– Денег? – Никита Петрович похлопал глазами. – Но… там же…
– А что сделается с золотом и серебром? – пожал плечами погорелец. – Разве что расплавятся. Да и то – вряд ли успеют. Сундукто у меня под кроватью! А пожар начался от окна – первыми загорелись шторы.
– Думаете, поджог?
– Вполне. Ктото мог кинуть в окно горшок с зажигательной смесью! А ставни я не закрыл – душно! – хмыкнув, Карлофф развел руками. – Да и не думал, что засну… А вот – сморило! Да и сейчас голова трещит!
– Пили вчера?
– Не так уж и много. С той самой девчонкой… как бишь ее?
– Кристина.
– Ну да, Кристина… Я ее уже к вечеру выпроводил – уж больно дорого берет!
– На дом копит, – расхохотался Бутурлин. – Так, говорите, рано ушла?
– Еще не стемнело… Да и как ушла? Говорю же – выпроводил! Смотритека, вроде и потушили!
Пожар и впрямь потушили быстро – управились за пару часов! Честь и хвала городской страже. Честь и хвала…
Хозяин дома – богатый купец – тут же наградил всех причастных, то же самое сделал и Карлофф – правда, куда в меньших масштабах… Слава Богу, сундук с деньгами не пострадал! Впрочем, не так там много и было… Однако и погорелец не оказался скупым. Даже отсчитал хозяину на ремонт:
– Вот тебе тридцать далеров на новую кровать. Да, смотри, бери не такую скрипучую! Вот еще полдюжины серебряных – на стулья, вот десять – на стол…
– О, господин, вы прекрасно знаете цены!
– Я много чего знаю! Вот на штукатурку еще и на гобелены… Лейтенант! – покончив расчеты с хозяином, погорелец повернулся к начальнику «пожарной команды» – высокому парню лет двадцати, жилистому, с умным худощавым лицом и шевелюрой цвета выгоревшей на солнце соломы.
– Как ваше имя, достойнейший?
– Андреас Олсен, господин. Лейтенант городской стражи.
– Приглашаю вас в ближайшую таверну, лейтенант! Прямо сейчас. Очень уж хочется промочить горло!
– Да я бы и рад…
– Всегото по чарке! Много времени не займет.
Ближайшая таверна – «Веселый бык», так она называлась – оказалась совсем рядом, через пару домов. Все довольно приятно, аккуратно, чистенько – шведу очень понравилось, и он, подозвав хозяина, тут же снял две комнаты наверху – не на пепелище же жить! Тем более – залитом водицей.
– Сейчас… Кликну слугу – пускай переносит вещи. Вы располагайтесь пока.
Карлофф управился быстро – тут же и вернулся, правда, уже успел вымыть лицо. Уселся, заказал выпивку и закуску – для начала все тот же смерребред.
– Ну, за ваше здоровье! – подняв кружку, Карлофф пристально посмотрел лейтенанту в глаза, потом перевел взгляд на Бутурлина и только потом уже выпил. – Сколь!
Бутурлин знал этот местный обычай – прежде, чем выпить за чьето здоровье, надо приподнять бокал или кружку примерно на уровень глаз, подождать, пока еще ктото присоединится, посмотреть на всех и только потом уже выкрикнуть: «Сколь! За здоровье!»
– Сразу видно, что вы из Швеции, господин Карлофф, – улыбнулся лейтенант. – У нас говорят – скоол!
Ну да, скоол, а не сколь. Хотя на слух Бутурлина – одно и то же. Почти…
Вот именно что – почти!
А эта пьяная чушка – Кристинка – как сказала? Сколь! Именно – сколь. Пошведски…
Глава 3
Почему пошведски? Именно об этом задумался Бутурлин, когда наконец явился домой – а было это уже ближе к вечеру, в таверне засиделись изрядно. Кристинка, конечно, уже ушла – правда, оставила записку, в которой благодарила за приют и обещала обязательно заглянуть в самом скором времени.
