– Да, мой капитан?
– Где воины футу?
– Воон за той скалой… – наемник показал рукой.
– Отлично! Продолжайте бой, ротный.
Снова нырнув в заросли, Бутурлин выбрался к черным мушкетерам.
– Капитан Олонго! Прекратить стрельбу!
Вождь мушкетеров футу с удивлением посмотрел на Никиту:
– Прекратить?
– Да. Вот именно, прекратить. На время! Зарядите мушкеты!
Подняв вверх правую руку, Олонго отдал приказ. Черные воины разом принялись заряжать мушкеты, действуя вполне умело, но не оченьто быстро.
Финны между тем приближались и уже чтото угрожающе орали на своем никому не понятном наречии.
Эх, быстрее бы… Бутурлин не стал подгонять мушкетеров, кабы не вышло бы хуже – поторопятся, могут и друг в друга пальнуть невзначай, бывали случаи.
Ага, зарядили… Вождь доложил.
– Мушкеты – на землю! – поглядывая на финнов, быстро скомандовал капитан. – Возьмите в руки дубинки и копья, что там у вас есть… Мушкеты пусть лежат!
– Да, господин!
– Ждем. Видите вон тех оборванцев? Подпустим их ближе. Еще ближе… Огонь!
Чернокожие воины упали в траву, к мушкетам, примостили тяжелые ружья на камнях и тут же открыли огонь, жахнули разом, почти в упор!
«Шведские татары» такого не ожидали! Схватиться в рукопашную с толпой полуголых дикарей – это одно дело, и совсем другое – нарваться на мушкетный залп! Да еще с такого расстояния, что…
Коекто все же выжил, добрался… Завязался бой… Ктото упал рядом с Бутурлиным… Финн! Но, кто же его…
Поводя клинком, Никита Петрович скосил глаза, узрев знакомую фигурку с забавными косичками…
– Нкула! Ты?
– Вождь разрешил мне! – подобрав дубинку, с гордостью отозвалась воительница.
– Нкула – молодец! – командир черных мушкетеров Олонго, подойдя, довольно потрепал девушку по плечу и вдруг рассмеялся. – А эти лохматые… все! Правда, если бы мы вовремя не дали залп…
Бутурлин подавил улыбку: кажется, эти двое…
Гдето совсем рядом тревожно запела труба! Ктото побежал к вождю с сообщением…
– По берегу идет войско, господин капитан, – перевел Олонго. – Белые и черные. Мы не знаем – кто.
– Я гляну…
– Нкула сопроводит! – сверкнула глазищами девчонка. – И потом вернется, доложит. Нкула – быстрая.
Отпуская девушку, Олонго со вздохом махнул рукой – ну, что ж с ней делать? Попробуй, не отпусти!
Здесь, в лесу, схватка уже заканчивалась и явно в пользу обороняющихся. Однако с кораблей уже высылали подмогу – солдат у шведов хватало.
Рядом, за скалами вдруг грянул залп! Дождем полетели стрелы. Выглянув изза камней, Бутурлин с удивлением увидел множество черных воинов и одного белого, в блестящей кирасе и щегольской шляпе… Карлофф! Никита Петрович тут же бросился к нему…
– Хенрик!
– Ник! Кто это с тобой? Нкула!
– Со мнойто Нкула, – хмыкнул капитан. – А вот с тобой кто? Кто все эти черные люди? И в таком количестве… Да тут их – рота, не меньше!
– Это ашанти, – Карлофф горделиво приосанился. – Принц ОтиОсей – помнишь? – обещался помочь нам. Что и сделал, освободив своих людей в Аккре.
– Молодец, что сказать! Похоже, атака захлебывается! Ай, молодцы твои ашанти! Ай, молодцы!
– Да, они славные воины. Воины королевы Акентены… – здесь Карлофф вздохнул. – Моей старой и доброй знакомой, да пошлет ей Господь удачу во всех делах… Жаль, не увиделись. Видать, не судьба.
Снова раздался залп, на этот раз – у самого залива, на берегу. Вражеская атака, и впрямь, захлебнулась. Получив достойный отпор, шведы отступили, вернулись на свои корабли. Кто смог… Поднялись, затрепетали паруса. Корабли повернули в море.
По всему берегу послышались громкие радостные крики. Ктото пальнул в воздух. А вот затянули песню:
Я жителю Нурланна шлю свой поклон —
Хозяин ли он, подмастерье ли он,
Крестьянин в сермяжном уборе,
Идет ли на промысел он за треской,
У чанов солильных стоит деньденьской,
Живет он в горах ли, у моря.[20]
Глава 12
Не то чтобы дожди шли вообще непрерывно, но лили каждый день, а прохлады с собою не приносили, так что Никита Петрович чувствовал себя, словно в бане. И такая его вдруг взяла тоска, такая хандра накатила, что захотелось тут же выпить – и много. А еще захотелось в баньку, да не одному, конечно же, а с грудастой ключницей Серафимой. Что бы было кому за квасом сгонять да спину попарить.
С другой стороны, Марта же есть… А бани тут и не надобно – в бочку воды натаскать, или просто искупаться в заливе…
– Марта, душа моя! Эй! – потянувшись, позвал Бутурлин.
Марта нынче жила в том же реквизированном доме, что и сам Никита, места хватало, и никто с осуждением не придирался, разве что Карлофф пару раз хмыкнул да подмигнул: ай, хороша девка!
Впрочем, не девка, а юная баронесса Марта фон Эйзекс! Или, правильней – Эйзексе… Да нет же – Эйзексне… Тьфу ты, язык сломаешь, чертовы чухонцы!
