции, распугивая пешеходов и зазевавшихся водителей истошным воем сирены. Усевшись в салоне, Альперович неожиданно усадил Свету себе на колени, прижав и успокаивая ласковыми словами. Что на него нашло, он и сам не понимал, просто, видимо, настроение такое было. Девушка ничуть не возражала, прикрыв глаза.
Бороться с собой Света не хотела, ей нравилось это чувство, пусть даже, как она думала, безответное. Просто нравилось — от него становилось теплее. Девушка осталась сиротой года четыре назад и, если бы не Альперович, скорее всего, закончилась бы. Очень уж был сильным удар… В одночасье погибшие в автомобильной аварии все родственники… В аварии, на которую в числе многих выехали и они. Поэтому и не боролась с собой девочка.
— Голуби, приехали, — сообщил им Коновалов, когда машина остановилась.
— Пойдем, Малыш, — шепнул доктор Витя, шагнув в темноту. Вечерело, февральский морозец прихватывал за щеки, пригревшейся на руках своего доктора Светке вылезать из теплого нутра машины совсем не хотелось.
Примерзшая дверь подъезда с трудом и стоном отворилась, пропуская уставших докторов. Лифт, слава Богу, был. Обычный, вонючий лифт многоэтажки, легко вознесший медиков на восьмой этаж, где совсем юная женщина горько рыдала, заламывая руки. Светлана не чувствовала беды, несмотря на состояние матери ребенка.
— Ну, показывайте вашу дырку, — вздохнул доктор Витя, наблюдавший веселого малыша.
— Вот доктор! Вот! — показала женщина, заставляя Свету напрягать все силы, чтобы не рассмеяться. — Ды-ы-ырка!
— Мадам, вам в роддоме про родничок ничего не говорили? — поинтересовался Альперович, понимая, что было названо «дыркой». — До года родничок будет постепенно зарастать. Не дергайте скорую по поводу нормальной анатомии, пожалуйста.
— Родничок? Я думала, они шутят, — пролепетала молодая мама, — они не шутили, да?
— Да, девушка, — хмыкнул доктор Витя, отбирая у фельдшера ящик с лекарствами. — Пойдем, Малыш.
***
— Тринадцатая, — Вика, в отличие от Ритки, была свежа и полна сил. — У вас срочный на «Кудыкину гору».
— Тьфу ты, напасть, — сплюнул доктор Витя. — Нам поесть сегодня дадут?
— У скорой трехразовое питание: понедельник, среда, пятница, — хмыкнула Светочка, экстренно впихивая в себя бутерброд. — А сегодня вторник, так что пролетели мы. А вот то, что ящик почти пустой — это непорядок…
— Вика, нам бы к Аленушке, — намекнул Альперович, но диспетчер была неумолима, — срочный, и все тут.
Машина заорала ревуном, зажигая проблесковые маячки. Коновалов откуда-то приволок вторую батарею оных, с матом и какой-то матерью закрепив на крыше, теперь от белого рафика шарахались с удвоенной силой — незнакомые очертания были у машины, хотя раскраска всем до боли, так сказать. Вызов действительно был срочным — падение ребенка трех лет с четвертого этажа. Светке было грустно — она отлично представляла себе, что едут они на труп, а труп ребенка радовать не может.
— Может останешься, я поднимусь? — грустно спросил Альперович, тоже отлично все понимавший.
— И тебя одного оставить? — тихо спросила Малыш, прижимаясь щекой к его руке. — Никогда.
— Погибель ты моя, — прошептал доктор Витя. И от этих его почти неслышных слов стало так тепло, так светло на душе Светланы, что она просто зажмурилась.
— Приехали, ребята, — вздохнул Коновалов, с жалостью глядя на медиков. Он тоже отлично представлял, что их там ждало.
Пятиэтажная хрущевка встретила Свету и Виктора зассанным подъездом, размалеванными стенами, отсутствием освещения, отчего Виснеева чуть не чебурахнулась вместе с ящиком.