Судя по коричневатой бумаге и заскорузлому перу – и то, и другое девчонка взяла у хозяина. Ну, а где же ещето? Не в ратуше же… Ишь ты – грамотная! Вот тоже – подозрительно! Зачем портовой девке грамота? И, раз она из простолюдинок, кто б ее учил, зачем и на какие средства? Правда, раз уж был свой дом – то, наверняка, имелись и деньги. Только зачем их тратить на девку? Был бы парень – понятно: грамотные люди везде нужны: и в порт можно пойти, и приказчиком в солидную купеческую компанию, и в ратушу – в писари… да много куда. Это – парню, пусть даже простолюдину. А вот простой девчонке грамота ни к чему! Баловство одно… Приказчиком ее не возьмут, в ратушу тоже… Ладно бы дворянка – любовные записки писать или на балах вести учет кавалеров… А этой? Кто ее пустит на бал? Тогда зачем обучили? Непонятно… Хотя, и обезьянок всяким забавным штукам учат… Вот, может, и эту так – забавы ради. Если были лишние деньги… А какие лишние деньги у простолюдина, даже у богатого купца? Никаких таких лишних денег у таких нет¸ даже если и много! Вообще, деньги для простолюдина – главное. Ни совесть, ни честь – это все понятия благородные, дворянские, простолюдинам они без надобности… Вот и грамота простолюдинке ни к чему – баловство, совершенно ненужная блажь.
Ах, Кристинка, Кристинка – может, не так уж ты и проста?
К пожару она, правда, вряд ли причастна – рано ушла. Или – обиделась на Карлоффа и решилатаки отомстить? Вряд ли, насколько успел узнать Никита, Кристина – девушка добронравная, ни к какому насилью не склонная.
Но, вот же слово – сколь! За здоровье… И впрямь, датчане (или, как их называли на Руси – датские немцы) слова растягивали, вот и выходило – скоол! А шведы, наоборот, как бы выплевывали – сколь!
Или – послышалось? Показалось? Да вот, вряд ли! Бутурлин человеком был весьма приметливым – порученное дело обязывало! Как запомнилось – значит, так и было. Сколь! А не скоол! Правда, объяснений тому могло быть много – в портовой таверне со шведским моряками снюхалась (а они были!), нахваталась… Да вот хоть от того же Карлоффа, хоть тот и говорил, что за здравие он с Кристинкой не пил… вроде бы… Вот именно что – вроде…
Сказать по правде, коли б Никитушка был нынче один, сам по себе, так и не забивал бы голову, плюнул бы и забыл напрочь. Но! Онто давно уже не сам по себе! И делом занимается важным, опасным, государевым! А потому и подозревать был обязан всех, и любые непонятные вещи – както объяснить, распутать.
Да, да, распутать… И начать не с девчонки – с пожара. Да, да – с пожара. Карлофф – человек важный и для шведов – опасный. Тут и без всякой Кристинки могли… а могли и ее использовать тоже. Надо разбираться, и побыстрей. Осень уже, скоро шторма… Да и вообще, хотелось бы отплыть поскорее.
Росшие возле рыночной площади клены пылали багряной листовой, ветер качал золотистые липы, бросал в лица прохожим холодные капли, оставшиеся после недавнего дождя. Дожди нынче шли каждый день – осень. Бежали по голубому небу разноцветные облака и сизые тучи, меж которыми проглядывало солнце – выглянет, на миг улыбнется, и вновь скроется, и снова дождь. Правда, не сказать, чтоб холодно. Никита Петрович к иной осени привык – к промозглой, к сырой, да не с дождиком – с мокрым снегом! А это разве осень? Эвон, солнышко припечет – ровно как лето! Даже жарковато было Никите… Однако ходил он, как все – кутался в теплый плащ, подбитый волчьим мехом…
Войдя в харчевню, Никита Петрович бросил шляпу и плащ проворно подбежавшему служке и уселся за ближайший стол, вытянув ноги. Было не так уж и людно – троица купцов или приказчиков – мужчины в черных камзолах – обедали за столом в углу, да у самого входа пил пиво какойто моряк, судя по богатой куртке с широкими разрезными рукавами – дублету – явно не из простых матросов. Шкипер или карго.
