События последующих лет словно вобрали в себя весь позитив, недоданный мне в прошлые годы. Разбитая наголову армия персов бежала к себе, не помышляя о реванше. Войска Восточной Империи, Византии, сдавались целыми легионами и приносили присягу мне, римскому императору. Лев Макелла надеялся убежать вместе с персидскими военачальниками, но в суете всеобщего хаоса куда-то исчез: то ли был убит бывшими союзниками, то ли спрятался где-то в глуши под чужим именем.
Греческий патриарх, его союзник, призывавший народ против Рима был лишён сана и сослан в дальний монастырь простым монахом – замаливать грехи. Оставшиеся у руля военачальники и чиновники попросили меня принять их под своё покровительство, их поддержал народ и церковь, и как-то очень спокойно и естественно меня провозгласили императором объединённой Империи, Восточной и Западной.
Даже римский Сенат был почти единогласен. Постаревшие Валериан Красс и Алфениус, конечно, выступили против, но это было скорее протокольное возражение, они просто не могли выступить за меня в силу привычки. Их вежливо выслушали и оставили без должного внимания – большинство в Сенате прочно захватила молодёжь, мои бывшие Александрийские студенты.
К моему большому огорчению скончался Гай Антоний Север, мой союзник, в последние годы отбросивший малейшие колебания и всегда выступавший на моей стороне. Сейчас его поддержка была не так важна, но я огорчился чисто по-человечески, ведь по большому счёту сенатор, начиная с моих первых робких шагов в политике, был для меня первым и главным союзником и решателем всех вопросов. Пусть иногда хитрил, соблюдая свои интересы, но в конце концов всегда помогал. Я приказал отдать покойному все положенные почести, и вечером помянул его по обычаям своего времени, вдвоём с Мариной.
Марк принял своё новое назначение, как и положено солдату – без споров и возражений. Старый Сервий Траян присматривался к нему несколько недель, но вскоре разглядел в нём будущего полководца, и стал методично учить всем премудростям.
Как я уже говорил, моё воцарение на объединённом престоле прошло спокойно и уверенно. Никаких попыток мятежа или бунта не было даже намёком. Конечно, сразу навалилась куча вопросов и проблем, но это были рабочие вопросы, обычные для любой структуры в период расширения и становления.
Самое главное, я мог уже очень многое скидывать на своих помощников, осуществляя только общий контроль. Самый главный вопрос, который я решил самолично, с прицелом на далёкое будущее, был церковный. Я отлично понимал, что при всём моём отрицании религии, она нужна и народу, и правителям. Христианство утвердилось прочно и крепко, но уже стали намечаться противоречия между Западной и Восточной Церквями.
Как ни слабо я знал историю, мне отлично было известно, во что выросла вражда между ними, и как затормозило ход истории это разделение. Чтобы предотвратить подобное, я собрал в Риме нечто вроде собора, куда пригласил высоких чинов обеих Церквей, а также светских философов и мудрецов.
В течение месяца каждый день продолжались многочасовые прения и дебаты, многословные доклады, сыпались доказательства и контрдоказательства. В конце концов, я уяснил, что имеются два направления противоречий – богословское и, так сказать, житейское. В богословие я даже не пытался вникнуть, сосредоточившись на одном из основных вопросов: римские христиане полагали главой Церкви понтифика, римского Папу, первосвященника, а византийские утверждали, что главой Церкви не может быть один человек, только Сам Христос, а епископы решают вопросы коллегиально.
Когда стало понятно, что меня оба лагеря пытаются перетянуть на свою сторону, я вынес окончательное решение: Церковь едина для обеих частей Империи. В каждой части имеется свой правитель, но он не является наместником Бога и не обладает непогрешимостью. Все богословские вопросы решаются путём дискуссий, если не получается прийти к единому решению, это противоречие остаётся внутренним делом, и не мешает управлению. Священная Римская Империя – обе её части, а также присоединённые земли, является светским государством. Христианская Церковь признаётся единственной разрешённой религиозной организацией, которая помогает властям и воинству, но не претендует на собственную власть.
В конце своей речи я обвёл тяжёлым взглядом высокое собрание, и мрачно закончил.
– Мне нужна сильная, могучая, процветающая Римская Империя. Пока Церковь помогает в этом, и не пытается путать мирское с небесным, мы всячески поддерживаем её. Если она пойдёт против нас, вы знаете, что я не люблю шутить. Ответ будет максимально жёстким и быстрым. В конце концов, мир и взаимопонимание скорее ваши инструменты и цели, поэтому, надеюсь, вы меня поняли.
ГЛАВА XXI. ВСТРЕЧИ И ПРОЩАНИЯ
Прошло ещё пятнадцать лет. Это были спокойные, хорошие годы. Объединённая империя под моим руководством процветала и крепла, продолжала расширяться за счёт новых земель. Причём в основном это были не военные завоевания, а добровольные присоединения – те, кто шёл под наше управление, получали мощнейшую защиту от соседей-завоевателей, так как против Римской армии воевать никто даже не думал.
