Позади послышались выстрелы, тяжелые пули просвистели над головами всадников. Лошадь под купцом вдруг подкосила ноги, упала, так, что Амос вылетел из седла.
Позади весело заорали.
– Вот ведь сволочи! – придержав лошадь, Бутурлин вскочил из седла. – Ты как, Амос?
– Да вроде жив.
– Пешком не уйдем. Давай на лошадь. За мной, сзади.
Так вот беглецы и поскакали, вдвоем, на одной лошади. А позади уже вовсю разворачивалась погоня! Гремели выстрелы, свистели пули. Солдаты стреляли, скорей, для острастки – в такой ситуации попади, попробуй! Ну, лошадь, однако, убили. Случайно.
Погоня быстро приближалась – пятеро всадников, и первым скакал тот самый хмырь в жемчужном камзоле.
– Юрий Стриж, – оглянувшись, бросил Сергеев. – Мало ты ему двинул.
– Ничего, огребет еще! – Никита Петрович покусал усы, соображая, что ж делать дальше?
Вдвоем на одной лошади – не уйти. Значит, надобно что-то придумать. Что-то такое хитрое…
Впереди уже синел лес, рвались к небу могучие дубы и высоченные липы, сверкал влажными листьями густой подлесок… И вот оттуда, из чащи, вдруг ударил выстрел!
Однако… Кто бы это мог быть?
Впрочем, рассуждать пока было некогда. Действовать! И – как можно быстрей.
– Амос, идти сможешь?
– Да.
– Тогда спешиваемся… живо… ага…
Дальше лошадка поскакала одна, подстегиваемая криками и выстрелами. Беглецы же оказались в малиннике, да там и затаились на время. Густые колючие заросли надежно скрывали обоих, ежели нет собак – ни за что не найти. А собак-то у погони не имелось – не лаяли, нет. Хотя… неизвестно, как у тех, кто в лесу… и кто это вообще такие?
Из лесу снова послышались выстрелы. А затем появились и люди. Вынеслись на быстрых конях, казалось, из самой чащи. Лиц их Бутурлин не рассмотрел – далековато было… да и как-то стало вдруг радостно – лесные людишки явно решили напасть на подворье, вернее, на тех, кто только что оттуда прискакал. Рейтар – вместе с Юрием – было пятеро, этих же, лесных, по крайней мере, раза в три больше – целая шайка!
Завидев такое дело, солдаты во главе со Стрижом вмиг повернули лошадей и со всей возможною быстротой понеслись прочь, преследуемые отрядом лесных татей. Конечно, разбойники, кто еще это мог быть? На авангард русского войска они как-то не походили – ни на стрельцов, ни на служилых, ни на полки нового строя – тем более. Одеты – кто в чем. Кто-то в куцем немецком кафтане, кто – в жилетке с сорочкою, наподобие шведских мушкетеров, кто в чем. Палаши у них были, шпаги или сабельки – не рассмотреть. Но оружие огневого боя точно имелось – слышно.
– Сейчас они недругам нашим покажут! – выбираясь из зарослей, мстительно промолвил Амос. – Ужо!
– Ты сейчас к реке? – поднявшись на ноги, Никита Петрович погладил рукоять сабли и пристально осмотрелся вокруг.
– К реке, да… А тебе, я так полагаю, обратно в город нужно?
Бутурлин молча кивнул.
– Тогда лучше с беженцами, – со знанием дела предложил купец. – Их сейчас много. Из Динабурга, из Кокенгаузена… Пока в Ригу пускают всех. Многие, правда, следуют еще дальше – на корабль и в Швецию.
– Плохо, – к чему-то прислушиваясь, Никита Петрович покачал головой. – Наши союзники датские немцы что-то не торопятся посылать свой флот.
– Да на них разве надежда? – отмахнулся торговец. – Бусурмане, они бусурмане и есть. Ладно, мил человеце… Не спрашиваю, как тебя звать – понимаю, тайна сие. Но молиться буду.
– И я за тебя… Удачно добраться!
– И тебе Господь в помощь.
Беглецы обнялись, простились. Амос Сергеев пошел лесом – к реке, Бутурлин же остался возле дороги – дожидаться беженцев. Где-то совсем рядом все громче и громче звонили колокола. Видать, не показалось… Господи! Да это ж набат! Случилось что… Ага! Пожар, однако.
Горело подворье. Судя по распространению огня, его подожгли аж с четырех концов. Сожрав полдвора, хозяйственные постройки и телеги, оранжевые языки пламени хищно лизали крышу. Во дворе рядами лежали трупы, в большинстве своем – местные рейтары, правда, Стриса-Стрижа Бутурлин среди убитых не увидел. Наверное, все же сбежал, сволочина.
Что же касаемо русских приказчиков и купцов, то их на подворье уже оставалось мало – с началом войны съехали со всей возможной поспешностью, даже вот в двухместной каморке проживал один Сергеев. А в шестиместной, интересно, сколько? Как бы то ни было, именно там приняли первый натиск Стрижа и его алчных людишек. Нет, ну, посмотреть только! Хозяин подворья – ну, пусть арендатор – на голубом глазу грабит собственных же постояльцев, не пускает их в город, чинит всяческие неправды… Ох, и долготерпеливый же русский народец – какие-нибудь англичанишки давно бы этого гада Стрижа на собственных воротах вздернули, а московиты, вишь, терпят. Какого рожна, спрашивается? Все для барышей?
