То, что Лакрит называл большим залом, оказалось до боли знакомой камерой канализации, куда сходились сразу несколько коридоров. Вот только конкретно эта часть подземных коммуникаций была заброшена. По руслу посередине коридоров ничего не текло, всё давно было высушено, а провал в центре камеры заложен камнем вровень с полом. Значит, всё-таки не прямо под городом, понял я. Видимо, когда-то Охикбёрн был больше, может, ещё в имперскую эпоху. А затем, по какой-то причине, городская застройка уменьшилась. Вполне вероятно, в период первых нескольких сотен лет после катаклизма, когда все воевали со всеми. На поверхности уже, скорее всего, и следа от тех зданий не осталось. А подземные коммуникации, вот они, целёхоньки.
И ещё, конечно, я испытал очередное лёгкое дежавю, потому что в точно таком же зале под Анкарном мы с Калистратисом уничтожили целую группу эльфийских ублю… то есть алали, которые припёрлись по душу магистра. Я вспомнил, как задорно поливал всё там огнём, и ностальгически посмотрел на штаны. Одно плохо — дырку мне там залатали, и теперь колдануть что-нибудь неожиданное своим Валерием я не мог. С другой стороны, конечно, такие дырки, как мне успел объяснить Калистратис, ни к чему хорошему меня бы не привели. Но конкретно сейчас я был готов согласиться на что угодно, лишь бы не повторять подвиг Джордано Бруно.
Разница, впрочем, по сравнению с анкарнским подземельем, была. Во-первых, здесь было невероятно светло. По кругу, распространяя яркий свет, стояло как бы не с десяток мощных софитов, полностью убирая какой-либо намёк на тень из центра зала. Там же стояли три записывающих аппарата, снимавших центр с разных ракурсов. Ну, а венцом композиции был массивный столб, уже заботливо обложенный вязанками сухих дров.
Вокруг всего этого хозяйства суетилось не меньше десятка людей, среди которых я заметил зашуганно поглядывающего на остальных слабенького мага, который, понятное дело, исполнял здесь обязанности кинооператора. М-да, не место казни, а какая-то, мать его, съёмочная площадка.
С другой стороны, этот же сказал, что будет снимать со мной в главной роли драматическую короткометражку, в которой мне предстоит весьма яркая и горячая, жаль одноразовая, роль.
Стоило нам появиться в зале, как борец за простой народ тут же принялся бегать от аппарата к аппарату и придирчиво оценивать получающиеся виды. Оказавшись не совсем доволен результатом, он тут же начал тыкать пальцем:
— Так, это передвиньте вот сюда, а это немножко туда. И вот эту камеру повернуть чуть вбок и штатив пониже, чтобы снимало как бы снизу вверх. Так языки пламени будут смотреться больше.
Он перевёл взгляд на жмущегося к стеночке мага, поманил того пальцем и ласково произнёс:
— Я для кого тут распинаюсь. Иди и слушай, что я говорю. Всё должно сработать идеально. Второго магистра для сожжения у нас нет. Поэтому, не дай боги, где-то какой-то аппарат не сработает как надо.
Маг сглотнул, роняя на пол бисеринки пота, мелко закивал, блея что-то неразборчивое, навроде: 'я всё понял и будет сделано."
Зашугал его этот Лакрит, зашугал. А мне вдруг от всей этой суеты, так напомнившей какой-то жутко вульгарный российский сериал, стало как-то одновременно смешно и чуточку жутко. Потому что мой похититель, как заправский режиссёр, придумал не просто снять казнь, а целое, мать его, шоу, в котором, помимо меня, должна была быть задействована и Селестина, и он сам, и даже несколько его подручных.
Закончив с приготовлениями, в ходе которых часть приборов была расставлена по-другому, он довольно потёр ладони и произнёс, глядя уже на нас:
— Ну-с, а теперь просим участвующих занять свои места.
После этого меня поволокли к столбу, а жену к стулу чуть поодаль, но тоже в освещённом круге, чтобы попадала на камеры. Честно говоря, я надеялся, что Селестину они оставят где-нибудь у стены и благополучно про неё забудут, пока отвлекутся на меня, дав ей возможность аккуратно освободиться и сотворить какую-нибудь пакость втихую. Но чёртов урод в маске посадил её на видном месте и ещё поставил к ней за спину парочку своих людей, предупредив:
— Так, смотрите за ней в оба. Это баба опасная, про неё много чего тут рассказывают, поэтому, если дёрнется, сразу вырубайте.
«Сука!» — зло подумал я, понимая, что Селестина просто не сможет незаметно колдовать.
А значит рассчитывать можно только на себя.
В этот момент меня подтащили к месту казни. Я было напрягся, ожидая, что они расцепят наручники, чтобы завести мне руки за столб. Не снять, конечно, не такие уж они и дураки, но расцепить соединяющую браслеты цепь, дав мне чуть больше свободы. Думал попробовать хоть без магии, но в рукопашную раскидать охрану, всё же Воин силой меня не обидел. Но, как оказалось, они готовы были и к этому, потому что столб оказался заделан не намертво, и, вытащив из стакана внизу, они протащили его через мои руки и воткнули обратно. Затем деловито перецепили ножные кандалы, и всё, что я теперь мог с заведёнными назад руками, это слегка на этом самом столбе дёргаться.
