— Ты очень скучаешь по этой стране. Но вернуться не можешь. Ибо должен выполнить свое предназначение.
— А какое у меня предназначение?
Она забормотала что-то невнятное, на неизвестном мне наречии, отдельные слова впивались в мозг, как иглы, но всё вместе свести воедино и понять я не мог, от чего стала жутко раскалываться голова. Трепетавший словно яркий мотылек огонек свечи вдруг вырос, выпустив вверх алые щупальца. Отбросил на стены уродливые тени, они шевелились, складывались в картины, то диковинных животных, то людей. И вот уже толпа бежала куда-то.
И всё вмиг оборвалось, исчезло. Голубоватый свет залил комнату, охладил пылающий мозг, смягчил боль в голове.
— Иди. Твой amigo ждет тебя, — выдохнула гадалка. — Вместе вы должны пройти этот путь.
Я вышел из душной давящей на меня обстановкой комнаты в сиреневые сумерки. То там, то здесь мелькали огни. Платья, невероятно ярких, режущих глаз, цветов, с вышивкой и кружевами. Мелькали лица, расписанные под черепа, имитация глазниц и торчащих зубов. Разодетые в желтые национальные костюмы, в сомбреро, наяривали зажигательную мелодию мариачи — уличные музыканты. Звучащий в унисон виртуозный гитарный перебор, резкие трели тромбонов, глухой бой барабанов и ритмичный треск маракасов. Ритуальные шествия в День мертвых, устроенных живыми.
На углу как инь и янь, слилась в единую композицию сладкая парочка, белое и черное. Девушка, не красотка, но миленькая. Тёмные волосы, разделенные на прямой пробор, ниспадали тяжелым каскадом на обнаженные плечи, тонкие ключицы. Нежную и гладкую с оливковым оттенком кожу подчеркивал вышитый яркими цветами волан с кружевом. Такая же вышивка по подолу широкой с оборками юбки. Над ней навис высокий худощавый мужчина в национальной одежде — на чёрной короткой куртке и такого же цвета облегающих брюках мерцал серебром орнамент из роз. Антонелли. Мексиканцы по большей части полноватые, приземистые, с покатыми плечами. Итальянец же напоминал гепарда, вставшего на задние лапы. Поджарый, крепкий и сильный, сжатый, как пружина.
— Пошли, Франко, — бросил я.
Он повернул ко мне недовольное лицо, но голос прозвучал без досады:
— Всё выяснил?
— Почти.
Франко повернулся, что-то шепнул девушке на ушко. Она зарделась, захихикала, потупив густо подведённые глаза. То же мне ловелас, ни одной юбки не пропустит, кольнула непрошеная ревность.
Вместе с Франко мы направились к месту, где оставили машину. Мексика — страна контрастов. Разодетые в роскошные карнавальные одежды люди, и убогие словно сложенные из картона лачуги по бокам усыпанной щебнем и красноватой пылью улочки. Тошнотворный запах.
— Эй, а ты чего там делаешь? — сердитый окрик Антонелли заставил вздрогнуть.
Рядом с дверцей кто-то шевелился. Вор? Собака? Существо бодро подскочило. Человек, но странный какой-то, перекошенный. Плечи одно выше другого. Руки болтались, как у сломанной куклы. Один рукав оторван, второй задернулся. Лицо белое, заляпано чем-то чёрным. Или так казалось в тусклом свете фонаря? Двинулся на нас, словно танцуя, неуклюже подпрыгивая под ритмичную музыку, которую слышал только он. Не казался пьяным, скорее безумным.
— Прямо как зомби, — вырвалось у меня.
— Зомби? — Антонелли выхватил из-под куртки люгер.
Я напрягся, ожидая выстрела. Но парень не проявлял никакой агрессии. Лишь приближался, дрыгаясь так, словно в нём совсем не было костей.
Прыжок. И сердце замерло, ослабели ноги, подкосившись в коленях. Но Франко не растерялся. Резко развернувшись, выбросил ногу и точным ударом приложил ублюдка в лоб, швырнув на оштукатуренную в грязно-белый цвет стену, оставив там неглубокую вмятину. И когда парень сполз вниз, Франко оказался рядом, целясь из люгера.
— Эй, тебе чего надо? — ногой придавив парня к земле, бросил Антонелли.
Но тот вдруг зарычал, ловко вывернулся из-под блестящего ботинка с острым металлическим носом, попытался вцепиться в лодыжку.
— Ах ты, pezzo di merda! — крик Антонелли слился с сухим и резким звуком выстрела.
Пули вонзились в грудь мужчины, но, кажется, он даже не заметил этого. Перекатился и вскочил на ноги. Затрясся в странном танце, болтая руками, двинулся на нас.
— Целься в голову! — крикнул я. — В голову!
Щелчок взведенного курка. Точный выстрел в лоб отбросил голову зомби назад. Резко и кисло запахло порохом. Расплылся синеватой кисеей дым. Тварь замерла, как механическая кукла, у которой кончился завод. Зашаталась, болтая кистями рук, передернулась. И ничком рухнула вниз.
Громкие пронзительные вопли. Музыка оборвалась внезапно, словно кто-то нажал кнопку проигрывателя. Только нарастающий топот бегущих ног.
— В машину! — крикнул Франко.
И в то же мгновение я ощутил себя на мягком сидении. Машина просела рядом — Франко прыгнул за руль. Взревел мотор, мы рванули с места, но пролетев едва ли полсотни метров, воткнулась в толпу. Они окружили нас. Уже не люди, а нечто чудовищное, жуткое в едином безумии. Перекошенные лица, размазанная краска. Они бесновались, прыгали на капот. Забирались на крышу, и свесившись, колотили по лобовому стеклу. Треск. Грохот. Мы качались, будто при штормовой качке. Что-то свалилось на крышу. Я ухнул куда-то вниз.