Деревенька сия была не так и давно пожалована девушке за особые заслуги, пожалована русским государем, царем Алексеем Михайловичем… и хлопотами Никиты Петровича. Как жаловалась Марта, денег землица не приносила, одни расходы да титул, это – да! Баронесса… Из тех, кого в соседней Польше презрительно именовали загоновой шляхтой, а, ежели порусски – гольшмоль перекатная!
Однако с другой стороны, всетаки – баронесса, дворянка… пусть и не наследственная, и государевой милостью… Все равно, замуж такую взять для русского дворянинаоднодворца Бутурлина вовсе не зазорно, никто слова худого не скажет. Правда, самой Марте придется православную веру принять, да перебраться к мужу, в хоромы! Поедет она под Тихвин? Станет ли в хоромах сиднем сидеть, как верной жене на Руси положено? Ой, вряд ли… Хотя, в том же Тихвине, хоть и монастырский посад, а все же многие жонки себе на уме, обычаев домостроевских не признают, мужей, почем зря, гоняют, и даже в лоцманах ходят! Никита Петрович самолично таких жонок знал, и не осуждал ни разу. Вот и Марта себе дело найдет… Правда, коли вдруг мужа гонять попробует… Ухх!
– Марта! Да ты спишь там, что ли?
– Проснулась уже! – из дальней комнаты донесся приглушенный девичий смех, разговоры…
Это, верно, черноголовая Квада уже к своей хозяйке проскочила незаметно. Комнаты были выстроены анфиладой, так что мимо Бутурлина не пройдешь – однако спал Никита Петрович крепко.
– Сейчас, оденусь! Ква помогает…
Да, в разных постелях спали… Приличия хотя бы для виду блюли! Ну да, ну да… Вот ведь, нашла себе подружку! А с другой стороны, Квада – девушка проворная, справная… и очень даже не глупа! С назойливостями никакими больше к Никите не лезла, понимала – Марта нынче здесь главная!
Вот! Опять хохот!
Надев камзол, Бутурлин про себя хмыкнул – привязалась баронесса к своей черной служанке, понятно. В роднойто Нарве в бедности, простолюдинкой росла, и никаких у нее служанок не было, ни черных, ни белых…
И это хорошо! Из грязи да в князи – ценить свое положение будет. И мужа боготворить, такто! Справная супруга выйдет… Одно подозрительно – Марта чтото ни разу не забеременела, не понесла… Но и тут оправдалась, сказала – не время еще. А, как время придет – так родит запросто, и не один раз. Во как! По хотению. Вот уж точно – чертовка, ведьма… Ой, не зря ее в Нарве на костер хотели отправить, ой, не зря!
А ведь и встретились они не зря! И, надо же – где? В Африке! Божий промысел – иначе и объяснить нельзя! А, если бы не встретились? Могло бы так быть? Да запросто! Господи, Господи… Спасибо тебе за все!
Вытащив с груди крестик, молодой человек встал на колени рядом с ложем и принялся истово молиться, время от времени кланяясь и осеняя себя крестным знамением. Как и положено православным – справа налево.
– Благодарю тя, Господи Иисусе Христе, за то, что упасаешь мя, беспутного грешника, во всех делах! За то, что милостив, за то, что дева моя дланью твоей ныне со мною…
– Ой… – Марта всегда проявляла уважение к религиозным чувствам, вот и сейчас не вошла, а терпеливо ждала за портьерою…
– Господи… Благодарствую тя за все… Ну, заходи, что там прячешься?
– Жду, когда помолишься, милый. Дело ведь важное!
– Это ты права…
Поднявшись на ноги, Бутурлин распахнул объятия:
– Ну, входи же, входи! Дай, обниму тебя, сердце мое!
Ах, до чего же она была хороша! Стройненькая, с большим сияющими глазами и темными локонами, уложенными в затейливую прическу. А как ей шло это платье! Самое простое, домашнее, из тонкого батиста цвета слоновой кости. Тонкая талия, лиф с жемчужными пуговицами под цвет глаз… белый кружевной воротничок… тронутая африканским загаром грудь, плечики… тоненькая серебряная цепочка на шее… Вроде б и скромно все – а глаз не оторвать!
– Ты что так смотришь?
Ну и спросила… Ах, реснички дрогнули, порозовели щечки. Ух, и краса! Спросила… Как будто не знала ответа, ага…
– Сама знаешь, моя юная фройляйн!
Обняв возлюбленную, Бутурлин крепко поцеловал ее в губы.
– Соскучился, милая.
– Я тоже.
– Купаться пойдем?
– Так дождь же!
– Да вон – солнышко! Воон, за тучамиоблаками, видишь? Нет, надобно все ж таки окунуться, а то жарко, как в бане.
– Ну, что ж… Коли так хочешь… Только за дальний пирс пойдем!
– Как скажешь, сердце мое! Как скажешь.
Такой вот небольшой компанией они и пошли. Никита Петрович, Марта и чернокожая Квада с большой корзинкой на голове. В корзинке были вино, свежие лепешки и мягкий козий сыр. А еще – фрукты.
Стоял уже конец апреля, местные лютеране не так давно отпраздновали Пасху, Никита же высчитал Пасху православную, и считал, что пора разговеться, хоть и не так ревностно держал пост.
Дождь снова припустил, едва вышли, но тут же кончился – просто брызнул. В палевом небе выглянулосверкнуло солнышко – надолго ли? А никуда не денешься – сезон дождей.