Наши мамортисы наводили ужас на пехоту и конницу, а боевые аэростаты успешно выводили из строя вражескую «артиллерию» – баллисты, онагры и скорпионы. Римская пехота, дисциплинированная и хорошо обученная, громила врага, а стременная конница разносила остатки вражеского войска в прах.
Вскоре после разгрома персов и объединения Империи, был построен первый управляемый аэростат. Он был большим, мощным, тяжёлым. Долго накачивался горячим воздухом, взлетал тяжело и небыстро. Но потом, набрав высоту и запустив винт от парового двигателя, становился абсолютным оружием. Не спеша облетал вражеские позиции, игнорируя попытки достать его из самых мощных луков, сбрасывал горящие сосуды с греческим огнём, поражал пехоту и конницу стрелами, выпускаемыми лучниками. Сделав своё дело, также неторопливо возвращался назад, а на поле выезжали мамортисы, за ними следом – непобедимая римская пехота.
Постепенно Римская Империя становилась единственным крупным государством на европейском континенте. Америка ещё не была открыта, Чёрная Африка оставалась в первобытном состоянии, а цивилизованная её часть – Египет, Карфаген и прочие страны, давно стали составной частью Империи. Более-менее серьёзную опасность могли представлять Китай, Индия, оправляющаяся от тяжёлого поражения Персия.
Но и здесь всё образовалось очень хорошо для нас. Ко мне прибыла представительная делегация от императора Китая и нам удалось договориться о разделе влияния в мире: мы не лезли в Азию, где Великая Шёлковая страна стала собирать под своё крыло все азиатские страны, а Европа и часть Африки осталась за Римом.
Каждый из правителей понимал, что нет смысла пытаться завоевать чужие земли: это было разрушительно с военной точки зрения, и с экономической тоже – проглотить такой кусок никому бы не удалось. Мы заключили с императором Китая мир, стали развивать взаимовыгодную торговлю, и пока что никто из нас не собирался нарушать этот союз. Однако я взял себе на заметку, что Америка ещё не открыта, китайцы не знают про неё, а значит, надо как можно быстрее её открывать, и открывать для себя. Приказал готовить мощный флот, а учёным попытался растолковать, куда плыть и что искать.
Кроме всего, мы, вслед за китайцами стали обладателями секрета пороха, и если азиаты придавали больше внимания разным салютам и фейерверкам для привития у народа восхищения перед императорской властью, то мы узконаправленно занялись развитием настоящей артиллерии и бомбометания.
Я приказал взять под охрану все библиотеки, расположенные на подвластной мне территории, развивать медицину, экономику, прочие науки. Продолжал рассылать лучших ребят по этим библиотекам и университетам, ковал, так сказать новые кадры. Строил университеты, школы для детей. К счастью, теперь мне достаточно было просто подать идею, озвучить закон и назначить ответственного. Дальше всё шло по накатанным рельсам.
Наши сыновья с большим успехом продолжали развивать и укреплять Империю. Марк очень быстро стал легатом, и старый Сервий Траян ещё до ухода на пенсию практически передал ему командование легионом. Новоявленный командир испросил разрешение именовать свой Легион Первый Флавиев Марсов, в честь своего учителя, легата Кастула, который в нём когда-то служил.
Такое разрешение было получено, и Марк продолжал носить бляху, полученную от старого легата, уже на законном основании. Впрочем, став легатом Августа пропретором, он так же не расставался с ней. Главнокомандующим всеми римскими войсками всё ещё был Майориан, но постепенно он всё больше отходил от дел, давая Марку возможность готовиться к вступлению в эту должность.
Они с Плацидией жили в северном крыле нашего дворца, спокойно и размеренно, у них родилась дочь Аврелия, а потом и сын Марк Алексий Деций. Плацидия оказалась идеальной женой – не лезла в дела мужа, не требовала излишнего внимания, и в то же время создавала все условия для комфортной и спокойной жизни – себе, мужу и детям.
Валерий вместе с новым Сенатом, создал (при моём непосредственном участии, конечно) новую модель правления – нечто вроде конституционной монархии: император правил по-прежнему, но постепенно многие вопросы стали решаться в Сенате, зачастую даже без его участия. При этом сенаторы успешно вкладывали средства в развитие промышленности, богатели, давая возможность богатеть и народу, и все вместе обеспечивали жизнедеятельность Империи, не давая даже в зародыше появиться антигосударственной крамоле.
Будущий император Валерий Деций, взойдя на престол, продолжал бы оставаться первым сенатором и править совместно с коллегами. Он также благополучно женился, но детьми пока не обзавёлся.
Рем по-прежнему командовал когортой охраны «конструкторского бюро», впрочем, выросшей до легиона, в связи с расширением военного производства и перевода его на материк. Получил звание легата и обзавёлся когноменом Лускус, что значит – Одноглазый. Они с Флавией, которая подарила ему уже пятерых детей, и, по-моему, не собиралась на этом останавливаться, вполне были довольны жизнью.