Откушав яичницу с ветчиной, Бутурлин отхлебнул пива из большой деревянной кружки и, довольно крякнув, заказал еще и тушеную капусту с салом…
– Доброго дня! – Карлофф помахал еще с порога, подошел, уселся рядом и, спросив кружку пива, похвастал: – Завтра зван в ВестИндскую компанию. Хотят коечто посчитать – как они сказали.
– Что ж, дело важное, – одобрительно кивнул Никита Петрович. – Надеюсь, дадут все, что обещали… Послушайтека, Хенрик! У них ведь есть каботажные суда?
– Хм… Не думаю, – швед покачал головой. – Это же компания заморской торговли! Зачем им каботаж? А зачем ты спрашиваешь?
– Есть она мысль. Но нужны небольшие суда.
– Завтра уточню!
– Ага… А мы завтра – в море! – поднял кружку Бутурлин. – А то застоялся чтото наш славный «Глюкштадт» в тихой гавани! Да и команда бездельничает – нехорошо.
Карлофф хитровато прищурился:
– Уж тактаки и бездельничает?
– Ну… ремонт койкакой ведут… Две пушки вот, заменили. На медные!
– Славно!
Медные пушки ценились куда больше бронзовых и чугунных – реже разрывались и перед разрывом обязательно вспухали – можно было определить, где разорвет.
– Медь, к слову, шведская! Контрабандный товар.
– Так и твоего сюзерена, русского царя, точно такая же контрабанда! – засмеялся Карлофф. – Война – войной, а денежки счет любят.
– Это так… – Никита Петрович покивал и спросил про пожар – как там расследование?
– Да никак, – подняв кружку, пожал плечами швед. – Я говорил с этим парнем, лейтенантом стражи… ну, ты помнишь…
– Андреас Олсен.
– Ну да. Ох, и память же у тебя, Николаус! Так вот, они хотели еще раз опросить того мальчишку свидетеля… Так тот утонул!
– То есть как это – утонул? – Бутурлин непонимающе моргнул.
– Да так… Поскользнулся на пирсе… бывает!
– А, может – помогли?
– Может, и помогли, – согласно кивнув, Карлофф понизил голос. – Сам знаешь, врагов у меня хватает… Черт! Скорей бы добраться до Африки!
– А уж это, мой друг, зависит теперь только от тебя! – расхохотался капитан. – Корабль у нас есть, теперь бы еще деньги.
– За ними завтра и пойду.
– Ну, удачи! – Никита Петрович поднял кружку. – Чтобы все завтра у тебя сложилось.
– И у тебя. Как говорится – семь футов!
Ну, хоть с деньгами должно бы все сложиться… должно… Деньги – они тоже много значат, без них никак. Припасы сами собой не появятся. Да, пожалуй, еще следует нанять людей, еще пару дюжин солдат, искателей удачи. Датчан вряд ли удастся – в воздухе пахнет войной. Значит – из германских земель. Бранденбург, Гамбург, Бремен… Впрочем, там много не возьмешь – последствия войны, длившейся больше тридцати лет. Нет людишекто! Великое множество погибло. Не столько от меча и пули, сколько от голода и мора, как и всегда бывает на войне. Мужики полегли, бабам и рожать не от кого… Говорят, папа римский разрешил многоженство. Но только в германских землях. Так ли? Наверное, врут… Впрочем, черт с ними… А солдат можно и не набирать – обойтись теми, что есть. Народ надежный, проверенный. Тем более, гарнизоны в аф