, не простудилась. Накрыл и почувствовал, как это ему нравится: сидеть рядом с этой взбалмошной и, быть может, очень опасной девой, слушать ее дыхание, гладить по волосам… Да кто она ему, эта девка? Простолюдинка, ведьма, с которой никогда не… И все же как славно, что она есть, что случилась невзначай на пути! Как неожиданно славно.
Марта прикрыла глаза – ей не хотелось просыпаться. Впрочем, девушка уже проснулась, а вот вставать, подниматься – зачем? Когда сам Никита Петрович – Никита! – сидит здесь, рядом, смотрит на нее таки-им нежным взглядом, гладит по волосам… Гладь, гладь… смотри!
Нет, вот поднялся… глянул и осторожно, на цыпочках, ушел. Видно было, как одевался – надел шелковую рубашку, натянул короткий синий камзол с золотыми пуговицами… еще и парик! И шелковые чулки, и башмаки с бантами! Ой-ой-ой. И куда же это господин капитан собрался? Уж точно не тренировать ополченцев. Оделся, как на свидание. Хотя… утро ведь еще…
И что с того, что утро? На свидание с дамой можно в любое время пойти! Интересно, кто это и, главное, зачем? Для дела или для тела? Не дай бог еще – для души.
Не подавая виду, что проснулась, Марта покусала губу. Девушка сама себе удивлялась: ну, казалось бы, какое ей дело до этого русского шпиона? Шпиона, шпиона – иначе б зачем он здесь? Ну, смазливый и как любовник – очень даже ничего. Но ведь их отношения – отношения договора. Марта использует сотника в своих целях, и он – точно так же – ее. Все установлено, обговорено, у каждого есть своя жизнь и своя тайна… Какое дело Марте, куда это прямо с утра собрался Никита Петрович? Никакого дела, так. Никита Петрович – человек свободный, служилый, из благородных… А она, Марта, кто? Простолюдинка, тьфу! Еще и авантюристка, и ведьма. Ей бы разбогатеть, отыскать бы в Риге Лихого Сома да любым способом забрать у него царские денежки! Вот зачем она здесь, а не ради этого…
И все же, как приятно было, когда он ее гладил… и так смотрел… Но не разбудил, собрался, подошел к двери… Ушел!
Едва только захлопнулась дверь, как ушлая девчонка тотчас вскочила на ноги и, осторожно отдернув штору, выглянула в окно. Риттер фон Эльсер как раз заходил в харчевню. Видно, решил там перекусить. Что ж, тем лучше!
Быстро накинув костюм слуги – узкие штаны, балахонистую рубаху и просторную жилетку, Марта нахлобучила на самые глаза круглую суконную шляпу – так, что не узнать. Сунула ноги в башмаки и проворно спустилась на улицу. Последить за собственным господином – почему бы и нет? Узнать чужие тайны – с этого может быть толк… только с осторожностью надо, не то…
Вроде бы утро выдалось солнечным, хотя по небу тут и там ползали разноцветные облака да небольшие темно-синие тучи. С моря тянуло прохладой и сыростью, порывы налетавшего ветра раскачивали ветви росших невдалеке от харчевни кленов. Так что еще не ясно – выпадет ли нынче ясный да теплый денек? Бабушка надвое сказала. Ну, пока не капало – и то хлеб.
Встав за кленом, Марта терпеливо дождалась, когда в дверях таверны показалась знакомая фигура. Риттер фон Эльсер довольно стер пивную пену с усов и, поправив на голове шляпу, быстрой походкой направился в сторону собора, по-немецки называемого совсем коротко – Дом.
Неужто решил-таки отстоять заутреню? Так он же – ортодокс, схизматик! Какая заутреня? Да и опоздал уже, колокола когда еще звонили – Марта сквозь сон слышала.
Прибавив шагу, проворная дева пристроилась за ватагой каменщиков, те шли сразу за капитаном. Шагали весело, что-то бурно обсуждая и время от времени сотрясая узкую улицу громовым хохотом. Никита Петрович время от времени оглядывался, проверяя, не следит ли за ним кто? Однако ж Марта умела быть незаметной. В конце концов, власти Нарвы ее далеко не сразу схватили. Хорошо хоть пытали по-божески – всего-то постегали кнутом. Да, ужасно больно, до крови, но ведь зажило все без следа. А ведь могли бы и ноздри рвать – и как тогда, уродкой такою, жить-то? Наверное, никак.
Ага, ага… Вот сворачивает! Улица почти пуста… хотя нет – вон, вон, служанки с корзинками собрались на рынок. Пристроиться за ними… Не-ет! Опасно. Увидят рядом подозрительного парня – непременно испугаются и поднимут скандал. Черт… жилетка эта еще приметная… Так ее снять! Да, снять…
Быстро сбросив жилет, Марта свернула его в рулон и сунула под мышку, оглянулась: рядом, во дворике, с криками играла ребятня. Похоже, в камешки. То, что надо! Ушлая дева соображала быстро.
– Парни! Там, говорят, клоуны! Жонглеры пришли, – подбежав, Марта показала рукой. – Айда смотреть!
– Клоуны?
Ребятишки радостно переглянулись, оставив все свои дела.
– Да-да! Из бродячего цирка! Уже и представление начинают.
– Бежим, парни! Бежим!
Никита, конечно же, оглянулся на шум… и, не узрев никакой опасности, рассеянно отвернулся, сворачивая к трехэтажному дому, судя по ухоженному виду, явно не доходному. Напротив дома, скорее даже наискось, располагался небольшой сквер с липами и акацией, там-то, отстав от ребят, и укрылась девчонка. Затаилась в кустах, едва не вляпавшись в дерьмо, фыркнула, словно рассерженная кошка.