— Слушай, — обратился я к Лакриту, — раз уж всё равно мне не сбежать, так хоть расскажи, как ты вообще узнал-то обо мне? Вот не верю я, что ты случайно где-то услышал про сожжение того района. Ты же не местный. Вообще, не из западной части Яола.
Тот подошёл ко мне, затем буркнул:
— Тут ты прав, про тебя знать не знал. Но подсказали хорошие люди, что и здесь на северо-западе тоже водятся первостатейные магические уроды.
— И кто подсказал, если не секрет?
— Да какая разница, — буркнул Лакрит, — Главное, информация пришла, а когда я сам появился в Прилесье и поспрашивал людей, она подтвердилась. Всё, большего и не нужно.
— Понятно, — вздохнул я. — Значит итонийские маги постарались или опять орнийский совет магов.
— Хе-хе, — мой похититель хихикнул, — что, неприятно, когда сдают свои же?
— Они мне не свои, — нахмурился я. — Я наоборот. Боролся с привилегиями магистров.
— Ну, что поделать, — развёл руками мужчина. — Честно скажу, мне эта ваша магическая возня побоку. Кто там что не поделил. Что эти магистры, что обычные маги. Все одним миром мазаны. Вот не станет вас совсем, вот тогда народ нормально и заживёт.
Я покачал головой, но продолжать разговор мой похититель не захотел.
— Ну всё, — резко произнёс он, придирчиво оглядев зал. — Вроде всё готово.
Он перевёл взгляд на мага, уточнил:
— Как камеры?
— Нормально, всё нормально, — чуть заикаясь, произнёс тот в ответ.
— Отлично, запускай запись! — отойдя чуть назад, чтобы не загораживать обзор, Лакрит нашёл взглядом одного из своих подручных, скомандовал, — Махмуд, поджигай!
Тот тут же поднёс факел к медленно тлеющей жаровне в углу. Промасленная и пропитанная ещё бог весть чем обмотка факела мгновенно вспыхнула. А я тут же ощутил, как внутри всё сжалось, и ноги предательски ослабели.
«Всё, — мелькнула мысль, — это конец.»
Но тут сбоку послышался какой-то звон, затем глухой удар и жалобный вскрик. Я немедленно дёрнулся туда и увидел, как моя жена безвольно обмякает на стуле. Забыв о себе, яростно вскрикнул:
— Селестина! Что вы с ней сделали, уроды!
Лакрит повелительно дёрнул рукой, останавливая факелоносца на полпути, и спросил у стоявшего за стулом с дубинкой в руках мордоворота:
— Это что сейчас было?
— Шеф, — прогудел тот, — ты сказал, если дёрнется, её сразу вырубать. Она дёрнулась, пыталась что-то руками сделать.
— Понятно, — вздохнул тот, поджал недовольно губы, затем махнул рукой магу, останавливая съёмку. — Гаси пока.
Подошёл к графине, осматривая её, затем смачно харкнул на пол, растирая по камню сапогом, и с укором посмотрел на меня.
— Слушай, магистр, ты что себе такую жену выбрал? Нормальную не мог? Нормальная жена должна была всплакнуть, видя, как её мужа сжигают, умолять нас этого не делать, побиться в истерике, наконец. А твоя? Видел я её глаза. Ни слезинки в них не было, только обещание всех нас тут жестоко убить. Дёрнулась. Ладно. Запишем её потом, как очнётся. В конце концов, увидев сгоревшие останки своего мужа, ну должна же она из себя будет выдавить хотя бы пару слезинок. Вот их тогда заснимем.
Тут он ещё раз посмотрел на находящуюся без чувств женщину и добавил:
— А может оно и к лучшему, не нравилась она мне. Подозрительная какая-то была. Вот как есть, чуйка у меня на неприятности. Пускай уж действительно так побудет. Ладно.
Он замахал руками:
— Все по местам. Не расслабляемся. — снова махнул магу за камерой. — Врубай! Затем тому, что с факелом:
— Махмуд! Жги!
Я снова почувствовал, как всё внутри меня сжимается, и громко, дав петуха, воскликнул:
— Сука!
И главное, сделать ничего было нельзя. Я никак не мог продавить чёртовы наручники, и приближающийся факел совершенно не добавлял мне спокойствия и сосредоточенности в этом процессе. А когда он коснулся дров, и те занялись, начав сухо трещать, я и вовсе, отбросив всякое приличие, начал посыпать их отборной площадной бранью, костеря на чём свет стоит. Правда, тут же закашлялся, потому что клубы дыма, резко попёршие вверх, махом забили мне горло и заставили слезиться глаза.
— Стоп, стоп, стоп! — тут же заорал Лакрит. А ну быстро тушите их!
Тут же народ забегал, послышался плеск воды, а затем дрова обиженно зашипели, щедро политые из нескольких вёдер разом. Дым потихоньку развеялся, и я, прокашлявшись, с облегчением выдохнул. Казалось, что вот он уже конец, но судьба подарила мне ещё немножко времени. Поэтому, переведя дух, и косясь на моих пленителей, снова принялся мучить наручники.
А недорежиссёр этого балагана, яростно топая ногами, подбежал ко мне и, не сдерживаясь, завопил: — Это что такое? Это что вообще такое? Откуда дым?
Он разворошил дрова, раскидывая их по полу, после чего с треском шваркнул поленом в руках об пол.
— Ну точно, сырые. Какого хрена они сырые⁈ — Он посмотрел на другого подручного. — Я же сказал, сухие дрова покупать надо, сухие!