У трупов боязливо толпились зеваки, прибывшие из ближайших деревень. Тушить подворье, похоже, никто не собирался, даже прибывший вскоре шведский разъезд во главе с флегматичным красноносым капитаном, похоже, что немножко пьяным.
– А, пускай горит, – глядя на поднявшийся к небу огонь, махнул рукой капитан. – Все одно приказано пожечь все пригороды.
Ну, собственно, именно об этом говорил и Сергеев.
Горящее подворье шведов не заинтересовало, а вот трупы – да. Сам капитан даже спешился и велел перетащить убитых за ворота для последующего опознания. Опознали, к слову сказать, быстро.
– Это – Карл Ладвик, он у проезжих ворот живет, ну, там, в жилом доме…
– А вот это – Людвиг с Королевской улицы, рейтар.
– Ой! Я и того парня знаю…
Солдаты показывали пальцами и орали наперебой.
Цыкнув на них, капитан склонился над телами:
– Вот у этих двоих что за раны? Больно уж страшные… Вон, голова-то на честном слове держится… и кисть руки… Польская сабля? Палаш?
– Думаю, все-таки сабля, господин подполковник, – задумчиво обернулся кто-то из солдат. – Только не польская, а – абордажная. Я когда-то с голландцами по морям хаживал – такие раны видал.
Абордажная сабля! Никита Петрович покусал усы, но ближе к трупам не подошел, опасаясь излишнего внимания. Просто стоял невдалеке вместе с зеваками, выбирая удобный момент, чтобы уйти, да не просто так уйти, в одиночку, а прибиться бы к какой-нибудь компании… вот хоть к тем горожанам. Судя по стоявшим в отдалении телегам – точно беженцы. Однако швед-то – не капитан, а целый подполковник!
На телеги и народ – хмурых мужчин, детей, женщин – подполковник наконец обратил внимание:
– Это еще кто такие?
– Беженцы, господин подполковник. Говорят, русские уже захватили Динабург!
– Ничего, – положив руку на эфес шпаги, красноносый воинственно растопорщил усы, словно таракан, почуявший хлебные крошки. – Ригу русским не взять! Король нас не бросит.
Почмокав губами, швед поправил на голове черную широкополую шляпу, украшенную страусиными перьями, взобрался в седло и неспешно подъехал к беженцам:
– Ежели вы, господа, хотите получить убежище в Риге, то прошу поторапливаться. Еще день-два и все городские ворота будут закрыты.
– О, господин офицер! Мы, конечно же, поспешим!
– Вот-вот, поспешите, – красноносый покачал головой и вытащил из-за пазухи флягу. – Можете прямо за нами и ехать. Да! И не забудьте! Нам очень нужны строители и ополченцы. В ополченцы записывают на улице Яуни, недалеко от собора.
Ополчение… Смешавшись с беженцами, Никита Петрович намотал на ус. Да-да, ополчение! Наверное, это сейчас то, что нужно.
Не вызвав абсолютно никаких подозрений, Бутурлин вошел в город вместе с беженцами, невольно оказавшимися в свите подполковника Людвига Кронмана, большой шишки в рижском гарнизоне. Во время недолгого пути Никита Петрович наскоро перезнакомился почти со всеми своими спутниками, утешал их и всячески развлекал, не умолкая ни на минуту, и в числе прочего сильно сокрушался, что в огне пожарища сгорел его друг – некий Якоб Меллинг, приказчик. Все сочувствовали, даже прибившийся к каравану мальчишка – по виду местный, тощий, в натянутой на самые глаза шапке и просторной балахонистой рубахе. Впрочем, может быть, и не местный, а тоже – беженец, Бутурлин не присматривался, незачем лишним мозги забивать.
Ехавшие невдалеке рейтары тоже развесили уши – чего ж не послушать забавный рассказ? Услышав про сгоревшего приказчика, один из всадников даже выразил сочувствие:
– Там, в доме, шесть обгорелых тел. Мы и не совались. Ну, теперь хоть одного опознали. А то ведь набегут с расспросами – будет что сказать.
Набегут – это было про господ газетчиков. В Риге печаталось несколько информационных листков – от официального «Королевского вестника» до частных и падких на разного рода ужасы газетенок, типа «Вестей Риги» или «Лифляндского листа». В силу своей деятельности, старший приказчик Михаэль Киске внимательно читал все подобные издания, кроме сплетен, публиковавших еще и официальные новости, и динамику портовых цен.
Якоб Меллинг умер! Сгорел. Увы, попался в лапы разбойников – этакая вот незадача. Вместо Якоба сейчас возрождалась к жизни совершенно новая, не запятнанная подозрительными знакомствами личность… несомненно – дворянин, человек военный, опытный и бывалый. Но и немного сибарит – когда деньги есть. Нынче денежки, слава богу, имелись… в отличие от времени. Учитывая скорость подхода русского войска, действовать нужно было как можно быстрее – незамедлительно.
На такой случай лично Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, думный дьяк, разработал для Бутурлина подходящую «сказку», дабы придать соглядатаю дворянское звание, ибо простолюдина во многие места просто не допустили бы. Сие оказалось непросто – все прибалтийские дворяне друг друга знали, если и не лично, то по крайней мере слышали. Хорошо, у дьяка имелась на примете подходящая фамилия… Один молодой человек, погибший в плену и не имевший родичей… Звали его риттер Эрих фон Эльсер, обедневший молодой человек из древнего дворянского рода, идущего еще от первых рыцарей ордена Святой Марии Тевтонской. Он был из северной Эстляндии, этот риттер, так что маловероятно, чтоб его знали в Риге. Хотя риск, конечно, имелся…