Тем временем господин капитан потянул висевшую на двери цепочку… Слышно было, как внутри дома, в прихожей, мелодично звякнул колокольчик.
«И я себе такой же заведу, – неожиданно подумала Марта. – Когда свой дом будет… Будет ли? Будет! Обязательно будет! Надо только Лихого Сома отыскать…»
Дверь открыла темнокожая служанка – верный признак недюжинного богатства владельцев особняка. Сдержанно кивнув, Бутурлин натянул на лицо отстраненно-любезную улыбку, предназначенную исключительно для простолюдинов:
– Дом господина Майнинга?
– Да, но хозяина сейчас нет. Будет только к вечеру.
– А хозяйка, госпожа Анна? Я могу поговорить и с ней. У меня очень важное дело…
В розовую ладонь негритянки упал серебряный кругляш.
– Ну… коли важное… Как о вас доложить? Предупреждаю, госпожа неважно себя чувствует и может вас не принять.
– Доложите – капитан фон Эльсер. Старый знакомый из Ниена.
– Из Ниена? Так вы нашей госпоже земляк.
Через пару минут Никита Петрович уже поднимался по лестнице, охваченный самими радужными чувствами. Душа его бурлила – вот, вот, сейчас… сейчас он встретит наконец свою истинную любовь, ту, о которой мечтал, ту, которую не видел так долго!
Он сразу узнал ее. Красавица Анна Шнайдер в домашнем шелковом платье сидела на стуле у самого окна. Каштановые локоны ее, уложенные в замысловатую прическу, слегка покачивались – девушка что-то вязала, меланхолично работая спицами и время от времени поглядывая в окно.
– Это вы из Ниена?
Голубые глаза ожгли! Милое знакомое личико, но однако же показалось Бутурлину каким-то осунувшимся и бледным.
– Ну, здравствуй, милая… – сглотнув набухший в горле ком, сипло произнес лоцман. – Как долго я тебе искал!
– Никита? Т-ты! – наконец, признав, женщина вскочила со стула… однако на грудь не бросилась, и Никита Петрович обнял ее сам. Обнял и поцеловал в губы… Вернее, попытался поцеловать – Аннушка неуловимым образом вырвалась. Улыбнулась:
– Ты как здесь?
– А где мне еще быть? – грустно усмехнулся гость. – Воевода Потемкин обвинил меня в предательстве. Пришлось бежать. Куда – все равно, но раз ты, милая, в Риге… Сердцу не прикажешь! Вот так-то, да.
– Никита! Явившись ко мне, ты подвергаешь себя большой опасности! Очень, очень большой, – предупредив, Аннушка еще больше побледнела. – Если тебя узнают, то… ты помнишь, кто мой муж?
– Значит, уже замужем… – тихо промолвил Никита. – Венчалась…
– Венчалась, да! – красавица с вызовом сверкнула глазами. – А что мне оставалось делать после смерти отца? На что жить, где?
– Так ваш батюшка умер? Жаль, жаль. Славный был человек.
Молодой человек, желая утешить, дотронулся до руки возлюбленной… Анна отдернула руку тотчас же, словно бы гость вдруг собрался ее укусить!
– Да что с тобой, милая? – удивленно воскликнул лоцман. – Ты все такая… дерганая. Почему?
– Есть причины, – женщина поникла лицом, в уголках ее голубых глаз блеснули слезы. – Видишь ли, супруг мой человек себялюбивый и жесткий, даже жестокий. Я не знала этого раньше… а теперь уж – что…
Только сейчас Бутурлин вдруг заметил белесые шрамы на руках возлюбленной, у локтей…
– Это что? Ну! Говори же! – Никита Петрович с силой схватил Анну за плечи.
– Он прижигал меня раскаленной спицей… – покусав губы, поведала та. – И еще много чего делал. Фрицу нравится причинять боль. Но он потом всегда откупается – драгоценности, браслеты и прочее.
– Он бьет тебя? Пытает? – в гневе схватившись за шпагу, громогласно вопросил визитер. – Так пусть теперь знает – так это ему с рук не сойдет! Я найду его… и проткну шпагой! И сделаю это уже в самые ближайшие дни.
– Ох, Никита… – Аннушка уселась на стул и обреченно замотала головою. – Как бы тебя самого не проткнули. Эти люди – преступники и способны на всё. Мой супруг и все его чертово братство.
– Черноголовые?
– Да… Не все из них, но… Скоро там совсем не останется порядочных и честных. Впрочем, что это я? – встрепенулась красавица. – Уходи, Никита! Прошу тебя. Уходи и никогда больше сюда не наведывайся! Пойми, это очень опасно, они убьют тебя, как только узнают.
Женщина выглядела напуганной и сильно дрожала. Настолько сильно, что Никита Петрович мягко обнял ее за плечи и, поцеловав в щечку, шепнул:
– Ну, не стоит так бояться, милая! В конце концов, мы же можем уехать.
– В Швецию или в Любек… – покачав головой, Анна тяжко вздохнула. – Увы! Они достанут меня и там. И тебя – тоже.
– Ты знаешь, тогда я достану их здесь! – выпрямившись и расправив плечи, на полном серьезе заявил гость. – Доберусь, черт возьми, до всей их шайки! И, клянусь, сделаю это уже в самое ближайшее время.
Аннушка в испуге замахала руками:
– Нет, нет, даже и думать об этом забудь! Ну, я прошу… Нет, настаиваю! Поклянись, что забудешь сюда дорогу…