Вообще, конечно, самому смешно, я-то и в свои немолодые годы до сих пор делал по пятнадцать подтягиваний за раз, за милу душу. Но ничего, посмотрим, к концу смены может буду летать на перекладине, как Чкалов в небе.
Занятый такими оптимистичными мыслями, я сделал второе повторение, а на третье не сразу понял, что произошло. Меня вдруг подняло вверх, где я за малым не стукнулся зубами о перекладину. Ох ты же, японский городовой! А за спиной послышался гогот Сени. Он подкрался сзади и решил «помочь», взяв меня под мышки и подняв на вытянутых руках.
— Ты че делаешь!
Я спрыгнул с перекладины, сделал мах, расслабляя мышцы. Руки потряхивало.
— А че ты как сосиска на веревочке болтаешься, — толстяк продолжал хихикать.
— Сам сначала попробуй! дружески поддел его я. — Давай-давай, ты же сюда тренироваться пришел.
Сеня не заставил себя просить дважды, подошел к перекладине и, чуть подпрыгнув, повис. Я знал, что ему придется куда тяжелее моего. Во-первых, толстяк ни сном ни духом о правильной технике. Во-вторых, у Сени имелись проблемы с лишним весом. Поэтому если я напоминал на перекладине болтающуюся сосиску, то Сеня больше смахивал на сардельку.
Толстяк мигом покраснел, заблестел бисеринками пота, а всего через несколько секунд спрыгнул с перекладины.
— Извини, — громко произнёс я, — я так тебя не подниму, как поднял меня ты. Придется учиться самому!
— Ниче се, это тяжело! — выдал изумленный Сеня. — Чуть руки не оторвало!
С такой-то жо… пардон, лишним весом. В общем, неудивительно.
— Раньше, значит, не пробовал?
— Не-а…
Сеня уже понял, что рановато надо мной посмеялся. Я кивнул, оглядел площадку, приметил железный теннисный стол.
— Идем-ка.
— Зачем?
— Покажу пару приемчиков.
— Ну пошли, — с сомнением протянул толстяк.
И главное, откуда столько недоверия? Наверное, вспомнил, как я, когда только очухался, зарядил ему в нос. Ну, прощенья просим, я тогда и не знал, что он «из нашей команды».
Мы подошли к столу. Я осмотрел его, попробовал, насколько надежно он стоит на ножках. Стол стоял, как влитой, самое то.
— Лезь под стол, — распорядился я.
— Э-э… — Сеня по привычке даже слегка попятился.
Ничего, я тебе больше не дам прятать голову в песок. Назвался груздем — иди, получай нагрузку.
— Лезь, кому говорю! Ты же хочешь научиться? — настаивал я.
Сеня помялся, но под стол полез. Выглянул, хлопая глазами.
— И че?
— Че че, давай ложись на спину. Вот так, выпрямись, руками возьмись за стол, ага.
Сеня нехотя выполнил мои распоряжения.
— Хорошо, только туловище держи ровно, не надо задницей провисать.
— Ты точно не прикалываешься?
— Да выше же жопу подними!
С горем пополам, с причитаниями и вздохами, Сеня таки сделал все правильно, как я просил. Я удовлетворенно кивнул.
— Смотри, как дальше, — я сел рядом с ним на корточки. — Набираешь воздух в легкие, и на выдохе притягивай грудь к столу. Только не одними руками, а вместе со спиной.
— Это как это, спиной? — толстяк всё ещё ждал подвоха.
Привык, что все его шпыняют. Но я уже вошёл в режим тренера — мне стало легко, будто больше можно не притворяться.
— Вот, лопатки у тебя, — я коснулся его спины в районе лопаток. — Представь, что ты сутулишься, и тебе надо выпрямить плечи. Ничего сложного, важно приловчиться.
— Мне так мамка все время говорит — Сеня, не сутулься, — фыркнул толстяк.
Мол, раз мама всё время про это тадычит, то точно фуфло. Ага, конечно.
— Правильно говорит мама, давай, поехали, хватит болтать!
Сеня сосредоточился, прочистил горло — для солидности, наверное — и сделал первое подтягивание. Тяжело, но сделал.
— Вот до сюда, подбородком дотягиваемся до стола, обратно делаем вдох, жопу не отклячивай!
Сеня сделал все так, как я сказал, но хватило его на один раз. Он разлегся под столом и зажмурился.
— Не могу больше, хоть убей. Где ты такого нахватался… Кто это придумал, так с людьми…
— Там, где нахватался, там больше нет, — я подмигнул ему и выпрямился. — Для первого раза пойдет, но в следующий раз можно и лучше. Вылазь давай, что разлегся, не на пляжу.
— Да спина болит! Пошевелиться не могу, — заныл толстяк, тело которого предсказуемо отвергло нагрузку.
— Поболит и перестанет.
Поглядев на Сенино кислое, где бледное, а где красное лицо, я смекнул, что на первой тренировке все же стоит ограничиться более приземленными упражнениями, как скручивания, приседания и отжимания. К чему мы и приступили. Если на перекладине мы смотрелись сосиской и сарделькой, то на отжиманиях, скорее, смахивали на ленивца и тюленя.
— И сколько раз надо?
Мы с Сеней приняли упор лежа, готовясь к отжиманиям. Про «сколько раз надо» вопрос был чисто риторический. Надо много, хотя бы три подхода по двадцать раз. Раньше мне такое количество было нужно исключительно в рамках разминки. Теперь же вопрос звучал скорее так — сколько мы протянем. А вот ответа на него у меня не было.