И проснулся. Весь в мокром липком поту, трясясь, будто от озноба.
Тяжело дыша, огляделся. Вливался в уши мерный рёв двигателей. От сильной вибрации постукивали зубы. Но всё выглядело мирно и спокойно. Мой сосед, приоткрыв рот, посапывал рядом. Сзади через ряд те самые мать с дочкой, что приехали на "форде седане", спали, заботливо укрытые пледом со значком TWA.
Что-то с глухим стуком упало, больно ударив по ногам. Я выругался себе под нос, наклонился — мать твою, открытый на иллюстрации к Дню мертвых справочник по Мексике. И вновь картинка из моего кошмара — раскрашенные под мертвецов лица, круглые провалы глаз. Два скелета — всадник на останках коня. И девушка в белом платье с вышивкой из цветов — фиолетовых, красных, синих и жёлтых. Рядом с высоким мексиканцем в чёрном костюме и гитарой в руках.
Я бездумно бросил взгляд в иллюминатор — холодно и призрачно светила луна. Сквозь ажурное кружево облаков чернел блестящим шёлком Мексиканский залив. Сливался на горизонте с бездонной небесной тьмой.
Пассажиры начали просыпаться. И стюардесса принесла нам легкий ужин в фарфоровых мисочках — салат, жареный цыпленок, кофе и десерт.
Мой сосед тоже проснулся и жадно лакомился чизкейком, а мне кусок в горло не лез. Длительный перелёт, вибрация и бьющий по мозгам шум винтов измучили меня. И кошмар, привидевшийся мне, ещё не выветрился из памяти.
— А скажите, Стэнли. А каково это, когда тебя прошибает током? На электрическом стуле?
Я вздрогнул от простого вопроса, сказанного без злорадства, нейтральным тоном, но вызвавший во мне вихрь мучительных воспоминаний.
— Ужасно, — совершенно искренне ответил я. — Думаю, вы читали в моих статьях.
— Читал, конечно. Но вы там, наверняка, все преувеличили. Не мог человек после такого выжить. Мозги бы у него сварились.
Возможно, — хотелось сказать мне. На самом деле, я старался не думать об этом. Это пугало меня. Помню, когда читал материалы об эксперименте в Монтауке. Ну, в том самом, где военные пытались с помощью электромагнитного щита сделать невидимым авианосец "Элдридж". В проекте участвовал экстрасенс. Этого несчастного настолько часто прошибали током высокого напряжения, что его мозг умер, но каким-то образом этот человек не только остался жив, но и по-прежнему мыслил. Впрочем, описание этого проекта — громкая мистификация.
— Электрический стул оказался не исправным. Электроток ударил не в голову, а распространился по всему телу. У меня вся кожа была в страшных ожогах. Обожжены легкие.
— А вон оно что. Теперь понятно, — Бишоп положил в рот кусочек чизкейка, сделал пару глотков из чашечки, не сводя изучающего взгляда, и что-то злорадное промелькнуло в нём. — Почему же вы не выступаете за отмену смертной казни? Испытав такое на себе?
— С этим не так просто, мистер Бишоп. Я выступаю за более тщательное расследование, отсрочку казни, но не отмену.
— Ну, в этом мы с вами на одной волне. Не хочу, чтобы на мои налоги существовали разные мерзавцы, убийцы, негодяи всех сортов.
— Да, вы правы.
Я не знал, как прекратить этот раздражающий, выводивший из состояния равновесия, разговор, но тут вздрогнул от вскрика: "Мама, мама! Смотри! Огоньки, огоньки повсюду!"
Я решил, что круглолицая румяная после сна девчушка увидела огни святого Эльма на крыле. Но бросив взгляд в иллюминатор, понял, что мы уже летим над Мехико сити. Там, внизу, будто звездочёт расправил свой плащ, усыпанный мерцающими золотистыми блестками. Огоньки, то сливались в сверкающие пятна, то исчезали, оставляя чернеющие прорехи.
Усилился гул двигателей, мы начали снижаться. Я мог различить сияющие силуэты высоких башен, широкий проспект, разрезавший город напополам, где двигался, словно рой светлячков, поток машин. И призрачное оранжевое зарево поднималось над горизонтом.
Вот уже показался аэродром, посадочные огни, здание аэровокзала, будто вырезанное из золотой бумаги и наклеенное на чёрный бархатный задник. Нас тряхануло, когда шасси коснулись бетона, заскрипели покрышки, лайнер понесся вперед. И стал замедляться.
Приятный голос стюардессы на двух языках — английском и испанском объявил нам, что мы прибыли в Мексико сити. Пожелала удачи от имени компании Trans World Airlines.
По лётному полю я прошел в здание аэровокзала, удивившись стоявшей здесь, даже после захода солнца жаре, что отдавал нагретый за день бетон. И только очутившись в зале ожидания, вдруг понял, как мне неуютно одному, среди всей этой публике, сновавшей с чемоданами, или сидевшей в ожидании своего рейса.
Я плохо представлял, как мне доехать до города, где должна была жить синьора Адаманте. И только сейчас я осознал, какой я идиот. Почему я вообще решил, что она там живет? Потому что мне сказал об этом Кастильский? Но ведь колдун тоже мог ошибиться. И вот я притащился в другую страну, которую совершенно не знал. И беспомощен здесь, как котенок, потерявший мать. Всё, что у меня есть — бумажный атлас, а единственный человек, который мог бы прийти на помощь — Франко Антонелли, с которым я даже не знаю, как встретиться. От досады хотелось бросить к чертовой матери чемодан и портфель с гроссбухом Стэнли и вернуться назад, в Нью-Йорк.