— Осторожнее, малыш, — произнес Альперович, подхватив Светку. — Вот и нужная квартира… — остановился он у двери, пропахшей кошачьей мочой, отчего дышалось не очень хорошо. На звонок откликнулась дородная женщина неопределимого возраста.
— Наконец-то! — закричала она. — Вас не дождаться! Пойдемте скорее к сыночку! — неадекватной она, на первый взгляд, не выглядела. Заведя медиков в комнату, женщина ткнула на шевелящийся кулек, который был сильно меньше по размерам заявленного возраста ребенка.
— Это что? — тактично поинтересовался доктор Витя, понимая, что вызов, скорее всего, ложный.
— Сыночек мой! Васенька! Покажись доктору! — запричитала женщина, откинув одеяло. «Васенька» зашипел.
— Вы вызвали скорую к… коту? — удивилась Светочка.
— Вы обязаны лечить! Лечите! — потребовала женщина, хватая тяжелую сковородку. — Лечите Ва-а-асеньку! — тут оказалось, что Слон пошел за ними, поэтому он легко скрутил даму, протянувшую руку к девушке-фельдшеру.
— Вколи ей чего-нибудь интересное, — посоветовал водитель. — Отвезем в Тавриду, пусть сами разбираются.
Сдав пациентку психиатрам, машина отъезжала от больницы в сторону подстанции, когда рация прочихалась, поинтересовавшись у бригады, как там ребеночек.
— Вика, скажи «нулям»: «Еще раз нас на кота пошлют, я лично у них роды приму шанцевым инструментом», — тактично сообщил доктор Витя, вызвав тем самым немалое оживление в эфире.
***
— Тринадцатая, спецы, срочно! — голос Вики был напряжен. Оно и понятно, вызов в школу: второй класс. — Сердечный приступ!
Слон выжимал из машины все возможное и невозможное, потому что «сердечный приступ» в восемь лет может означать что угодно — от Такоцубо[5] из-за оценки до желудочно-кишечного кровотечения. Света вся напряглась, чувствуя беду, был напряжен и доктор Витя — очень серьезный вызов, просто слишком. Осадив машину прямо у школьного крыльца, Коновалов пошел с докторами. Светку, несмотря на то что она еще диплом не получила, все звали «доктором». Доктор Малыш. Такая вот достопримечательность подстанции.
На полу школьного класса лежала девчушка, бледная, как стены, неподалеку от нее аккуратно изображала обморок и учительница. Остальные дети выглядели очень испуганными, сгрудившись в противоположном от учительницы углу класса. Витя сразу увидел, что женщина симулирует, а сам уже выслушивал сердце готовой фибрилльнуть девочки. Света с трудом вытащила кардиограф, древний и тяжелый — вполовину веса девушки, сейчас об этом даже и не подумавшей. Задралось вверх школьное платье, открывая странный след на ногах, замелькали четыре руки, ставя электроды, пискнул аппарат, рисуя «пируэт»,[6] от которого вдруг стало холодно — возможности педиатрической бригады были ограничены. Но сульфат магния и еще кое-что у них были, честно выцыганенные в «аптеке»[7] у седовласой Аленушки, как называли Елену Константиновну, заведующую царством медикаментов. В свои восемьдесят два она была дамой живой, активной и могла обложить незнакомыми словами любую «ромашку» из новеньких.
— Интересно, с чего пируэт? — поинтересовался работающий доктор. — Что такое случилось?
— Иди-ка сюда, — Света подозвала другую второклассницу, что явно что-то хотела сказать, но со страхом косилась в сторону изображавшей обморок учительницы. — Скажи мне, что случилось? — тихо спросила девушка, закрывая девочку от взгляда женщины собой.
— Марьстепанна Машеньку линейкой побила, — сообщил чудный ребенок, тихо всхлипнув. — За грязь в тетрадке… При всех… — девушка аж вздрогнула, вглядываясь в полные страха глаза ребенка.
— Слон, — позвала она водителя, сразу же подошедшего к ней. — Ментов на нас вызови, избиение ребенка в школе.
— Ничего ж себе… — прошептал Коновалов, бросив многообещающий взгляд на лежащую женщину.