— Как пойдет, — шепнул я. — Давай, поехали. И р-раз!
Я, стиснув зубы, в локтях опустил туловище, почти коснувшись земли. Сеня остановился на половине. Оба выпрямились. Отжиматься было, конечно, проще, чем подтягиваться, поэтому мы, хоть и с трудом, сделали целых… три повторения. На четвертый у Сени задрожали руки, и он завалился на землю, лицом вниз, дыша как паровоз. Мне удалось чуточку побольше, я сдался только на шестом разе.
Потом были скручивания. Я сделал целых десять повторений, чувствуя, как печёт мышцы живота. Сеня уперся — и сделал семь.
Заканчивали мы приседаниями. Я предложил толстяку взяться друг другу за плечи и приседать одновременно. Так и сделали, на пятый раз Сеня взмолился:
— Может, хватит, Мих, ноги ведь отвалятся…
— Не хватит, — пропыхтел я, — еще… столько же.
На седьмое повторение друг уже почти не сгибал ноги, но я видел, что он старается изо всех сил.
Наконец, закончив немудреную тренировку, мы обессилено свалились на траву. Легли на спины и уставились в голубое небо. Мышцы приятно тянуло. Для первого раза все вышло довольно удачно. Я знал, что при должной регулярности и должном же питании плюс восстановлении (сон и отдых) у нас быстро получится улучшить собственные результаты. Главное — упереться, не сдаваться, а там все будет.
— Может, спорт — это не мое? — абсолютно несчастным голосом протянул Сеня. — Чувствую себя, как разбитая уличная ваза… такие бетонные, у школы стоят.
— Твое не твое, а завтра жду тебя на тренировке, как штык! — отрезал я.
Гулко выдохнул, поднимаясь, и протянул руку толстяку. Он нехотя поднялся, хотел, видно, еще полежать — кто из нас ленивец, а кто тюлень, можно ещё поспорить. Я и сам был не прочь, но нельзя. Надо было возвращаться, иначе начнут искать.
— Идем?
— Пошли… во, я, кстати, придумал, зацени. Стало-стало-стало, но ушло, — выдал Сеня.
Я сделал вид, что мне забавны его стихотворные пробы.
— Пошли уже. Дракона только своего не забудь.
Мне показалось, что, не напомни я о ящерице, Сеня благополучно оставил бы добычу на спортплощадке.
— Точно… — толстяк поплелся за коробкой.
Поднял крышку, заглянул.
— Че-то он не хочет есть «солдатиков», — озадаченно протянул он. — Может, невкусные?
Посмотрел бы я на самого Сеню, если б его запихнули в ящик из-под обуви. Ящерица испытывала шок, и без должного ухода такая пленница не проживала больше недели. После того, как Сеня наиграется с новым питомцем и перед всеми похвастается, надо будет предложить ему идею, подкупающую своей новизной. Например, выпустить рептилию восвояси.
Сеня, который, оказывается, приехал на велике, аккуратно закрепил коробку с Драконом на багажнике и, звякнув звонком, укатил.
Мне надо заглянуть к Леве и посмотреть, как он справился.
А Лева справился, надо отдать ему должное. Когда я вернулся, он почти закончил. Мокрым пухом оказалось буквально забито ведро. И даже окна на здании были вымыты.
— Привет трудовой молодежи! — подошел я. — Даешь пятилетку за четыре года и двенадцать месяцев?
— Очень смешно, обхохочешься, — недовольно фыркнул Лев. — На! Сам заканчивай!
Я отнекиваться не стал. Подметать или мыть было больше нечего, а выбросить пух в мусорку, так и быть, помогу.
Я взял ведро и потащил его по дорожке, мусорка у нас располагалась неподалеку от главного корпуса, буквально в ста метрах от места, где Лев убирал пух. Там-то мы и встретились с Тамарой, выскочившей из-за угла. Она резко остановилась, держа в руках два стакана с молоком, накрытые овсяным печеньем.
— Вот они где, а я вам решила организовать перекус. Кто хорошо работает, тот хорошо куша…
Она запнулась и посмотрела сначала на меня, тащившего тяжелое ведро одной рукой, а во второй — метлу и совок. Потом на Льва, ничем не обременённого. Дружелюбная улыбка тут же пропала с её лица.
— Я не поняла, Лева ты опять Мишу заставил убираться, а сам тунеядничал⁈ — старшая пионервожатая строго сдвинула брови.
Кстати, одета она была снова в бесформенный и мешковатый спортивный костюм вместо так идущего ей платья.
— Тамара Ипполитовна, да нет же, это я все убрал, а этот… — попытался оправдаться Лев, но Тома его перебила.
— Не этот, а у него имя есть. Миша у нас такой же пионер, как и ты, и другие ребята, — старшая пионервожатая прочитала нотацию Льву. — А я-то думала, ты такой умничка, взялся за ум, все вместе убрали, но ты, оказывается, еще тот лоботряс.
— Тамара Ипполитовна, вы не так поняли…
— Все я так поняла! Никакого тебе молока и печенья, отдам обе порции Мише.
Она развернулась ко мне, протянула стаканы с молоком. Я не дурак, отказываться не стал. Тома взъерошила мне волосы, влажные после тренировки.
— Устал, аж вспотел весь. Не то что этот лоботряс!
— Мне молока… — протянул Лева.
— У нас кто не работает, тот не ест!
Тома развернулась и зашагала прочь, бросив напоследок, что Лева может, конечно, попросить меня поделиться.